Трижды войти в одну реку
Трижды войти в одну реку
«Перестройка» – без малого десять лет назад это слово стало ключевым в жизни нашего общества, вступившего на путь коренных преобразований. Много, очень много событий произошло с тех пор. Каковы же итоги бурного, драматичного десятилетия? Редакция «Труда» предполагает опубликовать ряд материалов, где будут предприняты попытки с разных сторон осмыслить этот нелегкий вопрос. Эта же тема в числе других затрагивается в сегодняшней беседе с Михаилом Федоровичем Ненашевым.
Публицист, профессор, продолжительное время был главным редактором газеты «Советская Россия». В перестроечные годы возглавлял Государственный комитет СССР по печати, Гостелерадио СССР, был заметной фигурой в советском правительстве. Сейчас М.Ф. Ненашев – директор издательства «Русская книга». Недавно изданы две новые его работы – «Заложник времени» и «Последнее правительство СССР». С них и начался наш разговор.
– Михаил Федорович, обычно политики не очень склонны признавать свои ошибки даже задним числом. Чаще мы видим их стремление к самооправданию, желание переложить вину на других, на обстоятельства. В ваших же мемуарах и книге бесед с бывшими коллегами – членами последнего правительства Советского Союза явственно звучат мотивы вины, покаяния, личной ответственности за нынешнее безрадостное состояние страны и народа. Наверное, нелегко говорить обо всем этом?
– Конечно, нелегко, но надо. Не только потому, что так диктует совесть, нравственное чувство, но и потому, что беспристрастный анализ нашего опыта (тех, кто был в руководстве страны) и шире – опыта поколения шестидесятников поможет идущим вослед избежать ошибок, найти выход из тупика, в котором мы оказались.
– Спустя десятилетие с начала перестройки в чем вам видится основная причина ее неудачи?
– Тема эта обширная и сложная. Окончательное суждение вынесет время, но и мы, современники и участники событий, конечно, не можем не думать об этом.
Неизбежны ли были перемены? Думаю, что мало кто сомневается в их объективной предопределенности. И десять лет назад почти все ощущали приближение кризиса и были уверены в необходимости радикальных перемен. И они последовали.
Однако нельзя не задать себе и другие вопросы. Верно ли были определены маршруты движения, последовательность преобразований? Все ли было сделано Правительством СССР, а потом и России, чтобы избежать острейших противоречий и катаклизмов, чтобы не допустить всеобщего развала, по сравнению с которым застой кажется идиллией? Задумался ли тогда кто-нибудь всерьез о цене, которую россиянам предстоит заплатить за реформы? На все эти вопросы нет иных ответов, кроме отрицательных.
– Михаил Федорович, вы возглавляли одну из центральных газет, а впоследствии были на самой высоте тех структур, которые формировали информационную политику. Даже в доперестроечные годы вы по мере возможностей отстаивали свободу слова, право читателей на правдивую, объективную информацию. Многие из барьеров, стоявших на пути к гласности, сегодня рухнули. И вот, наконец, пресса стала свободной и независимой…
– Кто-то из журналистов сравнил стремление к независимости прессы с попытками изобрести вечный двигатель: заманчиво, но невозможно, поскольку противоречит объективным законам. И еще. Люди, работающие в печати, на радио, ТВ, всегда субъективны, зависят от многого, начиная от своих пристрастий, заблуждений и кончая объективными материальными, экономическими условиями. А именно это теперь играет решающую роль. Слава богу, что сегодня мы избавились хоть от этой иллюзии.
– Что вы думаете о сегодняшних средствах массовой информации?
– Иной стала страна, иной пресса. Покончено, наконец, с партийным диктатом. Печать, ТВ стали более раскованными, смелыми. Уже нет запретных тем… Завоевания можно перечислять долго, они, впрочем, очевидны. Однако скажу о том, что беспокоит.
Да, пишут сегодня обо всем, но общество, людей волнуют ответы на главные, жизненно важные вопросы: что нас ждет в ближайшем будущем и куда мы идем? А вот об этом нам говорят скороговоркой и путано.
– Разве? В каждой газете, по телевидению сообщается и о росте цен, и о падении рубля, и о забастовках, не говоря уж о демократизации и приватизации…
– Да, это самые популярные сегодня слова. Но что за этим стоит? А стоят процессы перераспределения собственности и власти – очень болезненные и потенциально взрывоопасные, между прочим, процессы. Сейчас мы, пожалуй, самая уникальная в мире страна, где произошло столь беззастенчивое перераспределение: 90 % населения владеют меньшей половиной всей собственности, а вторая половина принадлежит остальным 10 %. И очень немногие издания («Труд», не примите за лесть, принадлежит к их числу) говорят об этом, пытаются объективно разобраться в этой социально опасной ситуации. Не ставятся в полной мере и вопросы, связанные с перераспределением власти. Чьи интересы она выражает – большинства или меньшинства? К чему мы стремимся? На каком этапе находимся? Насколько и кому подконтрольна ситуация?..
– Михаил Федорович, пресса сейчас ведь очень разная. Вы же сами боролись с диктатом Старой площади, когда все только и делали, что «единодушно поддерживали и одобряли».
– На одной из встреч с представителями средств массовой информации в начале перестройки Горбачев высказал такую мысль: при жесткой, монопольной власти КПСС роль оппозиции должна играть пресса. Это статусно определило ее место и роль в общественных преобразованиях. За дело взялись с огоньком. Оппозиция – значит, круши! Но, разгребая авгиевы конюшни застоя, о созидании не думали. Не очень-то думаем и сегодня.
А что касается «поддерживаем и одобряем», это мы и сейчас умеем. Намеренно не говорю о печати радикальной оппозиции – это отдельная тема. Я сейчас об основном информационном потоке.
Даже не читая газету, можно с большой степенью вероятности сказать, что она напишет по тому или иному поводу. Ведь мы знаем, кто заказывает музыку. «Узок круг этих людей, страшно далеки они от народа». Извините меня, старого номенклатурщика, но, боюсь, не мне одному приходят на память эти слова, когда я вижу и читаю о бесконечных светских раутах, тусовках и т.д. Пресса, телевидение за малым исключением крутятся только вокруг элиты. Вижу в этом верный путь окончательно лишиться доверия читателей, то есть лишиться главного.
– Может быть, лик банкира на первой полосе вместо дежурной фотографии комбайнера (слесаря, шахтера), как это было в прошлом, – это и есть сегодня главное? Ведь у каждого времени свои герои…
– Когда я работал в газете, было немало глупостей, демагогии, но был интерес к простому человеку, труженику, может быть, порой дежурное, но внимание к нему. Помноженное, кстати, на действенность прессы, ныне канувшую в прошлое. С этим связана и утрата в определенной степени профессионализма, ведь никто не проверит, как раньше, насколько верно изложил журналист факты, все ли аргументы взвесил. Чем острее, «жаренее», тем лучше. Но тем и ниже КПД печати. Читатели уже сравнивают информационные средства с барабаном, который впустую колеблет общественное мнение.
– Однако под их воздействием происходят даже кадровые перестановки в высших эшелонах власти. Я имею в виду реакцию прессы на убийство корреспондента «Московского комсомольца» Дмитрия Холодова, последовавшие за этим оргвыводы. По телевидению прозвучал даже иронический комментарий: теперь президенту очередные кадровые назначения, возможно, придется согласовывать с газетами…
– Я преклоняюсь перед мужеством погибшего журналиста, его профессионализмом. Это светлая личность. И последовавшую за смертельным взрывом информационную атаку в прессе действительно можно воспринять как «последний решительный бой» за утраченную действенность печати. Но есть одно опасение: а не игра ли это, где убийство журналиста и реакция его коллег лишь карты, которые сдает кто-то третий? Впрочем, давайте дождемся результатов объявленного расследования.
Завершая тему роли информационных средств в нынешних условиях, скажу, что не утратил надежд на возрождение у журналистов трезвого, реалистического подхода. Судя по некоторым изданиям, именно он становится все более и более заметным. Как и чувство ответственности перед читателями и – если не бояться высоких слов – перед народом и Отечеством.
– Михаил Федорович, вам вопреки известному изречению удалось трижды войти в одну и ту же реку. Дважды вы становились руководителем издательской отрасли Союза, ныне возглавляете «Русскую книгу». В этом чувствуется нечто, как говаривал Михаил Сергеевич, судьбоносное…
– Действительно, книга – то, чему не жалко посвятить жизнь. Ведь в ней – основа духовной культуры, которую народ формирует столетиями. Сейчас мы сетуем по поводу отсутствия современной национальной идеологии. Может быть, оттого, что мало читаем старые и новые книги. В них мы все найдем. И еще. Сегодня мы все настойчивее говорим об опасности потери политической, экономической независимости. Но существует и опасность утраты самостоятельности культурной, духовной. И здесь книгоиздатели могут и должны сказать свое слово. Надеюсь, что его удастся сказать и издательству «Русская книга»…
– …Которым до вас руководил Борис Миронов, ставший затем председателем Комитета по печати и скандально ушедший…
– Вы спрашиваете о моем отношении к нему? Готов ответить. Если его оценивать как издателя, то он сделал немало нужного и интересного. Циклы русской классики, собрания сочинений, новые оригинальные серии, например «Мыслители России», включающая работы Леонтьева, отца С. Булгакова, Шульгина, Победоносцева… Это серьезные начинания. Однако Миронов – человек, не лишенный определенных политических амбиций. Став министром, он оказался вовлеченным в борьбу, закончившуюся для него отставкой. Дело тут, на мой взгляд, не в Миронове, а в том, что Комитет по печати из чисто профессионального ведомства превратился в арену политических игр. Вместо того чтобы серьезно заниматься проблемами книгоиздания, основные усилия были направлены на управление прессой. А ею управлять уже нельзя, да и, на мой взгляд, не нужно. Единственное, что требуется, – контролировать соблюдение информационными средствами законов.
– Михаил Федорович, государственное книгоиздание находится сейчас в трудном положении, система распространения развалилась, бумага, полиграфические услуги неимоверно дороги. Кроме того, на лотках обилие низкопробной литературы. Серьезные книги выходят малыми тиражами. Не хочу сказать, что все это результат политики, которую проводил Госкомиздат СССР, когда вы его возглавляли, тут сказалось много факторов: и распад Союза, и последующая экономическая политика, и многое другое. И все же… Есть ли у сегодняшнего директора издательства Ненашева претензии ко вчерашнему председателю Госкомпечати Ненашеву?
– Как вы заметили, я достаточно критически отношусь к себе. Но здесь тот редкий случай, когда мне почти не о чем жалеть.
Вопрос о демократизации издательского дела назревал давно. И нам удалось сдвинуть дело с мертвой точки. Издательства, наконец, сами стали решать, без указки сверху, какие книги и в каком количестве издавать. И вспомните, сколько появилось во второй половине восьмидесятых новых, интересных книг. Это был настоящий издательский и читательский бум. Что же касается вала низкопробной литературы – это болезнь, которой в условиях рынка надо переболеть.
– Вы сказали, что ПОЧТИ ни о чем не жалеете…
– Не все зависело тогда от нас, но, наверное, надо было действовать более решительно. Не удалось заложить основу цивилизованного отношения государства к книгоизданию как к фундаменту нашей национальной культуры.
Известно, что в большинстве развитых стран книга рассматривается как совершенно особый вид продукции. Государство поддерживает социально необходимые издания. Это обычно учебная, детская, научная литература, классика. Налоги в данном случае минимальные или вообще не взимаются. А у нас отделываются разовыми подачками.
– Михаил Федорович, прошу прощения, но разговоры о необходимости государственного протекционизма, льготного налогообложения и прочих вожделенных прелестях, как и сравнения с цивилизованным Западом, ведутся давно, в том числе и в печати. Но будем реалистами: да не будет никто на высоком уровне всерьез заниматься бедами книгоиздания! Дай бог решить проблемы ограбленных пенсионеров, бездомных военнослужащих, бастующих шахтеров и т.д. Когда эта очередь дойдет и дойдет ли вообще до книги…
– Вроде бы все так… Старый подход к культуре по остаточному принципу продолжает торжествовать. Но и руки опускать нельзя. Ведь прав Солженицын, когда говорит: если мы не изменим свое отношение к культуре – к культуре самой нации, мы ничего не достигнем.
– Раньше было принято интересоваться планами издательств. Но сейчас в бушующем море рынка это, наверное, коммерческая тайна?
– Конечно. Но читателям «Труда» я ее раскрою. Кроме перечисленных ранее изданий выйдет, например, несколько книг к 50-летию Победы. Это «Живые и мертвые» Константина Симонова, «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова, сборник статей и новых работ Владимира Богомолова.
Ну и, конечно, классика – основное наше направление. После уникального собрания сочинений Гоголя, впервые выпущенного в этом виде, как задумал его автор, читатель получит пятитомник Тургенева, собрание Паустовского. А потом – Лесков, Мамин-Сибиряк, Юрий Казаков. Успехом пользуются недорогие книги молодежной, так называемой джинсовой серии.
– Вы выдали, кажется, все секреты. Спасибо.
– Нет, не все. Будут и сюрпризы.
–А что читает издатель Ненашев?
– В основном рукописи. Последняя – большая книга бывшего уже нашего посла в Англии Бориса Панкина о Константине Симонове. Очень интересная работа.
– А над чем работает публицист Ненашев?
– Пока больше думает. Возможно, это будет продолжение книги «Последнее Правительство СССР». Почти как у Дюма, но только «пять лет спустя». Хочется вернуться к масштабно и оригинально мыслящим людям. Их мнение о том, что сегодня происходит в стране, думаю, будет многим интересно.
– Михаил Федорович, какая мысль, идея, высказывание кажутся вам сейчас наиболее актуальными?
– Мысль такая: «…Бывает время, когда нельзя устремить общество или даже все поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости; бывает время, что даже вовсе не следует говорить о высоком и прекрасном, не показавши тут же ясно, как день, путей и дорог к нему для всякого». Это Николай Васильевич Гоголь «Выбранные места из переписки с друзьями». Кстати, в последние десятилетия почти неиздававшиеся.
– А «Русская книга» их, конечно, взяла и переиздала…
– Конечно. А как вы догадались?..
«Труд». 3 декабря 1994 г.