ГЛАВА 2 Логика невозможного
ГЛАВА 2
Логика невозможного
«…Победы достигает тот, кто более внутренне свободен, кто более безумен, более хаотичен».
Антон Силантьев, «Пути победы»
«Гнев орка» обрисовал страшную силу Вечного рейха. Силу всеохватную, невероятно богатую и оснащенную самыми передовыми технологиями. До этого самым серьезным противником, с которым доводилось сталкиваться русскому народу, почитался Гитлер. Но старик Алоизьевич не идет ни в какое сравнение с хозяевами Соединенных Штатов. На их фоне он слаб и беден.
Однако у нас, друзья, все же есть возможность победить Вечный рейх, невзирая на его громадное превосходство. Путь тут один – чудесная стратегия. Она же – стратегия неаналитических операций, или «молниеносной войны».
Чудесная стратегия становится единственно возможной в схватке слабого с сильным. Стратегия непредсказуемости, самых невероятных решений. Стратегия, которая требует от людей безграничной, фанатичной веры в победу и особых состояний сознания.
В наши дни стало особенно ясно, что главная цель войны – отнюдь не в том, чтобы перебить как можно больше бойцов и машин противника, не в том, чтобы занять его земли и города. Нет, главное – поразить психику врага, захватить его сознание. А сделав это, провести войну, как самурай ведет поединок на мечах – сразив врага первым же выпадом, не втягиваясь в изнурительную схватку. Победить, как говорили в 1930-е, малой кровью, первым ударом.
В будущей войне чудесная стратегия и новые люди и станут формулой победы.
* * *
Мы, читатель, должны сказать вам, что самый яркий пример чудесной стратегии в недавнем прошлом показали, увы, не русские, а немцы. Именно поэтому мы будем очень часто обращаться к их опыту. Нет, не потому, что млеем от образа Гитлера. Враг он наш, изверг. Но обстоятельства новейшей истории поставили русских в положение, которое сегодня очень напоминает немецкую – крайний недостаток во всем. Нам теперь уже даже и людей не хватает.
Так что изучать врага надо для того, чтобы самим, не дай Бог, ненароком не превратиться в исчадий ада, не впасть в отчаяние и слепой реванш.
Да и не зазорно иной раз поучиться у своих врагов.
* * *
Вы, читатель, никогда не задумывались над тем, почему история гитлеровской Германии обладает такой притягательной силой? Вторая мировая война уходит все дальше в прошлое, а книг по ее истории плодится видимо-невидимо. Люди жадно покупают воспоминания немецких полководцев, труды по стратегии той войны, энциклопедии Третьего рейха и альбомы боевой техники. Миллионы читателей листают альбомы с яркими картинками, посвященными военной форме и оружию немцев, изучают структуру и организацию их войск, вчитываются в идеологические и пропагандистские труды тех лет. В самом деле, почему?
Потому что многих чарует совершенное немцами чудо. Страшное, нечеловеческое, но – чудо. Словно в те годы наружу вырвалась какая-то загадочная цивилизация, потрясшая мир. Цивилизация, которая едва не покорила его, по здравом размышлении не имея на то ни малейшего шанса.
История Второй мировой войны, читатель, – это кошмар для любого аналитика, неразрешимая загадка для материалиста. Германию сделали страной-камикадзе – против русского великана. Шансы ее на победу были ничтожно малы. Уходит угар антигитлеровской пропаганды, и теперь мы знаем, что не было никаких гор оружия и колоссальной военной машины, подготовленной Гитлером к началу войны. Те картинки Германии, которые нам упорно показывали и показывают, образы Германии с танками «Тигр» и ракетами «Фау», со сверхвоенизированной экономикой и тотальной мобилизацией – это картины рейха 1943-1945 годов, далеких от Германии 1939-1942 годов, как небо от земли. 1939-1942 годы – это история покорения половины мира людьми на моторизованных жестянках. Людьми, у которых вечно не хватало ни солдат, ни горючего, ни боеприпасов. Особенно красноречиво повествует об этом книга «Самоубийство» г-на Суворова-Резуна. Немцы действительно шли на войну не с пистолетами-пулеметами, а с винтовками, у них не хватало автотранспорта, им приходилось чуть ли не кустарным образом делать самоходную артиллерию, у них постоянно не хватало снарядов и т.д.
В начале 1941-го (и об этом Резун со смаком пишет в книге «Тень победы») положение рейха было практически безнадежным. Любой аналитик в той обстановке сказал бы, что Гитлер обречен на полный крах в течение самое большее одного года. Германия полностью зависит от поставок железной руды, марганца и леса из Скандинавии, которые идут по Балтийскому морю. Перерезать эту артерию легче легкого – только у Сталина на Балтике флот обладает полным превосходством над куцыми ВМС Германии, а подводных лодок у Краснознаменного Балтфлота больше, чем у всего рейха, это не считая самолетов морской авиации. Рейх, которому нужно как минимум 20 миллионов тонн нефти в год, едва-едва, с промыслами Венгрии, Румынии и своими заводами по выделке синтетического горючего из угля наскребал 10 миллионов тонн. Немцев постоянно терзал топливно-энергетический голод. И что же? Они воюют шесть лет! И еще как воюют! Хотя советские аналитики летом сорок первого считали, что гитлеровцев к зиме постигнет топливная катастрофа, немцы продолжали биться и через год, и через два, и через три!
Нам говорили, будто на службе рейха стояла промышленность всех захваченных немцами стран. Это тоже во многом миф. Оккупированная Европа не очень-то трудилась на немцев. Чешская промышленность действительно работала на Гитлера. Австрийская тоже, но она была в то время довольно слабой. Италия Муссолини едва сама себя обеспечивала. Греция, Югославия, Польша, Норвегия с Данией? Ну, только продовольствием могли помочь. А вот что делала, например, Франция, самое большое и самое индустриально развитое государство Европы из всех, захваченных германцами? Почитайте воспоминания немецких подводников, которые базировались на Атлантическом побережье Франции, и мемуары гитлеровского министра вооружений Альберта Шпеера. Захваченная страшным Гитлером Франция материально жила лучше Германии, в ее магазинах было намного больше товаров, а французская промышленность не надрывалась, выполняя военные заказы оккупантов. Только в конце 1943 года Шпеер начал переговоры с французским правительством Виши о сотрудничестве. Немцы не смогли воспользоваться ни французским военным флотом, ни французскими колониями. При этом война с партизанами на Балканах поглощала громадные ресурсы рейха, отвлекала на себя внушительную армию. И ни одна из захваченных Гитлером стран не дала ему главного – нефти.
Полно лгать! Немцы собрались с силами и осуществили девиз «Все – для фронта!» только после разгромов под Москвой в зиму 1941-1942 и под Сталинградом в холода 1942-1943 годов. До этого они сокращали производство оружия и все время боялись перенапрячь свой народ, подвергнуть его лишениям. Уже известно, что мобилизация гитлеровской экономики никогда не достигала уровня 1915-1916 годов, что в сороковых их промышленность давала меньше боеприпасов, чем в Первую мировую, а паровозов у Гитлера имелось меньше, чем у кайзера в 1914-1918 годах. Немцы вступили во Вторую мировую с до смешного крохотным военным флотом, с небольшими танковыми и авиационными силами. У них в 1939-м всего-то и было, что 711 истребителей! В отличие от англичан и русских Гитлер смертельно боялся, что немцы в тылу будут страдать от войны, и потому до последнего не решался гнать женщин на военные заводы, запрещать домашнюю прислугу и даже снижать выпуск гражданских товаров ради наращивания военного производства. И это при невероятном дефиците сырья в рейхе, при острой нехватке индустриальных кадров!
Во время «грандиозной» воздушной битвы за Англию в 1940-м немцы сокращали выпуск боевых самолетов на своих заводах, а на нас, русских, в 1941-м они напали, в разы уступая нам по числу бойцов, бронетехники и авиации. И что материально-экономически они проиграли войну русским тогда, когда Япония не поддержала Гитлера с Востока и когда Сталин летом сорок первого начал переброску военной промышленности за Урал, делая ее недосягаемой для налетов весьма и весьма «недальнобойных» немецких бомбардировщиков.
Отдадим должное гитлеровцам: со своими скромными силами и возможностями они смогли наносить поражения многократно превосходящим силам своих противников. Они почти сломали нас психологически в 1941-м, они дрались с невероятной храбростью и ратным искусством, совершая невозможное, восполняя недостаток сил и денег высочайшим военным мастерством. И один действительно обращал в бегство десятерых. Немцы даже чуть не одержали победу. Их фронт всегда был натянут, словно кожа барабана, им всегда приходилось перебрасывать дивизии с одного наступления на другое, используя людей и технику за гранью их возможностей. Они практически всегда дрались, уступая противнику в числе. Да, мы били их под Сталинградом и Курском, в Белоруссии и Польше, мы взяли Берлин. Но во всех этих битвах русские превосходили немцев числом, и это, как говорится, – медицинский факт.
Дьяволы Гитлера поражают воображение даже тогда, когда проигрывают сражения.
Возьмем битву на Курской дуге в июле-августе 1943 года. В этом сражении немцы первыми яростно набросились на нас и целую неделю наносили тяжелейшие удары. Но разум отказывается в это поверить! Ведь по всем аналитическим расчетам у фрицев не было на это ни малейшего шанса. Достаточно сравнить силы сторон перед началом сражения. Итак, у немцев– 900 тысяч солдат. У нас – 1,3 миллиона бойцов на Центральном и Воронежском фронтах. У гитлеровцев – 2700 танков, у нас 19 300, да плюс еще 3300 самоходных орудий. У них – 2000 самолетов, у русских 2650. У гитлеровцев есть 10 тысяч пушек и минометов, у нас 13 370 «стволов». Но этого мало: оба противостоящих немцам фронта подпирает Степной фронт: еще 580 тысяч штыков, 9 тысяч орудий и минометов, 400 самолетов и 1600 единиц бронетехники! (Эти цифры мы берем из советской официальной статистики 1974 года.)
То бишь немцы просто не могли наступать на нас под Курском! По всем аналитическим законам, наступающий теряет втрое больше, чем обороняющийся. Но они пошли на нас, на тех, кто превосходил их по силам во много раз! Более того, немцы шли на неимоверно укрепленный, тройной пояс советской обороны – с окопами, дзотами, противотанковыми рвами и минными полями. И они, разрази нас гром, смогли пробить все эти рубежи, поставив наши войска в сложнейшее положение! Они брали нас в плен, как и в сорок первом! Триста немецких танков и САУ, столкнувшись у Прохоровки с семьюстами русскими танками, уничтожили у нас почти пятьсот машин! И в итоге Курского сражения, потерпев поражение, немцы потеряли почти вдвое меньше нашего и отступили в полном порядке…
Но, черт возьми, почему?!
* * *
Германия вступила во Вторую мировую и внутренне нестабильной, и далеко не монолитной! Рейх в этом смысле разительно отличается от СССР 1941 года, в котором никто не смел идти против воли Сталина, а тем более – строить против него заговоры. А вот Гитлер в 1938 году свою армию не контролирует. Глава военной разведки адмирал Канарис играет против фюрера, генералы – тоже.
В 1938– м Гитлер готовится поглотить Чехословакию. Немецкие военные в ужасе: французская армия превосходит немецкую вдвое, западные границы страны не укреплены. Французы и англичане могут с легкостью смять рейх, и глава Генштаба генерал Бек уверен: так оно и случится! Генералы и Канарис готовят арест Гитлера, к ним присоединяется командующий Берлинским округом фон Вицлебен. Генерал Геппнер обещает ввести свою 3-ю танковую дивизию в Берлин для свержения Адольфа.
Но внезапно Британия уступает нацистам! Чехословакия падает к ногам фюрера, и генерал фон Клейст изрекает: «Может быть, Гитлер и свинья, но этой свинье здорово везет». Заговор военных тотчас расстроился.
Но уже в августе 1939 года немецкие генералы вновь ждут поддержки Лондона, чтобы арестовать Гитлера. И снова этой поддержки нет!
В начале 1940 года, после захвата Польши, начальник Генштаба Гальдер хватается за голову: Германия вступила в войну, но к ней совершенно не готова! Главный экономист вермахта генерал Томас доказывает это с цифрами в руках. Гальдер и Канарис прощупывают почву: а нельзя ли устроить государственный переворот и заключить мир с французами и англичанами? Но главнокомандующий сухопутными войсками фон Браухич охлаждает пыл заговорщиков: переворот не поддержат ни солдатская масса, ни молодые офицеры. Они, мол, фюрера боготворят. Он на их глазах совершил чудо, всего за какой-то год присоединив к рейху Австрию, Чехию и Польшу ценой мизерных (по меркам того времени) потерь. Теперь войска готовы идти за Гитлером в огонь и в воду.
И снова антигитлеровский заговор немецких генералов умирает еще в колыбели. Невероятные победы Гитлера в Норвегии и Франции 1940 года окончательно превратили его в идола для молодых немцев, и эта вера в фюрера оказалась крайне прочной даже в июле 1944 года, когда Германия потеряла всякую надежду на победу. Тогда Канарис и генералы попытались убить диктатора, но армия не поддержала попытку переворота.
Господи, да ведь при таких устремлениях генералитета гитлеровская Германия должна была рухнуть на втором году войны. А она дралась до мая 1945-го!
* * *
В чем же секрет поразительных немецких успехов, почему они одерживали такие победы, не обладая ни фантастическими богатствами американцев, ни бездонными людскими и сырьевыми ресурсами, как русские?
«Подчеркнем, что если естественной возможностью победить для Запада были ресурсы, а для СССР – живая сила, то Германия могла строить стратегию только и исключительно на Искусстве войны в широком смысле этого слова – на информационной магии», – пишет современный (и самый крупный в России) исследователь феномена «молниеносной войны» Сергей Переслегин. Искусство, стратегия и риск – вот, по его мнению, источник немецких побед. На то же самое приходилось рассчитывать и Японии.
Особенно ярко разница в ведении войны видна при сравнении Германии и СССР. Сталин – это верх чистой аналитики, холодного рассудка, беспощадного рацио. Везде, где только можно, он страховался от случайностей. Он всегда копил силы, чтобы бросить на одну вражескую армию три своих, чтобы противопоставить одному танку или пушке противника несколько советских. А Гитлер – это полная противоположность Сталину. Гитлер вступал в бой, хотя все материальные расчеты говорили: это – верная погибель. Гитлер нарушал все каноны аналитического искусства и… добивался успеха. Именно поэтому Германия, которая, по всем расчетам, должна была рухнуть через два года серьезной войны, на самом деле дралась почти шесть лет. Если характеризовать огромную, невообразимую разницу между Сталиным и Гитлером кратко, то Иосиф Виссарионович – это менеджер высочайшего класса, волевой, упорядоченный рационалист. А Гитлер – это одержимый художник, фантазер и визионер, хаотичный по своей сути. Он – предтеча рок-звезд 1960-1970-х годов.
В ту войну русские на три головы превзошли немцев в государственном управлении и в деле мобилизации сил. Русские не дробили свой государственный аппарат, как немцы, не тратили силы на множество параллельных проектов, как Гитлер. Если мы разрабатывали ракету, то поручали это дело одной организации и стягивали в нее лучшие силы и средства, а не начинали одни и те же работы на нескольких фирмах сразу. Мы действительно производили из одного миллиона тонн стали больше оружия и боеприпасов, чем немцы.
Но на поле боя они выглядели лучше нас. Если Сталин стремился идти по пути абсолютной аналитичности, то фюрер ставил на чудо. Его перенапряженные фронты всегда напоминали тришкин кафтан, им вечно не хватало ни людей, ни танков, ни горючего, но при этом немцы организованно дрались и добивались потрясающих успехов. Делая меньше оружия и боеприпасов по сравнению с русскими и американцами, они ухитрялись использовать их намного эффективнее нашего и с ограниченными ресурсами добиваться потрясающих успехов. Там, где русские рассчитывали на то, что будут бросать в огонь боев новые тысячи танков и «живые волны» людских резервов, немцы ставили на высочайшее искусство, на торжество качества над количеством.
Да, немцы уступали нам в четкости командования на высшем уровне. Да, они устроили путаницу в высших штабах, не смогли на самом «верху» организовать взаимодействие ВВС, флота и сухопутных войск, их государственный и партийный аппараты мешали друг другу и государство у них практически распалось, превратившись в несколько «мафий», которые грызлись между собой и держались вместе лишь на личной преданности одному человеку – фюреру. Однако нам даже страшно представить себе вариант, при котором немцам удалось бы вдруг преодолеть эти недостатки.
Немецкое умение сражаться при крайней нехватке всего и вся должно пригодиться нам сегодня, когда нынешней России тоже не хватает ни людей, ни денег, ни промышленных мощностей. Однако речь об этом еще впереди, читатель.
Сейчас же мы скажем и о другом: боевое искусство гитлеровцев выступало лишь половиной дела. Была еще и вторая половина их секрета – чудесная, почти магическая стратегия.
* * *
И немцы, и японцы одерживали свои победы лишь тогда, когда действовали вопреки всем устоявшимся канонам, опрокидывая все шаблоны и уставы, ставя врага в тупик, сбивая его с толку. Когда побеждали немцы? Когда ломали своего врага психологически еще до начала боев. А потом…
«Маги» одерживали ошеломительные, громкие победы – и тогда слава этих побед сама по себе превращалась в оружие невероятной силы. Она вызывала невиданный подъем среди немецкого и японского воинства, а как известно, армии на моральном подъеме творят чудеса. Слава катилась впереди наступающих японских и немецких ратей, сокрушая волю их врагов еще до столкновения на поле боя. В воображении противников немцы на танках с тонкой, в общем-то, броней, узкими гусеницами и с малокалиберными пушками превращались в какое-то несокрушимое и непобедимое чудовище, перед которым нужно только капитулировать. Они творили чудеса даже с помощью пехотных дивизий, в которых пушки образца Первой мировой войны тащили не автомобили, а конные упряжки. Немецкий солдат и воевал-то в основном не с пистолетом-пулеметом, как во многочисленных фильмах, а с обычной винтовкой. Но даже в глазах насквозь милитаризованного СССР Германия превратилась в вооруженного до зубов монстра, хотя на самом деле у немцев всего было в обрез. И точно такой же образ рождали японцы на своих примитивных, деревянных самолетах, лишенных и брони, и радио.
А чтобы вы поняли это лучше, нам стоит прислушаться к создателю термина «чудесная стратегия», знаменитому Кашалоту – Сергею Борисовичу Переслегину. Физику, социологу, литературному критику и одному из самых нетривиальных специалистов по стратегии. Именно он одним из первых у нас смог доказать глубокую взаимосвязь психологии, оружия и стратегии. В 1998 году он написал статью «Стратегия чуда: введение в теорию неаналитических операций».
* * *
В XX веке военное искусство стало военной наукой, зеркальным отражением индустриальной эпохи. Управление войсками сроднилось с производством в крупной централизованной корпорации, будто классическая «Стандард ойл» или советское министерство. Все стало решать бюрократическое управление, которое превращает армию в громадную, безликую машину, а людей – в ее винтики. Бюрократические штабы вели планирование перемещений огромных масс живой силы и техники, занимались снабжением их самыми разнообразными ресурсами. Смысл войны свелся к тому, чтобы правильно сманеврировать дивизиями и в ключевых пунктах уничтожить противника, обеспечив там превосходство в силах и средствах. Так, чтобы на одну дивизию врага приходилось три твоих. Так, чтобы бой был совершенно предсказуем: ведь три дивизии сильнее одной, и все решает количественное превосходство при примерно равном техническом уровне вооружения.
Из военного дела всячески изгонялась случайность. Нет, ее, конечно, приходилось учитывать, и военные XX века скрепя сердце допускали этот выбивающийся из механической слаженности элемент. Но все же они старались уничтожить и его. Военно-штабная наука полностью подчиняла реальность плану: все должно быть расписано по часам и минутам. Первая колонна движется туда-то, вторая – сюда, в час «Ч плюс три» занимаем этот рубеж, через два часа – следующий. Все должно действовать как часовой механизм, все должно быть разбито на этапы и стадии. Роль командиров сводится лишь к неукоснительному выполнению плана. Сражение представляется как столкновение двух бездушных машин-армий с миллионами людей-винтиков, в котором верх должна одержать более крупная и мощная. Реальность противоречит плану Генштаба? Тем хуже для реальности! Военное искусство, казалось, уходит безвозвратно, а таланты изгоняются. Роль генералов и маршалов сводилась к выполнению утвержденного плана.
Военные– бюрократы даже думали количественно: ага, враг имеет на вооружении пятнадцать авианосцев. Значит, и нам нужно построить столько же. Он разворачивает тысячу баллистических ракет с ядерными боеголовками? Даешь ответ в две тысячи! У противника в Европе пять тысяч танков? Мы развернем все пятнадцать тысяч. Он начинает немыслимо дорогую программу космической противоракетной обороны? И мы туда же. Своего предела этот способ мышления достиг у советских генералов после 1945 года, втянув страну в изнурительную и очень глупую гонку вооружений.
Однако индустриальная эпоха стала умирать, а вместе с нею и прежняя бюрократизированная, так называемая аналитическая военная наука, основанная на голом рассудке, плане, привычных шаблонах. На смену этой аналитической стратегии должна прийти совершенно иная, неаналитическая, основанная на интуиции и озарениях. Потому что на самом деле война – это не планомерный процесс, а всегда динамический хаос. Хаосом же можно управлять, но отнюдь не путем холодного рассудка. Парадокс истории заключается в том, что неаналитическая, чудесная стратегия стала зарождаться еще в пору самого расцвета индустриальной эпохи, в конце 1930-х годов.
Слово Переслегину:
«…В рамках аналитической военной науки от полководца отнюдь не требуется „гениальности“, то есть способности увидеть в системе „война“ нечто, доселе неизвестное. Тем более он не обязан обладать „харизмой“. Нет необходимости даже в сильном характере: подчинение „сверху – вниз“ обеспечивается самой структурой армии. Иными словами, полководец должен быть профессионалом, но он может не быть личностью…»
* * *
Был, впрочем, даже в эпоху индустриализма один элемент, который никак не вписывался в заорганизованную, «индустриальную» военную науку XX века. Это – разведка.
«Разведка – элемент хаоса в аналитической стратегии»
«Расчет вариантов в „классической стратегии“ основывается на предположении о равной информированности сторон об обстановке. Понятно, что сторона, информированная лучше, получает преимущество, которое в некоторых случаях может вывести ситуацию за пределы аналитичности.
Организация разведки со времен Сунь-Цзы представляла собой важнейший сектор работы полководца. Разумеется, подавляющую часть информации доставляет войсковая разведка: кавалерийские завесы маневренного периода Первой мировой войны, разведывательные самолеты – Второй, спутники – Третьей. Наконец, радиоперехват.
Следует, однако, помнить, что в организации войсковой разведки обе стороны находятся в одинаковом положении. Иными словами, такая разведка сводится к двустороннему обмену информацией, вполне укладывающемуся в рамки аналитической модели. Мы можем расширить определение снабжения, включив в него доставку частям и соединениям не только горючего, пищи и боеприпасов, но и необходимой для осмысленной боевой работы информации. Тогда работа войсковой разведки влияет на количество «стандартных дивизий», тем самым – на ход и исход «нормального боя». Величину этого влияния не следует переоценивать.
Совершенно иной является ситуация с агентурной разведкой. В рамках этой подсистемы действуют не полки и эскадрильи, а отдельные люди со своими совершенно индивидуальными особенностями: интеллектом, лояльностью, стойкостью, инициативностью, фантазией. Везением, наконец. Поскольку этих людей очень мало (по сравнению с характерной численностью армий), никакому усреднению их деятельность не поддается, оставаясь величиной, априори совершенно непредсказуемой. А это означает, что возможны – и время от времени реализуются – ситуации, в которых деятельность одного разведчика может привести к бифуркации в системе «война», то есть к потере аналитичности. Классическая модель операции, построенная на равной информированности сторон, сразу же станет неадекватной, и выводы классической военной теории будут опровергнуты.
«Если бы войско знало, войско побило бы войско», – гласит французская пословица.
Неаналитичность агентурной разведки проявляется прежде всего как ее сверхэффективность. Во время Первой мировой войны с деятельностью шпионов связывают катастрофические для немцев результаты «прорыва» группы кайзеровских эсминцев в Финский залив. (Гибель немецких эсминцев на русских минах и под огнем наших пушек ярко описана у Валентина Пикуля в «Моонзунде». – Прим. ред.) Анализируя деятельность немецкого агента, который «наводил» подводные лодки на союзные конвои, ответственный офицер ВМС союзников заявил: «Линкор, свободно разгуливающий на коммуникациях, не причинил бы нам столько вреда». (А ведь это был всего лишь один агент! – Прим. ред.)
Следующая война принесла еще более разительные примеры. Разгром японского флота при Мидуэе стал возможен благодаря довоенной деятельности одного (двух) человек, добывших секрет японской шифровальной системы. (Благодаря этому американцы смогли узнать о том, куда идет японский флот. – Прим. ред.) В некотором смысле эти два человека подменили собой для США по крайней мере три ударных авианосца (что представляет собой где-то около 50 процентов всего наступательного потенциала флота США, создаваемого десятилетиями на деньги всей страны). Аналогичную роль сыграла операция «Ультра» в срыве решающего наступления Роммеля под Эль-Аламейном.
До сих пор трудно оценить реальные результаты деятельности супругов Розенберг в США и О. Пеньковского в СССР. В обоих случаях, однако, можно уверенно говорить о стратегических последствиях шпионажа.
Если согласиться с тем, что разведка – прежде всего агентурная разведка – представляет собой непредсказуемое, хаотическое звено в сугубо аналитическом мире военной науки, становится понятной и общепринятая недооценка ее роли (что проявляется, в частности, в вопросах о званиях и наградах: очень редко разведывательной сетью страны руководит человек в звании выше генерал-майора) и чрезвычайно жестокое отношение к пойманным неприятельским шпионам, которых в военное время казнят, а в мирное – приговаривают к многолетнему тюремному заключению.
В обоих случаях речь идет о борьбе принципиально обезличенного организма, каковым является армия, с индивидуальной человеческой активностью, подрывающей самые основы существования армии…»
* * *
С этим выводом Переслегина невозможно не согласиться. Армия ненавидит спецслужбы так же, как собаки – кошек. Это борьба двух разных «биологических видов». Но именно разведка с ее добычей и переработкой информации становится важнейшей составляющей новой, чудесной стратегии. Именно она дает возможность наносить врагу удары там, где он их не ждет, или там, где он слаб. Не кто-нибудь, а та же разведка может создать для противника мир ложных образов, занявшись дезинформацией и производством блефов. А сегодня такая разведка должна быть очень быстрой и точной, а добытая ею информация – почти молниеносно достигать военных. Разведка – это один из волшебных элементов чудесной стратегии.
Сюда же мы отнесем и связь. Только она может обеспечить стремительный обмен информацией и согласование действий разбросанных на огромном пространстве войны частей, самолетов, кораблей. Именно благодаря огромному превосходству в связи немцы били нас в 1941-м, в несколько раз уступая русским по числу танков, самолетов и пушек, имея гораздо меньше солдат, Связь позволила им выпускать гораздо меньше снарядов, взрывчатки, танков, орудий и самолетов, а значит – тратить меньше ресурсов на войну, экономить силы народа, воевать с гораздо большей производительностью, нежели мы. Именно связь по своей магической природе не вписывается в бюрократизированное военное дело, и потому советские послевоенные генералы повторяли ошибки 1941 года, плодя армады боевых машин и несметные дивизии СССР, не заботясь о средствах связи и координации действий. Уже в Афганистане и Чечне выяснилось, что внешне разрозненные, мелкие группы боевиков, снабженные прекрасными радиостанциями и спутниковыми телефонами, способны с успехом противостоять регулярной армии с ее ВВС, бронетехникой и прочими принадлежностями эпохи «войны машин».
Наш родной генералитет этого упорно понимать не хотел и не хочет.
В 1930– е годы немцы были первыми, кто понял неимоверную силу почти «бесплотных», нематериальных вещей: разведки, связи и психического воздействия на противника.
* * *
Казалось бы, Вторая мировая война должна стать вершиной старой, аналитической стратегии с ее незыблемыми планами и механистичностью. Но внезапно случилось невероятное: появились вожди и военачальники, которые стали действовать словно безумцы, нарушая все каноны и правила, пренебрегая расчетами. И эти безумцы стали выигрывать!
Вторая мировая принесла стратегию блицкрига, молниеносной войны, в которой страны, испытывающие недостаток буквально во всем (в топливе, боеприпасах, живой силе, технике) стали одерживать невероятные победы только за счет безумно смелых маневров и операций. Немцы, не мобилизуя свою экономику для войны, с минимальным числом слабых танков и самолетов, с крошечным флотом, занимают всю континентальную Европу, север Африки и половину европейской части России, захватывая помрачающее разум число пленных и трофеев! При самом минимуме потерь со своей стороны!
«Будем называть „чудом“ всякое боевое столкновение, исход которого столь сильно отличается от „нормального“, что не может быть объяснено с точки зрения статистической модели. Подчеркнем, что речь в данном случае пойдет о событиях, скорее невероятных вообще, нежели маловероятных.
Начнем изучение стратегических «чудес» с анализа захвата группой Витцига форта Эбен-Эмаэль», – пишет Переслегин.
В мае 1940 года эту сильнейшую бельгийскую крепость, контролировавшую узел важных дорог и переправу, захватила небольшая группа гитлеровских десантников. Операция не вписывалась ни в какие понятия военной науки. Она велась по логике невозможного, как безумный психологический маневр. Сначала немцы обрушили на соседний городок массированный налет авиации, заставив гарнизон форта уйти в его сталебетонные казематы и наблюдать за обстановкой через перископы. Затем на крышу крепости приземлились планеры немцев, и малочисленный отряд смог вывести из строя орудия форта, применив кумулятивные заряды. А окончательно сопротивление бельгийского гарнизона отчаянные десантники сломили чисто психической атакой – сбросив сквозь перископную шахту внутрь форта порцию взрывчатки. Грохот от ее взрыва поверг бельгийцев в панику и заставил сдаться, хотя никакой реальной опасности этот взрыв не представлял и гарнизон мог еще много дней держаться в своих казематах.
Рухнули все планы англо-французских союзников на то, что взятие форта потребует от немцев многих недель, громадных жертв, подтягивания тяжелой артиллерии и т.д. Именно молниеносное взятие Эбен-Эмаэля силами десанта на планерах позволило гитлеровскому полководцу Манштейну вдребезги разгромить западные войска во Франции, навязав им бешеный темп войны, операцию «Гельб».
«…Итак, имеет место „наступающий“ численностью в 75 человек при легком вооружении и „обороняющийся“, насчитывающий 1200 человек в бетонированных казематах при орудиях и пулеметах. В пересчете на „стандартные соединения“, перевес сил обороняющихся никак не меньше „6 к 1“ (полагая одного арийского десантника сразу за четверых бельгийских резервистов и используя для форта заниженный оборонительный коэффициент 1,5)», – пишет Переслегин, Он математически показывает, что с точки зрения нормальной логики у немецких спецназовцев был всего один шанс из миллиона на быстрый захват твердыни.
«…Тем не менее операция „Гельб“ не производит впечатления выигранной случайно из-за слишком уж большой глупости противника или фантастического везения. Иными словами, подсознательно мы воспринимаем звенья этой операции – захват бельгийских мостов и фортов, расчистка завалов и минно-взрывных заграждений в Арденнах, форсирование Мааса без поддержки артиллерии, быстрое продвижение к морю с „повисшими“ флангами – как вполне реальные. В манштейновской авантюре присутствует своя логика. Логика невозможного.
Анализируя штурм Эбен-Эмаэля и сходные события, принято говорить о «внезапности». Б. Лиддел-Гарт указывает, что гарнизон форта был не готов к отражению именно этого вида атаки – воздушного десанта. Но, помилуйте, неизбежность скорого вторжения в Бельгию была в мае 1940 года очевидна всем – от короля Леопольда до последнего мусорщика. Что же касается использования ВДВ, то в конце 30-х годов такая возможность уже не была новостью и учитывалась при военном планировании. Таким образом, если операция Витцига и оказалась для бельгийцев внезапной, то речь должна идти о не совсем привычной трактовке понятия «внезапность»…» – считает питерский мыслитель.
(Точно таким же ошеломительным успехом закончилась и операция «Везерюбунг» по морской высадке немцев в Норвегии, которая должна была кончиться гибелью войск Гитлера: ведь на море господствовал английский флот. Ведь немцы не имели ни одного авианосца! Ведь район боевых действий находился очень близко от Британии. И тем не менее… – М.К.)
Чудом стали и операции японцев против Перл-Харбора, Филиппин и Сингапура в декабре 1941 года, когда воинам Ямато удалось разгромить силы американцев, англичан и голландцев, причем немалые! Западные союзники оказались совершенно не готовыми к сражению, хотя японские конвои, идущие к Малайе, были обнаружены с воздуха задолго до высадки. Войска генерала Ямаситы, высадившись в Малайе, шли налегке, с минимальным запасом патронов и снарядов, а запасов продовольствия у них хватало лишь на то, чтобы не умереть с голоду. Более того, войска Ямаситы, осадившие английский гарнизон в Сингапуре, практически вдвое уступали ему по численности. О неизбежности атаки Перл-Харбора американцы были предупреждены не только «расколотым» японским дипломатическим кодом, но и многообразной косвенной разведывательной информацией. Что же касается Филиппин, то атака Манилы по погодным условиям была задержана и состоялась лишь через несколько часов после официального объявления войны.
«Вновь перед нами противоречие: внезапность достигнута, однако объективно ее не было и быть не могло, – отмечает Переслегин. – Здесь, пожалуй, лежит первый из ключей к понятию стратегического чуда: в таких операциях субъективные факторы начинают превалировать над объективными. Иными словами, хотя объективно в рассмотренных выше примерах внезапности не было, субъективно она была достигнута в полной мере: обороняющийся оказался психологически не готов оказать сопротивление и принял в качестве истинной ту картину мира, которую построил для него наступающий…
…Речь идет, по сути, об индукции безумия. Сторона, дерзнувшая подготовить и осуществить невозможную операцию, должна быть чуть-чуть (или не чуть-чуть) «не в себе». Но безумие, будучи проявлением в индивидуальной психике сил хаоса, и в самом деле заразительно. У десантников Витцига, у летчиков Футиды, у саперов Ямаситы были особые «тоннели Реальности», искаженные, болезненные, но и привлекательные, как любая сказка. Добропорядочные англо-франко-бельгийско-американские воины столкнулись с подлинным сумасшествием, с яростной, почти религиозной верой в неизбежность чуда. И их уравновешенное мировоззрение оказалось бессильным против этой веры…»
* * *
Вдумайтесь, читатель: японцы, которые по экономической силе своей в двадцать раз уступали Америке, били ее в хвост и гриву и купались в лучах славы, когда вопреки всем канонам атаковали торпедами американские линкоры на мелководье Перл-Харбора, когда взяли морскую крепость Сингапура с суши, уступая по числу штыков осажденному английскому гарнизону! Вопреки всем старым представлениям японцы вели морские сражения, распыляя силы, превращал их в боевую сеть, где все ячейки действовали на удивление слаженно. Действия «магических цивилизаций» ставили в тупик их противников.
Май 1940 года с разгромом Франции молодым и еще весьма неопытным вермахтом Гитлера – это тоже чудо. Бывший ефрейтор Адольф Шикльгрубер, наплевав на «высокоученые» мнения генералов-профессионалов, волевым порядком заставляет свести немногочисленные танки Германии в подвижные соединения, и те совершают чудо.
1941 год, изломавший русскую судьбу, тоже стал примером именно неаналитической стратегии чуда – со стороны немцев. Да вы сами представьте себе настроения русских накануне войны. Гитлер решится напасть на нас? Не разгромив Англию, оставив ее в тылу и втягиваясь войну на целых три фронта – в Атлантике, в Средиземноморье с Балканами и в России? Испытывая при этом острейшую нехватку ресурсов и даже горючего? Не объявив всеобщей мобилизации народа и экономики? Не закупив даже овчины на дубленки и полушубки для солдат? Будучи повязан соглашением о ненападении с СССР? Бред какой-то!
Но именно этот бред вдруг стал реальностью, и Гитлеру, этому сатанинскому семени, почти удалось задуманное. Ведь возьми он Москву – и в войну вступала бы Япония, которая просто перекусывала бы Транссиб, этот хребет России. Японцам не мешала даже война с американцами: в Манчжурии стояла миллионная, нетронутая до самого августа 1945-го Квантунская армия, уникальная армия-государство, которая обеспечивала себя всем необходимым за счет Китая и даже располагала своей военной промышленностью. А Турция неминуемо вводила свои войска в Закавказье. И только победа русских под Москвой в декабре 1941-го, при всей своей половинчатости и кровавости, спасла нас от такого страшного сценария.
* * *
А ведь и в русской традиции есть понятие о чудесной стратегии и логике невозможного, читатель. Разве сказание о Евпатии Коловрате, который с горсткой смельчаков едва не нанес поражению хану Батыю, – это ли пример не из того же ряда? Пламенная вера и осознание глубочайшей правоты делали одного бойца Коловрата равным по силе сотне врагов.
Разве великий Суворов не сказал о чудесной стратегии почти в стиле китайских мудрецов: «Глазомер, быстрота, натиск»? Разве не ему принадлежит прекрасный афоризм: «Удивил – победил»? И Ленин тоже не чужд чудесной неаналитической стратегии. Накануне восстания в Петрограде он написал статью «Записки постороннего», в которых говорил: никогда не играть в восстание, а, начав его, действовать с безграничной смелостью. Смелость, смелость и еще раз смелость! Иначе правительство, обладая огромным перевесом в силах, уничтожит повстанцев. Смело захватывать ключевые пункты: телеграф, телефон, вокзалы и мосты. То есть нарушая связь и коммуникации противника, поражая его дерзостью и стремительностью нападения.
* * *
Можно продолжить примеры ошеломительных успехов заведомо безумных операций, которые либо балансировали на грани реальности и бреда, либо вообще оставались за пределами возможного. Во всех случаях они в первую очередь поражали психику врага и выбрасывали его в «параллельную вселенную», где царят совершенно иные законы, другая логика.
Прорыв Суворова через Альпы, когда ему удалось поразить французов и спасти русский корпус от окружения.
Создание красными угрозы похода в Индию летом 1919 года, когда Деникин при поддержке англичан подходил к Москве. Тогда только формирование экспедиционного корпуса и появление потенциальной угрозы прорыва русских в сердце колониальной Британской империи возымели действие, и Деникин лишился английского материально-технического снабжения, и Лондон начал первые торговые переговоры с большевиками.
А вот и обход красными полками позиций Врангеля на крымском перешейке вброд через ледяные воды залива Сиваш в 1920-м. Охваченные фанатизмом бойцы Красной армии совершили небывалое. Чтобы обеспечить скрытность обхода, нужно было сохранять тишину. И когда красные воины от усталости и окоченения сбивались с брода и начинали тонуть, то не звали на помощь, а гибли молча.
Взятие монгольской столицы Урги Азиатской дивизией барона Унгерна в 1921 году, когда горстка голодных, оборванных людей почти без боеприпасов нанесла поражение сильной китайской армии – из того же ряда примеров.
Их еще много. Бомбежка Берлина русскими самолетами осенью сорок первого на пределе радиуса действия – и такой же налет на Токио в 1942 году американских бомбардировщиков Дулиттла, которые вопреки всем правилам взлетали с авианосцев, без всякой надежды на возвращение. Трансляция по радио «Героической симфонии» Шостаковича из осажденного, погибающего от голода и холода Ленинграда. Отчаянная смелость Отто Скорцени, который осенью 1944 года малыми силами, взяв Будапешт, удержал нефтеносную Венгрию в руках рейха, на полгода оттянув крах Гитлера. Рейд Басаева в июне 1995 года на Буденновск, который, отличаясь неимоверной жестокостью, поставил РФ на колени и переломил ход первой чеченской кампании. Можно только представить себе, как могли развиваться события, если бы Басаеву хватило денег на взятки и он со своим отрядом сумел бы улететь на чартерном лайнере из Минеральных Вод в Москву.
Благодаря некоторым полубезумным операциям удавалось избежать больших бед. И Сталин не был чужд таких дел. В 1934-м он устраивает «дружеский», демонстрационный перелет тяжелых бомбардировщиков ТБ-3 по европейским столицам, подавляя Запад картиной советской мощи. В 1938 году он без всякого прикрытия устраивает рейд русских бомбардировщиков СБ на Тайвань, показывая потенциальную возможность воздушной атаки на Токио. В 1939-м – отправляет Жукова громить японские силы вторжения в безводной монгольской степи, на огромном удалении от сибирских баз снабжения. Благодаря всему этому японцы настолько напуганы образом русской мощи, что не решаются напасть на нашу Сибирь даже осенью 1941-го, когда немцы готовятся к штурму Москвы.
* * *
Нет, отнюдь не все в чудесной стратегии сводится только к чисто военным операциям. Здесь все происходит на стыке технологии, веры, политики и экономики, боя, террора и пропаганды. Чудесная стратегия применяется не в одних лишь «горячих» стадиях войн, но и когда, по общему убеждению, царит мир.
В 1937 году экипаж Чкалова, Байдукова и Белякова прорывается сквозь полюс на одномоторном самолете, хотя специалисты считали риск перелета смертельным. Но результат достигнут: весь мир уверен в военно-воздушной мощи СССР. Взрыв Сталиным атомной бомбы в 1949-м, когда у русских еще не было никакой возможности доставить их до США, несмотря на все это, нанес по психике американцев тяжелый удар.
Таким образом, побеждает не тот, кто давит своего противника лавинами техники и бомбовыми дождями, а тот, кто применяет чудесную стратегию, кто создает образ мира, в котором у противника нет шансов победить. Торжествует тот, кто может совершить невиданное и поразить воображение врага.
Но кто может с успехом применять чудесную стратегию? Переслегин считает: люди с особым строем психики.
Разве не так?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.