Идеологический ресурс перестройки

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Идеологический ресурс перестройки

Три года перестройки разрушили атмосферу всеобщей спячки, атмосферу разлагающего общество благодушия, самодовольства, безответственности и задействовали энергию огромных масс советских людей, различных по возрасту, образованию, профессии, отлучить которых от участия в переменах теперь уже никто не сможет. При всей остроте и открытости полемики все участники XIX партийной конференции единодушно поддержали принципиальные положения доклада, в котором была отражена ответственность за судьбы страны и заявлена решимость до конца идти в развитии и углублении перестройки.

На фоне прямых, откровенных суждений, оценок, мудрых от жизни, от забот народных мыслей, которыми делились делегаты – рабочие, руководители предприятий и колхозов, низовые партийные работники, не всегда убедительными и откровенными выглядели отдельные выступления руководящих товарищей из центра, от республик, субъективные пристрастия представителей творческой интеллигенции. Атмосфера доверия и откровенности, преобладавшая на конференции, будоражила мысль, понуждала каждого из участников к тому, чтобы высказать все, что у него наболело – отсюда огромное число (300 человек) записавшихся для выступлений. В их числе и автор этих строк, а то, что он намерен сказать в этих заметках, лишь размышления, подготовленные для конференции.

Вот некоторые из них.

Извлекая уроки из прошлого, анализируя причины, приведшие советское общество к застою, кризису, мы должны до конца осознать главные из них. В этом, как думается, состояла одна из основных задач ХIХ партийной конференции. Осознать, чтобы не пересидеть на стадии обличения, разрушения лживых авторитетов, стереотипов старого мышления, а активнее, смелее созидать, двигаться вперед. Очень хотелось в связи с этим поддержать высказанные на конференции идеи о том, что сегодня для нас самым большим дефицитом является дефицит поступков, действий, ибо перестройка, и это для всех очевидно, больше всего нуждается в практических результатах. Главная причина, приведшая наше общество к застою, состоит, по моему мнению, в пренебрежении к науке, образованию, культуре, то есть ко всему тому, что определяет осмысленное развитие общества, его полнокровную жизнь.

В самом деле, какой бы из серьезных недостатков, просчетов в экономической, социальной, политической сферах мы ни взяли, исходной причиной в конечном счете является пренебрежение к науке, культуре или их откровенное игнорирование. И это неслучайно. В условиях торжества командно-административной структуры управления они больше всего мешали бездумному своеволию. Пренебрежение к науке и культуре в последнее десятилетие оставило нам тяжелое наследие в виде привычки, и сегодня приходится многое решать, руководствуясь только интуицией, общими впечатлениями, а не опираясь на глубокий анализ. Отсюда и торопливость, и недостаточно глубокая продуманность некоторых наших государственных решений и намерений: борьба за трезвый образ жизни, где мы явно переоценили всесилие административных мер, непоследовательность в подходах к стимулированию личного хозяйства, в оценках кооперативного движения и т.д. Отсутствие научного подхода сформировало своеобразный негодный стиль нашего хозяйствования, и от него мы еще далеко не отрешились – сначала в результате неквалифицированного руководства создаем непреодолимые трудности, заходим в тупик, а затем прилагаем героические усилия, чтобы их превозмочь, причем энергичные меры принимаем обычно тогда, когда возникает чрезвычайная экстремальная ситуация. Примером вот такого нехозяйственного отношения к серьезному государственному делу является положение, сложившееся в индустрии печати.

Для всех сегодня очевидно, в каких огромных размерах возросла роль гласности и средств, ее несущих, – газет, журналов, книг, но также стала очевидной и полная неспособность нашей полиграфической индустрии обеспечивать потребности советских людей. Спрос на художественную литературу ныне удовлетворяется всего на 50 %, а на детскую – только на 30 %. Инициатива издательств по выпуску популярной исторической литературы – сочинений Ключевского, Соловьева, Карамзина, ранее неиздаваемых художественных произведений Твардовского, Гроссмана, Пастернака, Бека, Дудинцева, Рыбакова вызвала огромный интерес и одновременно огромное недовольство из-за ограниченных тиражей. Положение еще более осложнилось в результате значительного повышения тиражей газет и журналов. Подписка на периодические издания в стране в 1988 г. возросла более чем на 18 млн экземпляров – факт беспрецедентный в истории советской печати. Нам бы, издателям, радоваться, а мы пребываем в состоянии большого горя и великого смятения, ибо индустрия печати находится в кризисе.

Несведущий в делах издательских человек может подумать: не потому ли возникают трудности, что издавать газеты, журналы, книги экономически невыгодно? Отнюдь, печать – чрезвычайно прибыльное дело. Объем реализации печатной продукции в розничных ценах ныне составляет более 5,5 млрд руб. При этом издательская отрасль около 70 % всей прибыли ежегодно отчисляет в государственный бюджет. Трудно назвать другое подобное ведомство (исключая лишь производство алкоголя), способное обеспечивать такие отчисления. Таким образом, печать, выполняя чрезвычайно важные запросы общества и будучи экономически эффективной сферой, вправе рассчитывать на заботливое хозяйское отношение. Однако – и в этом весь парадокс сложившейся ситуации – отрасль, которая больше других отдает народу и государству, влачит нищенское существование и является в техническом отношении наиболее отсталой. Из 80 тыс. единиц полиграфического оборудования более половины требует немедленной замены, ибо полностью изношено (срок эксплуатации – свыше 15 лет), фондовооруженность труда ныне в полиграфии в два с лишним раза ниже, чем в целом по стране, а доля ручного труда составляет около 40 %. В критическом, по существу в тупиковом состоянии, несмотря на многолетние сетования, находится индустрия печати и в обеспечении бумагой. По производству бумажной продукции страна находится на 40-м месте в мире. В СССР на душу населения приходится сегодня менее 34 килограммов бумаги, в Соединенных Штатах, для сравнения, – 290 килограммов.

Все своеобразие трудного положения индустрии информации состоит в том, что оно известно и ЦК КПСС, и Совету Министров СССР. В последние три года был принят целый ряд серьезных государственных и партийных решений (в 1985, 1987 гг.), после которых материально-техническое положение сферы печати становилось еще более тяжелым… Почему? Потому что, принимая всякий раз новые решения, никто не пытался разобраться в причинах, помешавших выполнить предшествующие. И сейчас у нас куда больше энергии тратится, чтобы пробить, принять правительственное решение, и куда значительно меньше усилий затрачивается на то, чтобы их выполнить. Чтобы принципиально изменить положение дел в материально-технической базе печати, нужны чрезвычайные меры и значительные государственные затраты. Эти меры диктуются тем, что отставание индустрии печати носит не частный, не ведомственный характер, оно уже сегодня оказывает отрицательное влияние на содержание всей нашей духовной жизни.

Еще одно соображение по одной, может быть, самой сложной теме – неслучайно она меньше других звучала в выступлениях на конференции. Я имею в виду тему критики партии и партийного самодовольства. Признаемся откровенно – застойное время было временем неумеренного, гипертрофированного самодовольства. Неисчислимый моральный и материальный вред принесли всем известные стереотипы самодовольства – мы самые первые, мы самые передовые, мы самые большие, мы самые богатые, мы самые, самые, самые… Теперь, когда отрицательное влияние этих стереотипов стало очевидным, мы, естественно, обращаемся к партии и от нее прежде всего ждем ответа на эти и другие вопросы, которые поставила перестройка. Почему у советских людей вера в идеалы революции и социализма уступила место равнодушию? Почему мы стали бояться правды и говорили одно, а делали часто совсем другое? Наконец, почему народ, совершивший революцию, построивший новое общество, победивший в самой тяжелой в истории войне, восстановив страну из пепла разрухи, оказался затем неспособным решить насущные экономические и социальные проблемы?

Когда мы пытаемся разобраться в этих непростых вопросах, мы не можем не думать о главном из них: почему партия не смогла противостоять процессам деформации социализма, а на тех крутых поворотах истории, когда она находила силы, чтобы вскрыть негативные процессы, и определяла позитивную программу, дело ограничивалось лишь переменами сверху? Не можем мы не думать и о том, в какой мере эти деформации, отступления от демократических принципов коснулись самой партии. Следует откровенно признать, что застойные процессы, негативные явления перерождения определенной части партийных и государственных работников непосредственно связаны с деформациями в самой партии. Разве не ясно, что всем известные очаги загнивания и перерождения руководящих кадров в Узбекистане, Казахстане, Краснодаре, МВД СССР были бы невозможны, если бы их руководители Рашидов, Кунаев, Медунов, Щелоков не действовали от имени партии и не опирались на нее?

Мы должны признать, что демократический централизм, определяющий организационную основу деятельности партии, перестал быть демократическим и что первичные партийные организации и рядовые коммунисты во многом утратили реальную возможность влиять на деятельность партии. Именно вследствие этого в партии сформировался диктат аппарата, который встал над выборными органами партии.

Практика свидетельствует, что и сегодня больше всего мешают делу партийное самодовольство, нежелание видеть, что в партийной деятельности, в формах и методах работы партийных комитетов далеко не все ладно. Отчетливо это выразилось и в том, что в выступлениях отдельных секретарей партийных комитетов на партконференции явно не хватало самокритики. Складывалось мнение, что если бы не беспокойные и назойливые СМИ, то все остальное у нас уже давно было бы в полном порядке. Никак нельзя было, в частности, согласиться с выступлением на конференции первого секретаря ЦК компартии Молдавии т. Гроссу, а он не был одинок в своих оценках. Из его выступления вытекало, что именно пресса – виновница всех проблем и трудностей, существующих сегодня в стране, в том числе и национальных конфликтов. Он был не согласен с тем, что для всех ныне является очевидным: проблемы, трудности, в том числе и национальные, – прямое порождение застойного периода, и одна из основных причин, их породившая, – неудовлетворительная работа самой партии.

Вопрос о критике в СМИ сегодня один из наиболее острых. Среди известной части людей, особенно среди руководителей (неслучайно на конференции никто из выступающих рядовых работников не сетовал на прессу), бытует мнение, что следовало бы существенно сократить объем критики, дозировать ее. Как представляется, суть дела не в объемах, а в содержании критики, ее общественной позиции. И, думается, неправомерен арифметический подход к критике, когда речь идет об анализе сложных социальных и экономических процессов, происходящих в обществе в условиях перестройки. Не будем скрывать, что отдельные субъективные, слабо аргументированные выступления СМИ дают серьезные основания для недовольства. Однако при этом следует откровенно сказать, что беспокойство по поводу развития критики в печати, по радио, телевидению связано у некоторых руководящих работников с проявлением определенной инерции, недоверия к людям, что не все может быть ими правильно понято. Нетрудно видеть, что подобные настроения чаще всего проистекают от ностальгии по недавнему прошлому с его жесткой регламентацией критики, когда руководящие работники в области, республике решали, кому и сколько ее выделять. Многие из тех, кто сегодня видит в прессе виновника всех бед и напастей, обычно признают надобность критики, но только такой, какая исходила бы из их собственных уст.

Справедливая критика СМИ у некоторых партийных работников могла бы, как думается, сочетаться с более обстоятельным критическим анализом современных методов партийной работы. Ибо очевидно, что многие методы и формы работы партийных комитетов не выдержали испытаний перестройки. Заметно, к примеру, какой большой разрыв существует между тем, что происходит сегодня на площадях и улицах городов и сел, и тем, как по-старому спокойно, академично строятся политическая информация и пропаганда в тиши кабинетов и домов политического просвещения. Практика свидетельствует, что при возникновении конфликтных ситуаций отчетливо проявляется низкая эффективность политической работы (события в Алма-Ате, Нагорном Карабахе, Азербайджане, Армении), обнаруживается слабость партийных организаций, их неспособность вести за собой трудовые коллективы. И потому так хотелось попросить секретарей партийных комитетов, выступавших на конференции с резкой критикой газет и журналов, критически посмотреть на содержание своей политической работы среди трудящихся. Партия уже сегодня платит слишком большую цену за пренебрежение к идеологической деятельности. Убежден – мы еще долго будем остро ощущать издержки застойного периода, который деформировал нравственную атмосферу в обществе, подорвал доверие к воспитательной работе, особенно среди молодежи.

Когда слышишь беспокойство по поводу того, не слишком ли критична наша пресса, не слишком ли многое позволяем мы людям в свободомыслии, всякий раз думаешь – неужели нас ничему не научило трагическое время сталинского произвола, неужели мы так и не поняли, к каким последствиям и утратам привело торжество бездарностей и приспособленцев, какую огромную цену мы заплатили за гибель талантов, за бездумье.

Время перестройки настоятельно требует новых подходов в оценке существа идеологической деятельности, ее направлений и ориентиров. Сделать это тем более необходимо, что у нас продолжительное время существовала неверная ориентация идеологической деятельности. На словах мы провозглашали единство идеологической сферы и практики жизни, единство слова и дела, а в повседневной пропаганде и агитации его откровенно игнорировали. Именно это обусловило серьезное отставание пропаганды, ее догматизм, формировало определенные стереотипы, которые оказали отрицательное влияние на ее содержание и эффективность. Отсюда проистекали просветительская направленность всей идеологической работы, проведение преимущественно частных агитационно-пропагандистских мероприятий.

Неверность ориентиров приводила к переоценке возможностей идеологической деятельности, якобы способной, независимо от того, что происходит в жизни, все разъяснить и во всем убедить. Эта идеологическая самоуверенность порождала пропагандистскую трескотню, шумиху, коэффициент полезного действия которой, несмотря на огромные масштабы, был крайне низок. С этим также был связан откровенно валовой подход в оценке эффективности пропаганды и агитации и формированию практических лозунгов наших партийных комитетов: больше лекций, политинформации, шире охват в сети политпросвещения, чаще и многочисленнее агиткампании, декады и т.п. Все эти недостатки сохраняются и сегодня.

Преодоление партийного самодовольства важно для нас сегодня тем, что, сказав всю правду о себе, о своих недостатках, трудностях, проблемах, о необходимости принципиально изменить формы и методы своей деятельности, партия тем самым продемонстрирует свою дееспособность, не снизит, а повысит свой политический авторитет, укрепит доверие народа.

Заметки делегата ХIХ партийной конференции. Июнь 1988 г.