Будь реалистом — требуй невозможного!

Будь реалистом — требуй невозможного!

Продолжая цикл своих бесед с современными российскими литераторами, Захар Прилепин беседует с известным критиком Капитолиной Кокшеневой о будущем русской литературы и путях его развития.

Захар: Русская литература начала XXI века, что с ней происходит: расцвет, упадок, стагнация. Удивительное дело: мнения раздаются самые разные. Твоё мнение каково?

Капитолина: Опуская человека в адовы глубины, низвергая в бездны, современная литература занимается уничтожением человека. И делает это с размахом и смаком. Борьба с человеком в современной литературе идет давно и упорно. Человека настойчиво превращают в нуль, в ничто. Если посмотреть на историю новейшей литературы в целом (начиная с 80-х годов XX века), то это будет история измен и страхов. Сначала изобличали «совка» (подлейшее слово), потом боялись величия «империи зла», дальше заселяли литературное поле уродами, говноедами, гнусняками, слизняками, извращенцами и прочими гадами. Но все это мне мало интересно.

Меня интересует судьба той литературы, и тех писателей, которые не хотят и не могут поставить себя в независимое положение от национальных интересов, от русского человека (что очень часто делала и делает так называемая «элита», интимная сторона жизни которой состояла в последние годы преимущественно в том, что она занимала позиции элегантного и последовательного — этакого «брехтовского» — отстранения от «местных» традиций и интересов). А поскольку настоящие писатели есть, и талант их в силе и зрелости, и перо их способно одолеть темы самые трудные, твердые породы жизни — то нет никаких оснований плакать о судьбе русской литературы. Судьба эта замечательна. Вера Галактионова, Олег Павлов, Петр Краснов, Михаил Тарковский, Борис Агеев, Анатолий Байбородин, Александр Потемкин, Анна и Константин Смородины, Виктор Николаев, Лидия Сычева, Сергей Шаргунов — таланты разнообразные, яркие. Да, сегодня нет единого культурного языка, нет общего поля ценностей. Да, сегодня истина воюет с красотой, красота враждует с добром, а добро отбивается от атак правды. Идет серьезная война — война ценностей. И в ней принимают активное участие все, в том числе и тот, кто заявляет, что он «просто делает литературу». Тем не менее, я думаю, что ты согласишься со мной (поскольку и тебя я включаю в круг названных и званых), — согласишься, что все названные писатели пребывают между собой в некотором родстве. Все вы готовы защищать человека, спорить о ценностях. Все вы никогда не отказывались от этического в дискурсе современной культуры. Все вы не испугались бремени исторической ответственности и связанной с ней жертвенностью. И каким бы сильным не был террор нынешней среды, с ее культурным ширпотребом и глянцевым имморализмом — культурная доминанта времени, сердце времени стучит все же в вашей, настоящей русской литературе.

Захар: Ты назвала очень разных по стилю писателей. Скажем, Байбородин — слово крестьянское, резное, а Шаргунов — слово активное, резкое, городское… Каким должен быть писатель нового времени? С какой эстетикой ты связываешь будущее литературы?

Капитолина: Я связываю будущие победы русских писателей не столько с эстетикой, сколько с мировоззрением и новой идеологией, в том числе и культурной. О том, что рухнул Просветительский проект, мы знаем, мы это видим и чувствуем, но нам в это трудно поверить. А между тем — это так. И нужно обладать определенным мужеством, особенно гуманитарию-писателю, чтобы с этим жить, и чтобы это знать. Политолог Андрей Фурсов считает, что рухнул уже и Библейский проект как общественная доминанта. На уровне личности, конечно, это не обязательно так. У нас в России, напротив, именно в последние годы многие только и добрели до Христа. Но вот рассчитывать, что так, без трудной работы, христианство вдруг станет доминантой культуры — рассчитывать на это пока рано, если конечно ты не хочешь тешить себя приятными иллюзиями. Так вот, на наших глазах свершилась революция технологий и коммуникаций, психореволюция, связанная с новыми методами управления человеком и обществом. Кто отступил, и что отступило под этим натиском? Отступила, была вытеснена область идеального, метафизического. Сразу оговорюсь, что елизаровская «метафизика спальных районов», или «метафизика конспирологии» Александра Проханова — это все как раз прямые, вопиющие доказательства отступления подлинной метафизики (добавьте сюда еще «метафизику еды»). Это ее современные эрзацы, ее двойники. Без положительного понятия духа невозможна никакая подлинная русская культура, подлинная метафизика. Будущее за теми, кто способен «к зловещему интеллектуальному превосходству» (цит. по А.Фурсову). Под «зловещим» я понимаю, конечно же, активность, наступательность. Будущее за теми, кто даст мощный идеальный базовый проект. А потому задача писателей — правильно видеть реальность, показать то, что эту реальность скрывает (речь идет не только о виртуальном мире, но и о понимании угроз для человека, существующих в обществе и маскирующихся под духовную и подлинную реальность). Вот в этом процессе новой идеализации (и новой идеологизации), без которых никогда не жило человечество, а тем более, русский человек, может, и должен участвовать писатель. А эстетика — пусть будет разной, но не грязной. Поэтому, повторю: «Будь реалистом — требуй невозможного!». И… начни с себя.

Захар: Вот смотри, как не крути, уже сложилась литература (хотя это не литература) нового типа — иногда её называют «офисной», хотя это очень условное название; можно назвать «либеральной» — но это не менее условно. Однако ощущение, что сложился некий новый класс, который желает дать свою литературу — оно есть.

Можно ли в таком случае говорить о том, что возрождается классовая литература? Только у нас «атакующий класс» несколько другой теперь.

Капитолина: Еще десять лет назад я бы не сказала с полной уверенностью, что у нас вновь появилась классовая культура. Ясно, что никто еще не научился об этом говорить новыми словами — ну не будешь же брать на вооружение картавых большевиков! Но… есть современное буржуазное кино? Есть. А вот русского политического кино, естественно, нет. Создано культурное гетто для низших и бедных слоев общества? Создано. Господствует у нас эстетика под надзором менеджеров? Господствует. Проект Сергей Минаев, например — яркое и художественно бездарное выражение менеджерской литературы. Существует у нас корпоративная («элитного» и среднего класса) культура?. Существует. Эту культуру точно и язвительно назвал Александр Потемкин словом «шикерия» в романе «Изгой». Смотрите глянец и размышляйте над «идеологией шикерии-гламура», если у вас много времени. Или почитайте журнал «Русский пионер», где был «в гостях» Владислав Сурков, и решите для себя, какая это культура, если государственный служащий модно «очарован магией чисел 69 и 96», если он сделал (ужасно жеманно!) открытие о том, что романы — «это такие большие тяжелые книги, в которых очень много букв и слов, кто не знает», и вполне с постмодернистской усмешкой заключил, что ему «всегда были интересны приключения не людей, а слов в книге». Действительно, да кто такие эти люди, чтобы ими интересоваться! Подумаешь, какие-то Карамазовы… Впрочем, первый заместитель главы администрации президента РФ Владислав Сурков, еще раньше говорил: «Если 80-е были временем интеллигенции, 90-е десятилетием олигархов, то нулевые можно считать эпохой среднего класса…. Их деятельный патриотизм, политические, эстетические и ценностные предпочтения именно этих людей формируют современную культуру России, наш образ жизни, нашу демократию». Впрочем, неясно, что, собственно, позволяет записать в один класс «сельских специалистов», «государственных служащих», «офисных работников»? И чем таким особенным отличается их патриотизм? Но культура среднего класса — это культура гламура. И черт бы с ним, с гламуром, если бы он сегодня нагло и экспансивно не поглащал буквально все: и другие формы мысли, но и даже прошлое, казалось бы, антигламурное (Че Гевара стал брендом). А название «Русский пионер» — это как? Это тоже гламур. И тут мы видим его (гламура) авторитарность, его жадное стремление полностью контролировать основное поле культурной активности. А потому уже пора создавать антимонопольный культурный комитет.

В общем, я должна констатировать, что в культуре уже идет серьезная социально-этическая борьба. Мы только что ее наблюдали. Можно ее, конечно, не замечать. Но «выключить кнопку» не удастся.

Захар: По поводу антимонопольного культурного комитета солидарен полностью. Другой вопрос, что российская власть и приближенные к власти элитарии, отлично умеют мимикрировать — они одновременно могут быть «западниками» и «славянофилами», «либералами» и «консерваторами», при том, что, по моему мнению, никакого серьёзного смысла в эти понятия они не вкладывают.

Капитолина: Да, несколько лет назад стало ясно, что «раздавить гадину» патриотизма не удалось, а вот найти внутри человека заветные струны, которые бы еще в нем звучали — стало просто необходимо. Для всех — это патриотизм. Для интеллектуалов — это «консерватизм». Но не очень-то хочется, чтобы наша нынешняя «демократия» слишком много болтала о русском характере, русском патриотизме и т. д. — чтобы все это превратили в лозунги. Пусть говорят об этом наши национальные писатели и мыслители, а не кто-то из полит-шоу болтает от их имени. И самое горькое горе наше будет тогда, когда народ будет спасен и переживая кризис за кризисом все же выживет, но русский дух исчезнет из народа. В общем, нужно слышать дыхание и ритмы времени. И слышать их лучше всего могут писатели и мыслящие русские интеллигенты. Обновление литературы и жизни — вот, мне кажется, задача.

Захар: Да, осталось только понять, как это обновление будет происходить. Я это безо всякой иронии говорю. Какие задачи сейчас стоят перед обществом? Что лично тебя волнует и возмущает более всего?

Капитолина: Дефицит личностности — вот что волнует меня. Скажи, зачем приглашать критика на передачи о литературе и запрещать называть имена писателей? Любой треп вообще, с любой степенью игры и позерства — это, пожалуйста. Но вот серьезного, не игрового отношения они не выносят. И не только о ведущих ток-шоу речь (они просто на удивление стандартны), но лживая этика распространена и в среде писателей. Почти нет у нас творческих площадок в СМИ, где о культуре, литературе, человеке можно было бы говорить без гримас, без ужимок и прыжков; где не выглядел бы «странным» тот, кто горяч и полнокровен в мысли; где не смотрели бы как на «некорректную» личную эмоциональность. Теплохладная серость, умственная безответственность и безличностность (ужасная боязнь оценок!) растекается по нашим якобы творческим передачам, статьям, книгам. Я этого не выношу, потому что я точно знаю: «Времени нужны не те, кто ему, времени, поддакивает, а совсем иные собеседники».

С дефицитом личностности связан и дефицит культурной идентичности. Потому и вызывает уважение и восхищение, что несмотря ни на что у нас все еще существует культурное сознание высшего уровня — национальное.

Захар: Я с тобой согласен, что национальное сознание есть, и оно ещё уловимо. Мало того, я не совсем понимаю, как оно пережило, как минимум, последнюю четверть века. Самосознании нации, что уж тут не сказать банальность, могло бы рассыпаться от такой агрессивной обработки.

Я собственно вновь возвращаю разговор к литературным делам.

Ты работаешь в «толстом» журнале «Москва», у тебя отменный стаж работы. Рискнёшь ли ты вслух говорить о коллегах — в том числе и отстаивающих несколько иные идеалы? Что думаешь по поводу «Октября», «Знамени»? «Нового мира»? Как ты оцениваешь будущее «толстых» журналов?

Капитолина: Судьба всех «толстых» литературных журналов одинакова и зависит исключительно от того, найдется ли спонсор, обладающий некоммерческим воодушевлением. «Толстые» журналы — наше культурное достояние, превратившиеся de fakto в своеобразную культурную роскошь, культурный заповедник. De ure некоторые журналы приватизированы, т. е. по сути, все имеют одного или несколько хозяев. На мой взгляд, — это достаточно некрасиво, ничуть не менее безобразно, чем приватизация иной общенародной собственности.

Я не хочу сказать, что «толстые» журналы совсем не актуальны, напротив, именно они и представляют собой интеллектуальные площадки (с той или иной степенью высоты интеллектуальной планки), где возможен серьезный разговор о литературе и обществе. У каждого журнала есть свой читатель. Но только узок, очень узок этот круг, а значит и влияние. «Наш современник» всегда был ориентирован на тех, кто свою лучшую жизнь прожил в советской эпохе. А эти люди привыкли читать — потому не случайно и тиражи в «Нашем современнике» всегда были больше, чем у других. Журнал «Октябрь» для меня всегда был темным и невнятным. Я там читала только Олега Павлова, когда он давал в нем свою прозу. Журнал «Знамя» — естественно, был оппонентом. Здесь я читала критику. На прозу, помещенную в «Знамени», я тоже писала свою критику (Буйду, А.Дмитриева и др.). «Новый мир» занимает свою нишу, хотя никакой дерзости от него давно никто не ждет. «Толстые» журналы более-менее остаются верными своим «направлениям». И это нормально.

Существует ли необходимость у нас, работающих в разных журналах, быть понятыми друг другом? Уже нет. В той дискуссии, что велась между «толстяками» в начале «перестройки», никто больше не нуждается: вроде бы как установился некий «общественный договор» о своих культурных территориях. А за давностью времени часть границ заросли молодой порослью (появились авторы, которые печатаются сразу в нескольких «толстяках»).

Захар: И я помню, кто был первым. Роман Сенчин. Потом уже — Тарковский и Шаргунов…

Но сегодня даже самым широким спектром авторов читателей не удивить. Что делать?

Капитолина: Если «толстые» журналы хотят жить, им необходимо, прежде всего, активно осваивать новые формы своего присутствия в медийном пространстве — создавать электронные версии журналов и сопутствующие им проекты. Перспектива, на мой взгляд, такая: обширная и интересная электронная версия (в том числе главные статьи как бы докладываются автором в формате визуальной лекции), да и вообще можно много чего придумать весьма разнообразного по форме, а вот печатных журналов я бы издавала сто штук номерных, но роскошных и адресовала главным библиотекам страны, а также ценителям и собирателям книги.

Захар: Скоро начнёт работу Гражданский литературный форум, который ты возглавляешь. У него огромные планы, множество проектов по работе с университетами и библиотеками, и, главное, к форуму будут иметь отношение множество разных, но очень симпатичных мне людей — от Владимира Личутина и Юрия Мамлеева до Михаила Тарковского и Сергея Шаргунова, а также десятки литераторов с самых разных концов страны.

Ты можешь обосновать значение Гражданского литературного форума не с точки зрения практической, просветительской и социальной (оно очевидно!), а с точки зрения, скажем… философской?

Капитолина: Существует такое определение народа: «Народ — это союз людей, способных ясно и глубоко понимать друг друга». Вот я и думаю, что мы и есть этот самый творческий русский народ, желающий понимать себя и друг друга. Вообще жизнь — это накопление любви.