Мы планы не меняем
Мы планы не меняем
На Басманной улице стоит старинный особняк. И висит на нем доска с надписью: «Издательство “Художественная литература”». Многие годы авторы, редакторы, читатели с благоговением открывали его дверь, чтобы войти в храм книги. Теперь в нем располагается издательство «Русская книга». Директор его – известный общественный деятель, ветеран российской печати Михаил Ненашев.
– Михаил Федорович, недавно вы отметили свое 75-летие. В таких случаях человек подводит итоги пройденного пути. Каковы они?
– Думая об итогах, соизмеряешь, оцениваешь, что пройдено. И видишь, с одной стороны, огромную гору пустой породы, а с другой – на ладони лежат всего две-три золотинки. Но их оценивать надо с учетом времени, которое прожил, дела, которому служил, и, наверное, с учетом поступков, которые совершил. Время мы, конечно, не выбираем: живем в его данности и всегда стараемся находить в нем хоть крупицы, но радости. Нынешнему времени, как я думаю, мы должны быть благодарны уже хотя бы тем, что оно излечивает от иллюзий. И в том числе мое поколение шестидесятников.
В оценке нынешнего времени меня больше всего беспокоит непонимание того, что настоящее всегда произрастает из прошлого, ибо оно его наследие. Стоит эту связь порвать (что мы периодически пытаемся сделать), тогда ничего доброго не посеешь и не пожнешь. В моем представлении прошлое – это огромный музей с сохранением всего достойного, накопленного теми, кто шел впереди. Попытка все начинать с чистого листа приводит к огромным разрушениям. Особенно грустно, что слишком поздно приходит проявление мудрости в оценке прошлого.
Известно утверждение «Только великие цели рождают великие дела, и только великие дела рождают великих людей». Если исходить из этой точки зрения (а в ней есть правда и опыт истории), то нынешнее время характеризуется прежде всего тем, что нет новых великих идей. В общественном мнении властвуют опустошение и разочарование. Разочарование от несбывшихся надежд на великие демократические перемены, на которые замахнулись в начальном периоде перестройки, а потом их растеряли при переходе к радикальным реформам. Периодически смотрю данные социологов в отношении к демократии. Только 4 % из 1,5 тыс. опрошенных сохраняют какую-то веру в нее. И по большому счету это самый большой дефицит. Все то, что сегодня делает президент, по сути не новые идеи, а попытки сохранить, пока оно в наличии, равновесие, удержать птицу-тройку, чтобы ее не занесло бог знает куда.
– Но великие реформы в мировой истории настолько редки (вспомним хотя бы Кромвеля в Англии, Петра I в России, реформы Мэйдзи в Японии, реформы Дэн Сяопина в Китае), что говорить сегодня о великих преобразованиях в нашей стране по меньшей мере наивно. Нам бы такие реформы, которые не потрясали бы общество. Может быть, и не стоит так высоко поднимать планку...
– Согласен, искусственно не надо. Я веду речь об энергии общества, его идеи накапливаются десятилетиями. Даже так называемый брежневский застой сохранял и накапливал энергию для той самой перестройки. Согласитесь, в ней (особенно в 1985– 1986 гг.) были здравые идеи. В том числе идеи социализма с человеческим лицом, в которые мое поколение шестидесятников искренне верило. Честно сказать, оно и сейчас верит. Причем эта энергия накапливалась со времени хрущевской оттепели. Сейчас мы начинаем трезво оценивать и понимать, что прошедшее 15-летие оказалось по существу разрушительным, а не созидательным. Конечно, как и в любом историческом разломе, в нем должны быть элементы разрушения. Однако не настолько, чтобы преобладали над созиданием. Теперь мы рассуждаем о том, что, видимо, не одному десятилетию нужно пройти, чтобы накопились в обществе новая энергия и новые идеи для реформаторских преобразований.
– Вот вы сказали: «новая энергия»… Очевидно, имели в виду социальный смысл ее. Но есть также энергия духа, которая связана с культурой, искусством, литературой. Эту энергию мы разрушили. Что из них для вас важнее?
– Вы сами ответили на свой вопрос. Конечно же, энергия духа. К сказанному вами добавлю: это вера в определенные идеалы и наличие общественных целей. Если исходить из этого посыла, то, думаю, мы как раз больше всего разрушили и опустошили наше общественное сознание. На заре перестройки оно было на подъеме. Подул свежий ветер. Казалось, что-то новое, открытое появилось в обществе. Я не говорю об исторической и политической окраске. Это совсем другая тема. Меня в данном случае интересует «энергия духа» в контексте проблем, близких мне по роду занятий. Возросло количество малых и больших издательств, которые выпускали литературу, долго скрываемую от общественности, о забытых исторических личностях, раскрытии белых пятен в нашей российской и советской истории, имен литераторов, общественных деятелей, о которых раньше нельзя было говорить и писать… Интереснейшее было время, настоящая эйфория гласности.
– Особенность первых пяти лет перестройки – это действительно эйфория гласности, невиданного авторитета средств массовой информации, газет, журналов...
– Впервые в истории отечественные СМИ выступали в качестве основной оппозиционной силы к власти. Других же партий не было! Они (СМИ) были проводниками идей перестройки, будоражили общество. А в основе этой эйфории гласности лежало огромное доверие и огромные надежды. Время было поистине парадоксальным. Еще сохранялась власть КПСС, и был президент, который пытался усидеть на двух стульях. И само положение средств массовой информации было совершенно удивительным. Критикуя и являясь по существу основными разрушителями советского строя, СМИ вместе с тем получали от него все, что могли и хотели. Имели от государства полное финансовое и материальное обеспечение, ни один главный редактор в течение пяти лет не был снят с должности за крамолу. Помните единственный случай, когда Горбачев громы и молнии метал в адрес главного редактора «Аргументов и фактов» Владислава Старкова? Из этого получился конфуз. Выяснилось, что Старков никак не подчинен ни Президенту СССР, ни Генеральному секретарю УК КПСС, поскольку его газета – орган общества «Знание» всего-навсего.
– Основные вехи вашей деятельности известны. Менее известна работа в книжном издательстве, особенно на нынешнем этапе объединения с издательством «Художественная литература», где мы сейчас находимся. Странное чувство при этом возникает, не то что ностальгия по худлиту, а нечто такое, что трудно даже подобрать слово.
– Вы задели самый больной вопрос. Нет, я думаю, это не ностальгия. Это настроение человека, который присутствует на кладбище. Если себе представить конец советского книгоиздания, то это будет образ нынешнего Худлита. Того самого, которое было уникальным издательством. Оно издавало книг более 500 наименований в год огромными тиражами. Вся мировая, отечественная классика выходила здесь в прекраснейшем оформлении, в его кабинетах работали самые профессиональные редакторы, лучшие художники…
Сегодня оно ничего не издает. И уже много лет. И напоминает кладбище… Впрочем, это так характерно для всего нынешнего отечественного государственного книгоиздания (если взять главную гуманитарную его основу). Оно полностью деформировано рынком: где-то 70 % – это детективы, дамские романы, фантастика. Что же касается гуманитарной книги, которая образовывает, просвещает человека, побуждает его мыслить, она составляет всего 15 %. А если учитывать, что 80 % изданных книг оседает в Москве, то в провинцию вообще ничего не поступает.
Так вот, сейчас я, как издатель, сижу у разбитого корыта. Два года назад в попытке сохранить хотя бы три ведущих издательства: «Русская книга», «Художественная литература» и «Республика» – я ухватился за идею, причем поддержанную Комимуществом и Минпечати, объединить их и создать издательский дом «Русская гуманитарная книга». Решение принято, два года бьемся – ничего не получается. Как я думаю, у людей, которые сидели на Страстном бульваре, были другие цели, и намерения их не совпадали с моими. А теперь, как вы знаете, полгода назад принято государственное постановление «О приватизации» и об акционировании всех государственных издательств. От нашего плана остался пшик.
– «Художественная литература» – понятно, но почему именно издательство «Республика»?
– Мы работаем на параллельных темах: скажем, «Русская книга» издает Ильина, а они – Розанова, мы издаем Гиппиус, они – Мережковского. К этой проблеме примыкает благая идея: сохранить кадры.
В «Русской книге» я проработал 10,5 лет. За это время мы немало сделали в издании литературы Серебряного века, почти всего Ильина, Шмелева, Бориса Зайцева, Алексея Ремизова, которого мало кто издавал. Восемь томов Зинаиды Гиппиус. Это наше достижение, чем мы, как издатели, гордимся.
– Не секрет, Михаил Федорович, что некоторые издательства так или иначе присваивают себе названия книг, добывают информацию о коллегах, крадут рукописи... Но все равно швы-то видны!.. Качество издания их на порядок ниже – по многим редакторским и полиграфическим параметрам.
– Если бы только это! Между тем, чтобы издать Ивана Ильина, нужен был такой удивительный подвижник, как Виктор Трофимович Лисица, доктор наук, причем математических, который многие годы, скрупулезно работает над собиранием архива Ильина – в Швейцарии, в Америке, в Германии. Не будь его, какой-то один том кто-то бы издал. И все! Мы ему многим обязаны. Или, скажем, Борис Зайцев. Мы бы никогда его не издали, если бы не вышли на его единственную дочь – Наталью Борисовну Соллогуб. Сын ее, Михаил Андреевич Соллогуб, к нам официально приехал, передал собранные его матерью рукописи без всякой платы. Мы в ответ только посылали во Францию по две книги из издаваемых томов. Конечно же, коммерческое издательство никогда на это не пойдет. Мы и не собирались кого-то удивлять: взять да и выбросить на рынок что-то сногсшибательное.
Да, мы медленно работаем, в год выпускаем максимум два тома подобной литературы. Надо провести огромную собирательную и аналитическую работу. Коммерческим издательствам это не нужно. Нам не понятно, почему так легко, никого не спросив, пошли на приватизацию, акционирование всех государственных издательств. Тем более что теперь от государства мы почти ничего не получаем. И другие тоже живут на хозрасчете. И вот такой аналитической работы с гуманитарной книгой ныне уже не будет...
– Как бы то ни было, но вы работаете. Есть пусть маленький, но коллектив, который состоит из высокопрофессиональных редакторов. И все-таки вы не хотите принципиально менять стиль своего книгоиздания, направление…
– Я абсолютно убежден: когда знаешь, каково состояние отечественного книгоиздания и что самый большой дефицит – это русская классика, планы менять нельзя, ни стратегические, ни тематические. Вот всего лишь один пример. Мы подхватили эстафету у «Московского рабочего» (у них просто не хватило сил), и они издали шесть томов дневников Пришвина. В подмосковном музее в Дунино, последнем прибежище Михаила Пришвина, небольшая группа музейных служащих работает над его дневниками и к концу года дают нам рукопись. Это кладезь. И если бы и дальше мы хотя бы по одной книге Пришвина выпускали, то это уже благое дело. Или Евгений Замятин – выпустили два тома, хотим издать пять. Вот это направление в издательской деятельности, как я думаю, менять не надо. А теперь могу сказать совершенно откровенно: мы зашли в тупик. Почему? Для того чтобы продолжать нынешнюю стратегию издательской политики, нужны оборотные средства. Их нет. Или не хватает. Реализация наших книг идет чрезвычайно медленно. Конечно, я не могу сказать, что другие издательства, крупные, совсем не выпускают серьезной литературы. Это было бы не правильно. Однако они издают 90 % детективов, раскрученных по телевидению: Маринину, Донцову, Акунина. А затем из накопившихся средств издают два-три тома гуманитарной книги. Нам сейчас, если вернуться и выпускать литературу ширпотреба, эту нишу уже не занять. Поэтому если мы не объединим усилия с Худлитом и «Республикой», то в ближайшие год-два «Русская книга» закончит свое существование.
Самое уязвимое место – это реализация. У большинства малых и средних издательств не хватает сил, чтобы вышедшие книги продать за пределами Москвы. Мы же в основном работаем лишь с магазинами Москвы. Вот такой грустный итог моей издательской деятельности.
– Собираетесь ли вы писать мемуары?
– Пишу, но очень медленно, поглощает все силы административная работа, которая сводится к добыванию денег для выпуска книг. Но, думаю, где-то через два-три года книга мемуаров появится. Впрочем, я не тороплюсь. Интересен сам процесс работы. Процесс удивительный – размышления. Они помогают жить.
«Литературная газета». 24–30 декабря 2004 г.