Возвращение

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Возвращение

До чего же быстро настал день, когда нам надо было улетать домой!

На прощальный вечер мы опоздали. Нас посадили за стол, где уже сидела и ужинала эстонская (тоже ноу-хау Меэйлиса Кубитса) футбольная команда «Арарат». После дружеского матча. То есть они уже минут семь-восемь ужинали и смели всё со стола и уже обгладывали последние маленькие косточки. И следовательно, хорошо, что мы успели поесть заранее. Молодцы футболисты. Моя бабушка еще говорила, кто хорошо ест, тот так и работает. Хотя, по-моему, таллинский «Арарат» в тот день проиграл ереванскому. Но могу и ошибаться.

Как жаль нам было улетать из Еревана! И как хотелось нам побыстрей прилететь домой, чтобы рассказать обо всем, что мы увидели и услышали!

В каком-то интервью меня спросили: о чем бы вы хотели написать следующую книгу? И я ответила не задумываясь, что мечтаю куда-нибудь поехать и написать книгу-путешествие. И вот судьба моя благосклонная услышала это и тут же начала делать мне подарки: меня стали приглашать то туда, то сюда, то далеко, то поблизости. И когда я начинала капризничать, мол, куда ехать, там ведь жарко (там ведь холодно), это же тяжело и хлопотно, у меня нет времени – дела или проблемы, как же я все брошу и поеду, судьба как будто говорила:

– Стоп, в чем дело? Не ты ли хотела, не ты ли сама просила? А ну-ка давай собирай свой клетчатый саквояж, пока не опоздала, и лети давай! А потом я усажу тебя за компьютер, и ты будешь про все это писать. Будешь?

– Буду, – отвечаю я тихо и согласно, – непременно буду.

* * *

Самолет наконец приземлился в Одессе. Все вскочили, чтобы побыстрей выйти, и заполнили узкий проход между креслами и топтались там нетерпеливо. А я замешкалась, и меня спросили:

– Вы выходите?

И я рассмеялась (в четыре утра) и ответила, что нет, на этой остановке я не выхожу. И тут вдруг музыканты, трио Петухова, заерзало, заквохтало озабоченно, оказывается, с полки для ручной клади исчез кофр руководителя джазового трио, самого пианиста Петухова. И нежный Петухов поник головой и стал думать о грустном.

– Н-да… Слетал в Армению. Нормально слетал.

И вот мы брели потихоньку к выходу, выбрались на трап, вошли в автобус. И стоим. И Петухов стоит такой красивый, худой, длинный и печальный, как Пьеро. И все вокруг ему шепотом:

– А может, кто-то взял?

Петухов кивает:

– Да, кто-то взял.

– Может, надо спросить?

– Да, – обреченно кивает Петухов, – надо спросить.

Стоим. И одна женщина хорошенькая с сыном-подростком говорит громко в никуда:

– Поехали, а?

И я думаю, что водитель услышит это вот довольно суровое «Поехали» и поедет. И Петухов останется без кофра. А там, наверное, таксидо, в котором он сидел за роялем в «Меццо», щетка зубная, трусы с зайцами (нет, ну я не уверена, я так предполагаю, ну, может, не с зайцами, с котиками), носки, сувениры там. И армянский коньяк из дьюти-фри.

Я вижу, что все вокруг молчат, и трио Петухова жмется вокруг него и тоже сочувственно молчит, мол, проворонил ты, дядя, вещички свои. Я набираю воздуху полные легкие и обращаюсь к пассажирам автобуса:

– Дамы и господа! Вы сами местные. Все – одесситы. Все прилетели из Еревана. Кто-то по рассеянности уволок чемоданчик наших музыкантов. А там таксидо, щетка зубная, трусы с… этими… да? – спрашиваю Петухова, и он неопределенно кивает, – и сувениры. – Про коньяк из дьюти-фри я умолчала, а вдруг кофр сперли именно из-за армянского коньяка.

И в самом хвосте автобуса красивый гладколицый мужчина, бодрый, как будто и не ночь сейчас (вернее, раннее утро), отозвался:

– Ой! Наверное, это мы.

И передал кофр Петухову.

Горестное выражение лица Петухова абсолютно не изменилось. Он просто кивнул. И мы поехали. Я подумала, что, наверное, Петухову все равно, есть у него носки, нет у него носков – главное, есть музыка, которая звучит сейчас у него в голове. Потому что Петухов – талантливый джазмен и композитор. Так что, думаю, за спасение его кофра искренне мне была бы благодарна только его мама. Представляю, сколько всего рассеянный, весь в себе Петухов уже беспечно растерял и рассеял по свету, сосредоточенно импровизируя или слушая и запоминая музыку у себя в голове.

О-хо-хо! Что б они все без меня делали, все эти гении: ведь я, не преувеличивая, практически как человек-паук. И не в смысле, что могу вырабатывать паутину в промышленных количествах, а в смысле – прибегаю по первому зову, спасаю, ищу и нахожу.

* * *

Мы думали, что уже давно попрощались с эпохой добропорядочных отношений в семье, где глубоко, всем сердцем уважают старость, помогают молодости, обожают детей и все держатся вместе и дружно. А вот и нет!

Нужно всего лишь перелететь через ущелье, выдержать серьезную болтанку, сесть в аэропорту Звартнотц. И вы все это увидите воочию. В городе Ереване, столице Армении. Планеты Армении…

P. S. Я заканчивала эту повесть, и вдруг позвонил Алеша. Алеша Ботвинов.

– Мааальчик! – закричал он в трубку оглушительно. – Три восемьсот, пятьдесят два сантиметра! Мальчик родился! У нас мальчик!

Когда я чуть перевела дух, порыдала от радости и еще поплакала от счастья, когда выяснила все подробности о самочувствии Леночки, нашего мальчика, самого Алеши и всех бабушек и дедушек, я как названная Алешина мать (названная, если читатель забыл, в ереванском отеле) потребовала, чтобы к моему приезду наш мальчик уже прилично играл на рояле. В белой рубашечке и галстуке-бабочке. Бархатном. А приеду я – с угрозой произнесла я – скоро, через месяц.

Я тут же стала обзванивать наших друзей. И одним из первых, кому позвонила, был Меэйлис Кубитс. Конечно, Меэйлис! Он ведь должен знать, что родился наш мальчик, что нашего полку прибыло.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.