Реформа образования: подготовка «квалифицированных потребителей»

Реформа образования: подготовка «квалифицированных потребителей»

Русский язык лукав, как русский священник. Даже самые привычные нам слова имеют смысл, о котором мы при частом их упоминании иногда забываем. Например, произнося слово «образование», мы должны помнить его буквальное значение: не только вуз, но и школа дает знания и формирует личность, поколения, тем самым – народ, в идеале объединенный общим делом, то есть нацию.

Поэтому, когда наши все еще кое-кем уважаемые реформаторы говорят о том, что система образования должна готовить специалистов, пусть даже хорошо адаптирующихся к меняющимся реалиям, это уже есть некоторое оскопление системы образования. Потому что его главная задача – не прививка умений, не распространение знаний, а формирование личностей. В советской, а до того российской школе именно поэтому так много внимания уделялось истории и литературе: так воспитывалась мораль детей и молодежи. Важно понимать: воспитывать – значит не только готовить квалифицированных специалистов. Школа – это дело государственное. И государство через школу имеет возможность эффективно внедрять хотя бы простейшие моральные установки.

Правда, государству это, судя по тому, что оно внедряет через телевидение, не нужно. определение «школа молодого бандита» применительно к центральному телевидению уже не шутка, а просто констатация факта.

Когда же сегодня министр образования Российской Федерации Фурсенко, заслуживший репутацию могильщика российского образования, произносит, что задачей системы образования является подготовка квалифицированных потребителей[24], – хочется ответить его же словами: мол, наши студенты так же хороши, как и наши автомобили (имелись в виду легковые).

А ведь насаждение примитивных стандартов образования, превращающих человека в простой придаток той или иной технологии, а отнюдь не самостоятельную ценность, среди прочего, еще и повышает риск бессмысленных преступлений.

Тот же эффект оказывает разрушение представлений о норме поведения, разрушение морали, которое осуществляется не только через крах структур повседневности, но и через деградацию системы образования.

Когда стали внедрять Болонский процесс, против него были протесты и даже демонстрации не только в Сербии, но и в Швейцарии, и во Франции, причем протесты с очень четкими и внятными претензиями.

Ведь навязываемая Болонским процессом тестовая система применима далеко не везде: даже в естественных науках ее можно использовать ограниченно, а в слабо формализируемых гуманитарных науках в ряде случаев она неприменима вообще.

В целом она отучает понимать закономерности, разбивает комплексное видение мира и воспитывает зубрил. Она формирует кусочно-разрывное сознание, очень удобное для любого руководства, потому что его носителями легко манипулировать, они внушаемы и некритичны.

Человек смотрит фильм про Рэмбо, воображает себя Рэмбо, берет винтовку и начинает вести себя как Рэмбо. С точки зрения управления это эффективно: что людям покажешь, то они про себя и будут думать, так себя и будут вести. Внушаемость у жертв тестовой системы – как в свое время у пациентов Вольфа Мессинга. При этом критическое мышление почти отсутствует, способности работать с информацией и познавать новое неразвиты. И мы это уже видим не только где-то «за бугром», но уже и у себя.

Далее:

платность магистерского образования резко снижает доступность образования.

Поэтому Болонская система, что бы там ни говорили штатные и внештатные пропагандисты, контрпродуктивна и представляет собой огромный шаг назад по сравнению даже с советской системой.

Кстати, слово «даже» я употребил напрасно: советская система массового образования была едва ли не лучшей в мире. С ней можно сравнить японскую, но японцы слишком усердствуют с проверками знаний своих школьников и студентов, доводя их до психического истощения и подрывая их уверенность в своих силах.

Результаты политики российского государства в области образования мы видим благодаря социологическим исследованиям. С 1996 года ситуация очень резко ухудшилась. В 1996 году, в те самые страшные девяностые, когда до половины учеников старших класссов в некоторых городах умирали от передоза тяжелых наркотиков, в те самые годы, о которых мы смотрим фильм типа «Жмурки» и «Бумер», – «никогда» или «очень редко» читали книги 20 % россиян. Не так давно Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) провел исследование, которое показало, что 35 % россиян не читает книг вообще. За 13 лет показатель вырос почти вдвое. А доля людей, которые читают книги ежедневно, снизилась с 30 до 22 %.

Только 10 % родителей читают книги детям дошкольного возраста и менее 0,5 % родителей читают книги детям школьного возраста. Эти недопустимо низкие показатели – не только результат появления альтернативных источников информации вроде цифрового телевидения и Интернета, это результат падения общего уровня культуры общества.

И это очень серьезно, потому что способ воспитания способности к мышлению – это чтение, а не телевидение.

* * *

Сейчас, под воздействием разрушительной реформы системы образования, стало модно рассуждать о том, чего не хватает сейчас российскому образованию. Неумение, нежелание внедрить в образовательный процесс информационные технологии? Низкие зарплаты учителей? Слабая подготовка?

Часто говорят: учителя такие же люди, как и все, они живут в этой стране. Они потребители, а не подвижники.

Но похожий разговор любят вести милиционеры. Мол, милиция – это срез общества, и потому в ней просто обязаны активно действовать бандиты, убийцы и насильники. А ведь это наглая ложь: милиция должна быть лучшей частью общества, она обязана за волосы тащить его прочь от обезьяны, наверх, к гуманности и цивилизованности.

И, извините, и у педагогов такая же задача. Педагоги тоже должны быть лучшей частью общества, а не майорами Евсюковыми в штатском.

Когда либералы говорят, что, мол, при такой зарплате это невозможно, – им стоит напомнить, что человека от обезьяны отличает не зарплата, а цель.

Да и зарплату педагогам несколько раз поднимали.

Нормальная зарплата – условие абсолютно необходимое, но не достаточное. Потому что человек с четко выраженной потребительской ориентацией всегда будет ориентирован на деньги, а не на результаты работы. К сожалению, не всегда результат измеряется деньгами, а из стремления к деньгам никакого творческого результата не получается вообще и никогда.

Педагогика – это все-таки процесс во многом творческий. Так что, к сожалению, воспитание педагогических кадров должно идти по принципу подвижничества, по некоему почти религиозному принципу, а не по критерию «где бабок больше и откат гуще».

Да, подвижники в педагогике должны получать нормальную зарплату, а не нищенскую, и оставаться подвижниками, потому что работать с детьми тяжело, хоть и интересно. Нужен совершенно особый, специфический тип личности, который в нашем обществе есть и будет всегда.

Не стоит ведь забывать, что во время Гражданской войны, военного коммунизма и даже во время нэпа, и уж тем более в тридцатые годы зарплаты учителей были невысокие. В середине тридцатых годов их резко повысили[25], тогда велась соответствующая государственная политика – но в двадцатые годы зарплата педагогов точно была невысока. Макаренко много денег не получал, но система образования работала достаточно хорошо, даже несмотря на безумные эксперименты вроде сексуального просвещения.

И сегодня, конечно, не хватает информационных технологий, зарплаты и даже пожарной защищенности – бесконечно можно перечислять, чего не хватает.

В конце концов не хватает нормальных учебников, адаптированных к детскому восприятию! Насколько я могу судить, не написана даже нормальная история нашей страны, чтобы можно было, с одной стороны, гордиться ею, а с другой, знать ее трагические страницы, и, соответственно, нет подобного популярного учебника!

Однако главное, чего не хватает нынешнему школьному образованию, с моей точки зрения, – это разумная цель. В советское время школьное образование готовило людей, а сейчас оно готовит объект воздействий и манипуляций: классический пример – пресловутый ЕГЭ, отучающий школьника мыслить системно и самостоятельно, эффективно прививающий ему разорванное, обрывочное, клиповое мышление. Это абсолютно неправильный, порочный и разрушительный для общества подход.

Если мы в школах и вузах готовим людей, а, как говорили греки про рабов, не «говорящие орудия», – мы должны учить этих людей думать. Советская система образования не учила принимать самостоятельные решения, но она воспитывала ответственность, учила думать и учила морали. Все эти бесконечные классики русской литературы, все эти классики советской литературы, включая «Разгром» А. А. Фадеева, с разных сторон и по-разному учили именно морали, хотя само слово это произносилось в школе крайне редко. они учили, что такое хорошо и что такое плохо, не только на классическом стихе Маяковского, но и на безумном количестве примеров. И «сам погибай, а товарища выручай» – это я помню очень хорошо.

Кстати, между учениками всячески поощрялась разумная конкуренция – и по тому, кто лучше учится, и по общественной деятельности, которая была далеко не только одним агитпропом. И спорт, и культурная работа, и труд на субботниках тоже считались – и правильно, кстати, – общественной работой.

Форма в советских школах была инструментом не милитаризации и не подчинения – форма была для того, чтобы дети из бедных семей не чувствовали себя ущербными, а дети из обеспеченных семей не имели возможности, как сейчас говорят, выдрючиваться друг перед другом. Когда форму отменили, то, с одной стороны, пошла гонка, что называется, понтов – не только по всяким мелочам вроде ручек и ластиков, но и по одежде.

А с другой стороны, люди из необеспеченных семей, которых стало на порядок, а то и на два порядка больше, чем было в Советском Союзе, стали чувствовать себя сильно уязвленными и ущемленными. И это серьезно.

Конечно, форма для детей должна быть красивой. Когда в пятидесятые и даже шестидесятые годы ходили в серой убогой форме, это неправильно. Но я помню, что в середине 80-х появилась очень красивая форма, по крайней мере, для девочек. Все было мило, в нескольких вариантах и т. д.

Сегодня введение формы – вопрос дискуссионный, но в условиях, когда огромная часть населения страны является крайне бедной, а то и нищей, для того чтобы не подчеркивать их бедность, чтобы дети от этого страдали поменьше, может быть, стоило бы ввести форму, по крайней мере, до возвращения к нормальному уровню благосостояния основной массы народа России.

Поскольку в форме себя проявить просто за счет одежды было нельзя, то людям, которым хотелось себя проявить именно так, приходилось быть очень изобретательными. Буквально чудеса творить – вплоть до малозаметной вышивки на рубашке.

По этой же причине запрещалось девочкам красить губы, носить сережки и т. д. Не только потому, что учительницы иногда что-то не так понимали или боялись ранних влюбленностей, но и для создания дополнительной мотивации: кто хочет выделиться – выделяйся через свое главное дело, учебу и дружбу. Выделяйся социальными формами общения.

Сейчас очень много необходимого уничтожено, учительский корпус колоссально деградировал, но люди ведь подбираются под задачу.

Если задача вдохновляющая, подвижническая, то и корпус преподавателей подстраивается под нее даже в самых неблагоприятных условиях. Задача меняет, трансформирует тех, кто вынужден ее решать.

Теперь о деньгах: финансирование системы образования за двухтысячные годы выросло колоссально. Хочется спросить: «Где деньги, Зин?» Почему мы видим резко выросшие расходы бюджета и совершенно не видим отражения этих расходов на благосостоянии преподавателей и качестве образования?

Не только потому, что создана специальная категория приближенного к чиновникам бизнеса, паразитирующего на социальных – и в том числе образовательных – расходах государства.

Важная причина в изменении самой функции школы: она больше не формирует гармоничную личность, она не готовит специалистов, она вырождается, как и все система образования в целом, в вульгарный институт социального контроля.

Не могу не процитировать Сергея Петровича Капицу, одного из наиболее умных людей нашей страны: «Мы, наконец, пришли к тому, к чему стремились все эти 15 лет: воспитали страну идиотов. Если Россия и дальше будет двигаться этим же курсом, то еще лет через 10 не останется и тех, кто сегодня хотя бы изредка берет в руки книгу. И мы получим страну, которой будет легче править, у которой будет легче высасывать природные богатства. Но будущего у этой страны нет. Именно эти слова я произносил пять лет назад на заседании правительства. Время идет, а процессы, которые ведут к деградации нации, никто даже не пытается понять и приостановить»[26].

Единственное, что я могу сказать, что, как всякий умный человек, Сергей Петрович, по-моему, немного наивен. Он эти слова произносил еще в первой половине «нулевых» на заседании правительства и, вероятно, думал, что правительство ужасно напугал. Но ведь если предположить, что задача в том, чтобы получить страну, которой будет легче править, из которой будет легче высасывать природные богатства и направлять их на постройку замков в Швейцарии, Австрии, на куршевельские загулы, на строительство океанских яхт с собственной противоракетной обороны, на худой конец – на возведение особнячков в Рублевском федеральном округе, тогда люди, слушавшие Капицу пять лет назад, наверное, потирали под столом ручонки и говорили друг другу: какой верной дорогой мы идем, господа, как мы все правильно осуществляем!

По сравнению с советскими временами в школе сокращена программа по литературе и снижена глубина изучения предмета. И мотивируется это тем, что будущим специалистам (не говоря уже о «профессиональных потребителях») она вроде как и не нужна. А ведь именно литература прививает детям и подросткам моральные стандарты, именно поэтому ей уделялось такое внимание в советской школе.

Так что вся проблема системы образования – в мотивации, в том, какую задачу ставит государство перед системой образования. Если оно ставит задачу воспитать гармоничных, умных, творческих, работоспособных личностей, с которыми можно хотя бы нормально общаться, которые могут творить и созидать, – это один вариант. И тогда нужно просто менять министра образования и возвращаться от реформ к нормальности.

А если цель государства заключается в том, чтобы воспитать не людей, а объекты для ограбления, рабов, – думаю, в рамках достижения этой цели все в принципе делается нормально.

Но, с другой стороны, социальная значимость знания падает не только среди обычных людей: она падает даже в так называемых элитарных слоях. Вот, например, есть такая Сколковская бизнес-школа. Это один из инновационных проектов. Что же получилось на самом деле?

Здание Сколковской бизнес-школы, насколько можно судить, все еще не построено. Поэтому образовательное учреждение расположено в одном из самых фешенебельных отелей города Москвы, непосредственно напротив Кремля. И молодому человеку, который начинает свою учебную жизнь в таком месте, очень легко может показаться, что он уже всего достиг.

Огромное влияние на учебный процесс оказывает субкультура, сложившаяся в том числе в бизнес-сфере и в сфере госуправления, в соответствии с которой не нужно ничего знать и уметь – нужно лишь иметь правильных родственников. И тогда вас посадят в роскошный кабинет, вам дадут в руки финансовые потоки, и вы будете ими рулить. А если вам вдруг понадобятся знания, вы наймете специалиста, и он вам все сделает. А если вас кто-то покритикует, вы нажмете административные рычаги и раздавите недовольных всей мощью «правоохранительных» органов.

Развитие возможностей правящей бюрократии в последнем направлении является, насколько можно судить, отдельным направлением деятельности современного российского государства, на котором уже сделан целый ряд принципиальных шагов. Один из них – Закон «О полиции».