Мир без монопольного права
Мир без монопольного права
В Израиле монополию на стремление к миру и на самое понятие «мир» захватил левый лагерь политического спектра. Слово «мир» стало эмблемой, торговой маркой именно этого лагеря. Соответственно, правый лагерь, автоматически ассоциируется со стремлением к войне. Эта аберрация сознания настолько укоренилась в израильском обществе, что приходится доказывать очевидное: это неверно ни с точки зрения мировоззренческой, ни с точки зрения исторической.
Левый лагерь не имел и не имеет монопольного права на стремление к миру. В Израиле вообще нет серьезных политических сил, стремящихся к войне и даже считающих ее желательной. Спор идет исключительно о путях достижения прочного мира. Я убежден, что пути, предлагаемые израильскими левыми, не только не ведут к окончанию конфликта, но еще и приближают тотальную войну, ставят под угрозу само существование Государства Израиль. И уж конечно эти пути не ведут к прочному миру.
Нынешний виток кровавого противостояния с палестинцами лишний раз доказывает сказанное. Мы протянули руку мира, предложили любые уступки, готовы были отдать практически все, а взамен получили кровь, террор, смерть.
Классическая теория израильских левых строится на утверждении, что палестинская проблема — «корень Ближневосточного конфликта». Эта исходная посылка абсолютно ошибочна. Палестинская проблема — лишь одна из множества и уж точно не главная в сложнейшем клубке проблем Ближневосточного региона. Огромное большинство войн и кровавых конфликтов, сотрясавших в последние десятилетия наш регион, не имели ни малейшего отношения к палестинской проблеме. Вспомните войны и конфликты между Северным и Южным Йеменом, между Египтом, Суданом и Ливией, Ирано-иракскую войну, войну в Персидском заливе, многолетний «вялотекущий» конфликт Турции с Сирией, нескончаемую борьбу курдов с властями Ирана, Ирака и Турции, большинство межобщинных и этнических конфликтов, раздирающих Ливан. Верно лишь то, что палестинская проблема действительно служила и служит громоотводом для большинства мусульманских властителей — с ее помощью они «мобилизуют массы», отвлекая их от собственных тяжелейших внутренних проблем.
Мир не является результатом международных соглашений и тех или иных договоренностей между политическими лидерами. Шах Ирана в свое время заключил долгосрочный пакт о мире и сотрудничестве с Ираком. Этот договор строился на сложившемся балансе сил этих двух стран, которые считали нужным и важным сохранять его в долгосрочной перспективе. Но когда шах был свергнут, а иранская регулярная армия практически развалилась, Саддам Хусейн посчитал, что баланс сил нарушен в его пользу и что настал удобный момент воспользоваться временной слабостью соседа. После семи лет кровавой войны, стоившей обеим странам бесчисленных материальных и человеческих потерь, стороны решили, что продолжение войны бессмысленно и подписали соглашение о прекращении огня. Саддам Хусейн имел все основания рассматривать это как свою победу — он наглядно продемонстрировал подвластному ему народу и соседям свою решительность и амбициозность, а, заодно, закрепил за Ираком статус региональной державы. Спустя три года, ушедшие на «зализывание ран» и лихорадочное перевооружение иракской армии, Саддам Хусейн счел уместным воспользоваться слабостью своего преданного союзника, безоговорочно поддерживавшего и покрывавшего его непомерные расходы на протяжении всех семи лет войны с Ираком, и в один прекрасный день оккупировал Кувейт.
На Ближнем Востоке резкое изменение баланса сил двух государств в пользу одного из них неизбежно влечет использование последним такого дисбаланса для нападения на ослабшего соседа. И этот «закон природы» не может быть нарушен никакими международными соглашениями, пактами, декларациями, на него не может повлиять ни личная дружба властителей, ни какие бы то ни было иные факторы и соображения. Если этот закон верен в отношении мусульманского мира, то уж тем более он верен в отношениях арабских стран с чужеродным (с их точки зрения) телом в регионе — Государством Израиль.
Нарушение баланса сил с нашими арабскими соседями может быть реальным, а может быть и кажущимся. Иными словами, арабам для решительных действий может быть достаточно того, чтобы им лишь показалось, что баланс сил нарушен в их пользу. Именно это произошло в 1967 году, когда Гамаль абд-эль-насер пришел к ошибочному заключению о том, что Израиль ослаб и «созрел» для разгрома.
Напрашивается еще один вывод: на Ближнем Востоке не может быть достигнуто политическое урегулирование без новой войны, которая окончательно определит расстановку сил в регионе. В настоящее время арабские страны делают все, чтобы избежать противостояния их регулярных армий с Армией Обороны Израиля потому, что до сих пор подобные противостояния заканчивались их полным разгромом. Поэтому они всеми силами пытаются втянуть нас в войну на истощение. На протяжении истории наших войн с арабскими соседями арабы достигали сколько-нибудь заметных успехов трижды: в Войне на истощение 1967–1970 года, закончившейся выгодным для Египта соглашением о прекращении огня; в ходе т. н. первой интифады 1987–1993 г.г., приведшейк подписанию израильским правительством во главе с Рабиным и Пересом Норвежских соглашений, что было справедливо расценено всем миром как крупная и, главное, неожиданная победа Арафата и ООП, и, наконец, в войне на истощение, которую вела против нас Хизбалла в 90-е годы в Южном Ливане. Эта война закончилась бегством нашей армии из т. н. «пояса безопасности» и оставлением на произвол судьбы наших верных союзников. Причина успехов наших противников очевидна: в войнах на истощение преимущество израильской армии в подготовленности и мотивированности кадров, в техническом оснащении и боевом опыте, в организованности — сходит на нет. В таких конфликтах решающую роль играет подавляющее преимущество арабов в живой силе и готовность их общества с относительной легкостью воспринимать человеческие потери.
Наше общество, демократическое по своему укладу, с его относительно высоким уровнем жизни, не в состоянии долго переносить войну на истощение — то есть, длительное состояние неопределенности и двусмысленности — состояние «ни войны, ни мира». Такое состояние нарушает нормальное течение жизни, экономическую и социальную стабильность, подтачивает моральный дух общества. Бен-Гурион и его соратники, разрабатывавшие в 50-е годы доктрину безопасности Израиля, пришли к правильному выводу о том, что государство столь малых размеров и такого общественного устройства как наше не может и не должно соглашаться на пребывание в промежуточном, неопределенном состоянии. Ему необходимо всякий раз быстро и четко определяться: либо идет война, либо на дворе мир.
Оно не должно позволять врагу втянуть себя в очередную войну на истощение.
Итак: мир, точнее отсутствие войны в нашем регионе обеспечивается не договорами, не личными отношениями какого бы то ни было нашего лидера с теми или иными арабскими властителями и даже не совместными взаимовыгодными экономическими проектами любых масштабов. Только соотношение сил, исключающее возможность нападения на нас, обеспечит подлинный, устойчивый мир.
Этот принцип верен в отношении не только Ближнего Востока, но и ряда других регионов планеты, таких как Балканы, центральная Азия (отношения Индии с Китаем и Пакистаном), большинство регионов Африки.
Этот принцип неприменим к сложившейся к концу XX века системе международных отношений в Западной Европе и Северной Америке. Дело не в том, что европейцы и североамериканцы умнее, лучше или миролюбивее прочих жителей нашей планеты. Дело в том, что в упомянутых странах царит демократия, а при этом режиме соблазн и возможности правящих кругов развязать войну куда меньше, чем аналогичные факторы у властителей стран не демократических. Когда Ближний Восток в плане торжества демократии уподобится Западной Европе, то и конфликты в этом регионе (в том числе и арабо-израильский) станут достоянием прошлого, предметом изучения на уроках истории, вроде многовекового спора Германии с Францией за Эльзас и Лотарингию.
Спор о правах на обладание Эльзасом и Лотарингией начался еще в XVII веке, этот конфликт, затухая и разгораясь, длился без малого триста лет и породил такую ненависть между французами и немцами, что всего несколько десятков лет назад никто не мог бы поверить, что она когда либо угаснет. И вот, по прошествии всего шестидесяти лет со дня окончания Второй Мировой войны, от этой взаимной ненависти и недоверия не осталось и следа. Причина в том, что и Германия, и Франция стали государствами демократическими, и, соответственно, практически никакой спор между ними не может довести до состояния войны. То же верно и в отношении США и Японии: две эти державы буквально раздирают острейшие экономические, финансовые и торговые противоречия, но никому и в голову не придет, что может повториться трагедия Перл-харбора, или, не дай Бог, Хиросимы и Нагасаки. Само государственное устройство современных США и Японии исключает возможность войны между ними.
На Ближнем Востоке до этого далеко. Большинство арабских стран вынуждено сейчас искать средство против страшной, все обостряющейся напасти, угрожающей существованию этих режимов, имя которой исламский фундаментализм. Поэтому арабские правящие режимы используют Израиль в качестве громоотвода, направляя на него вектор озлобления и недовольства народных масс. В такой ситуации надежды на то, что можно выстроить «Новый Ближний Восток», избавленный от внутреннего напряжения — абсолютно оторваны от реальности.
Военное могущество государства слагается из разнообразных факторов: население, территория, валовый национальный продукт (ВНП), уровень образования населения, оснащенность армии (количество танков, самолетов и т. п.), а также уровнем организованности и выучки личного состава армии. Но определяющим фактором могущества армии является моральный настрой, мотивация, боеспособность. Это было верно всегда и везде — на всем протяжении человеческой истории. В начале XX века горстка буров противостояла в Южной Африке могучей, в десятки раз более многочисленной, прекрасно обученной и оснащенной армии Британской империи. Несмотря на это, Британская армия потерпела ряд сокрушительных поражений от повстанцев, убежденных в правоте своего дела. Военные успехи буров вынудили Великобританию заключить мирный договор, признающий права буров. Южная Африка, хотя и не полностью избавилась от зависимости, однако не стала британской колонией. США проиграли войну во Вьетнаме не потому, что их войска были оснащены или подготовлены хуже вьетконговцев и армии ДРВ, а потому, что американские солдаты толком не понимали, за что и ради чего они сражаются. Мы победили в Войне за Независимость, противостоя арабским армиям, стократно превосходившим нашу в численности и оснащенности. Спустя полвека мы бежали из Ливана вовсе не потому, что Хизбалла была оснащена лучше Армии Обороны Израиля, а потому, что наше общество не поддерживало ее в этой войне.
Сегодня наша мотивация, готовность идти на жертвы и сражаться упала до исчезающе малых величин. Любая боевая операция вызывает в обществе полемику и протесты, лишающие нашу армию боеспособности.
Монтень писал, что если вы кого-то в чем-то ущемили, у вас есть два пути предотвратить его месть: первый — попытаться умилостивить оскорбленного, просить прощения, поступиться в его пользу чем-то для него важным и рассчитывать на то, что все это смягчит его гнев и вызовет симпатию к вам. Второй способ — всячески демонстрировать свою суровость и бескомпромиссность в надежде, что это отпугнет потенциального противника.
Я не могу быть абсолютно уверен, что путь, предлагаемый левым лагерем, заведомо порочен и бесперспективен. Я даже допускаю, что избранный мною путь хуже того, что предлагают мои оппоненты. Что же, пути могут быть разными. Но абсолютно достоверно одно: ни у кого нет монополии на знание истины или единственно верного пути к миру. Мира хотят все, но пути к нему могут быть разными. Я считаю избранный мною путь лучше не потому, что он мне больше нравится. Я считаю его верным потому, что его правильность подтверждается богатым историческим опытом, накопленным нашим регионом, а также потому, что тот же исторический опыт до сих пор раз за разом опровергал попытки достичь мира иными путями.
В вопросе путей достижения мира партия «Наш дом Израиль» придерживается принципа «Железной стены», сформулированного Жаботинским. Эта идея формулируется четко и ясно: единственный способ достичь мира с арабами — это железная стена, иными словами — наличие в Эрец Исраэль такой еврейской силы, перед которой не устоит ни одна арабская сила, и это превосходство должно быть очевидно всем арабам. Идея «железной стены» в разных вариациях принята огромным большинством израильтян, включая деятелей организации «Мир сегодня». Лишь совсем маргинальные группировки — наследницы ископаемого «Союза мира» верят в возможность достижения мира как плода доброй воли арабов. Огромное большинство народа прекрасно осознает, что мы живем в полностью враждебном нам окружении, что мы находимся на переднем крае борьбы против исламского экстремизма. Мало кто верит в возможность создания здесь ситуации, при которой наши соседи проникнутся к нам симпатией. Стало быть, утрата обществом боевого духа объясняется не тем, что все уверовали, что противник больше не задается целью уничтожить наше государство, а совсем иной причиной: полной утратой доверия народа к своему руководству, ощущением, переросшим в уверенность, что наши вожди не имеют понятия, куда они нас ведут. Народ утратил уверенность.
Мы — и это касается всех политических партий Израиля — не разъяснили людям четко и ясно, какой нам видится конечная цель — то, к чему мы должны прийти, чтобы полностью урегулировать конфликт. Годами народу внушали, что никакие переговоры с ООП, то есть с террористами, вестись не будут, а потом вдруг, в одночасье террористы из ООП превратились в достойного партнера, с которым можно и должно достичь мира. Лавирование, полная утрата лидерами внятного политического курса, окончательно запутало народ.
Наш мирный договор с Египтом создал опаснейший прецедент: все, что было завоевано ценой крови наших воинов в правой войне с врагом, стремившимся нас уничтожить, было единым махом перечеркнуто и отдано противнику до последней пяди. Теперь на этот прецедент ссылается Сирия. Она ставит условием заключения мира с Израилем возвращение ей Голанских высот в границах 4 июня 1967 года, то есть до самого берега озера Кинерет. Точно так же мы поступили и при нашем отходе из Ливана — мы отступили даже не к границам 1948 года, а к линии, очерченной соглашениями 20-х годов между Англией и Францией о разделе их подмандатных территорий.
Соответственно, палестинцы, хотя они никогда и не имели собственного независимого государства, настаивают на том, чтобы им в рамках будущего мирного договора было отдано все, что когда-то было отвоевано нами даже не у них, а у Египта и Иордании. Иными словами, они требуют уступки им всех территорий в границах 4 июня 1967 года, а нам трудно, после египетского прецедента, что-либо возразить.
Можно было бы попытаться понять стремление Менахема Бегина отдать египтянам все в пределах границ 1967 года (за исключением сектора Газы) в надежде переломить ситуацию бесконечной войны, совершить поворот в сознании арабского мира в сторону мира с нами. Но беда в том, что на самом деле мы руководствовались тогда просто стремлением заключить договор как можно скорее, «не стоя за ценой». Что и завело нас в заведомо проигрышное положение.
В этом виноваты и левые, и правые наши политики. Левые не использовали возможностей в корне изменить ситуацию в Эрец Исраэль. В 1967 году в Иорданию из Иудеи и Самарии бежали сотни тысяч арабов. Правительство во главе с Леви Эшколем, Моше Даяном и Игалем Алоном по окончании войны милостиво впустило всех их обратно. В 1970 году, во время «черного сентября», Голда Меир и Моше Даян всячески помогали королю Иордании Хусейну, хотя именно в этот момент сложились все условия для превращения этой страны в подлинно палестинское государство.[15]
Правые, в свою очередь, допустили стратегическую ошибку, упорно твердя «нет» любым попыткам достижения мира, не предлагая никаких конструктивных планов. Если бы Бегин довел до конца осуществление идеи палестинской автономии, реализация которой была оговорена Кемп-девидскими соглашениями, наша ситуация сейчас была бы куда лучше.
премьер-министр Шамир, с порога отвергший т. н. «иорданскую опцию» и тайные Лондонские соглашения, заключенные Шимоном Пересом и королем Хусейном[16], тоже не предложил никакой альтернативы. Уже тогда было очевидно, что тот, кто отвергает иорданскую опцию, в конце-концов заполучит опцию ООПовскую. Затем все то же повторилось на Мадридской мирной конференции и на переговорах в Вашингтоне[17]: мы делали шаг вперед и тут же откатывались на два шага назад. Если бы мы пошли в Мадриде до конца и провели бы всеобщие выборы на «территориях», авантюры Осло попросту не было бы. Правый лагерь допустил ошибку, полагая, что время работает на нас, и вел безынициативную и откровенно ретроградскую внешнюю политику.
Следует отметить, что правый лагерь на протяжении своей истории постоянно сотрясал воздух громкими, даже вызывающими лозунгами, но лишь в исключительных случаях эти декларации выдерживали испытание действительностью. Я рекомендую правому лагерю, к которому отношу партию НДИ и самого себя, усвоить принцип, сформулированный в свое время Бисмарком: «стальной кулак в лайковой перчатке». Проще говоря: поменьше воинственных заявлений и больше активности в делах.
Большая часть израильского общества признает, что мы предлагали арабам максимум возможного, и наши предложения были отвергнуты. Нетаниягу сделал сирийцам очень щедрое предложение, Барак предложил Арафату практически все, о чем палестинцы могли мечтать: отдача почти ста процентов требуемых ими территорий, раздел нашей столицы — Иерусалима, даже «творческий» подход в вопросе права на возвращение палестинских беженцев. Но ответом палестинцев был террор и сотни убитых израильтян. Мы должны признать, что со своей стороны сделали все, что могли, и теперь очередь арабов продемонстрировать свою волю к миру и готовность идти ради него на уступки. А пока такого доказательства не последовало, Израилю следует сосредоточиться на своих внутренних проблемах. Это очень важное, очень нужное решение, к которому должны прийти все мы — народ Израиля. Это зависит от воли руководителей всех политических партий, от их способности встать выше сиюминутной выгоды, отказаться от соблазна заработать пару лишних электоральных баллов и одобрительных хлопков на международной арене.
Все политическое руководство страны должно сплотиться вокруг четкой и ясной декларации: мы предложили другой стороне все, что только могли, и если наши оппоненты не готовы к установлению мира на этой основе, то мы прекращаем любые попытки и инициативы со своей стороны. Больше предложенного до сих пор мы уже не предложим, и в этом вопросе нет различия между правыми и левыми политиками Израиля.
Предлагая сосредоточиться на решении наших внутренних проблем, я не имею в виду отказ от ведения разумной и активной внешней политики. В 50-е и 60-е годы, когда население Израиля было вдвое меньше нынешнего, а его ВНП был меньше вчетверо, мы проявляли гораздо большую активность на Ближневосточной арене. Мы активно вмешивались в события в Йемене, в Курдистане, в Судане, в Турции, в Эфиопии. У нас было налажено разностороннее и плодотворное сотрудничество с Ираном. А в последние два десятилетия эта активность была практически свернута.
Нам надо выбрать: либо мы идем на заключение соглашения любой ценой, как это стремился сделать Барак, то есть полностью уступаем арабам Иудею, Самарию и Иерусалим, или принимаем осознанное решение о временном прекращении переговоров и сосредоточиваем усилия на поиске возможно более широкого национального консенсуса, на сплачивании всего народа вокруг четкого плана решения проблемы. Лишь после выработки такого консенсуса можно будет вернуться за стол переговоров при том, что все, как в Израиле, так и за его пределами, будут знать, чего же, собственно, мы хотим и каковы, с нашей точки зрения, пределы допустимого.
Мира следует достигать с позиции силы, а не с позиции слабости. Пока мы не почувствуем, что идем к миру с позиции силы, лучше прекратить попытки достижения мира. Ведь оппонент жалеть нас не будет, он полностью использует нашу слабость, что, соответственно, приведет к заключению невыносимого для нас и не устойчивого для обеих сторон мира.
Итак, план, к выработке которого мы должны стремиться, обязан включать три стадии: 1) полное уничтожение инфраструктуры террора и военное разрешение конфликта с палестинцами; 2) значительное улучшение экономического положения жителей Иудеи, Самарии и сектора Газы; 3) политическое урегулирование.
Любая попытка «срезать угол», проскочить через какую бы то ни было из этих стадий и сразу перейти к политическому урегулированию — обречена на провал, который, в конечном счете, может обернуться неотвратимой угрозой самому существованию нас и нашей страны.
Нам следует не покладая рук, искать союзников, потенциальных партнеров. Я имел контакты со множеством арабских деятелей различных рангов (как палестинских, так и других), и для меня очевидно, что все они отдают себе отчет в том, что выбор, стоящий перед ними, формулируется так: либо заключение мира и сотрудничество с Израилем, либо капитуляция перед радикальным исламом. Палестинское, да и вообще арабское руководство платит щедрую словесную дань радикальным исламским группировкам, воздавая им «должное» на словах, но в личных беседах за чашкой кофе в Яффо или в Лондоне все они, как один, однозначно дают понять: ни за что на свете не хотели бы оказаться под пятой ХАМАСа или «Исламского Джихада».
Те же многочисленные контакты с арабскими деятелями убедили меня, что арабы прекрасно отдают себе отчет в том, что у израильских левых нет никакой монополии на стремление к миру. Более того, они скорее склонны заключать договоры с правительством во главе с правыми деятелями, или с правительством национального единства понимая, что договор, заключенный с таким правительством, будет устойчив, так как будет принят огромным большинством израильтян, в то время как договор, заключенный с правительством левых, будет отвергнут, по меньшей мере, половиной израильского общества и потому вряд ли будет стабильным. Я лично однажды имел возможность в интервью солидному арабскому периодическому изданию высказывать суждения, которые в нашей прессе были бы восприняты как излишне резкие. На следующий день после публикации интервью я получил немало предложений от различных арабских деятелей встретиться и обменяться информацией и идеями.
Пока поиском союзников на израильской улице активно занимаются палестинцы. Аналогичных попыток с нашей стороны не заметно. Мы должны понять, что если мы не наладим конструктивный диалог на любых уровнях с другой стороной, то умеренные и реалистично мыслящие элементы на палестинской улице обречены на полное поглощение волной фундаментализма, охватившей и Газу, и Шхем и Хеврон.
До сих пор Израиль вел весьма пассивную политику, одним из следствий которой стала наша неспособность продемонстрировать, что союз с нами оправдывает себя. Это, в свою очередь, приводит к затыканию ртов, если не полному исчезновению умеренных элементов. Примером этому служат наши отношения с Иорданией: мирный договор с Израилем не принес иорданцам ожидаемой выгоды, особенно, экономической, которая убедила бы большинство населения этой страны в том, что мир с Израилем заключать стоило, что он работает не только на «сионистов».
Нынешний король Иордании Абдалла II — правнук первого иорданского короля Абдаллы I, убитого фанатиком-палестинцем. Перед Иорданией палестинская проблема стоит гораздо острее, чем перед нами, и поиски ее решения для Иордании — куда важнее, чем для нас. Большинство населения этой страны — палестинцы. Профсоюзы, да и вся экономика этой страны находится в руках палестинцев. Влияние радикального ислама в стране постоянно растет. Королю Абдалле необходимо наладить самое тесное сотрудничество с нами — хотя бы ради противостояния исламским фундаменталистам. В противном случае дни правления Хашемитской династии в Иордании будут сочтены. Однако, осознания угрозы, пусть даже общей — мало. Необходимо выстроить такую систему отношений, при которой всем, кто может потенциально стать нашим союзником, будут очевидны не только общие опасности, но и общие выгоды.
В вопросах стратегической важности мы должны прекратить заниматься внутри- и межпартийными дрязгами. Нашими разногласиями успешно пользуются как наше враждебное окружение — арабский мир, так и потенциально или реально дружественное — США и Западная Европа. Если бы мы выработали общую для всего народа позицию, подобное было бы невозможно.
Ради выработки такой позиции, как левому, так и правому лагерю придется пойти на болезненные, но неизбежные уступки. Но пока эта позиция не выработана, всегда найдется кто-нибудь, кому захочется выпятить собственную персону и нажить дешевую популярность, разрушая и без того хрупкую стену общественного согласия и не утруждая себя раздумьями о том, какой вред он тем самым приносит стране. В израильской политике, особенно в ее левом лагере, всегда находились те, кто был, вроде бы, готов броситься на амбразуру, пожертвовав собой ради того, чтобы по их стопам другие прошли бы дальше. Годами этим занимались Йоси Сарид и Йоси Бейлин, и им удал ось-таки заметно ослабить общественное согласие, существовавшее когда-то в Израиле. Кто поверит теперь, что в начале 80-х годов Юли Тамир была исключена из организации «Мир сегодня» за то, что соблазнилась общением с представителями ООП… В этом вопросе правый лагерь заведомо уступил инициативу левому, даже не пытался ее перехватить. В результате «подвижки» в общественном мнении происходили всегда влево, и почти никогда — вправо.
В демократическом обществе вопросы войны и мира необходимо решать неоспоримым большинством. Недопустимо идти на войну или заключать мирный пакт, заручившись поддержкой иллюзорного, мизерного большинства. Примером тому служит история с Норвежскими соглашениями, особенно, т. н. договор «Осло-2», ратифицированный Кнессетом большинством в один, да и то откровенно подкупленный, голос. Как мы помним, у Рабина не было шансов сколотить в поддержку этого договора коалицию в 61 голос в Кнессете, и тогда он переманил двоих депутатов правоориентированной партии «Цомет», подкупив их персональными машинами. Израильтяне прозвали эту нечистоплотную историю «Алекс-мицубиси» — именно такой была цена «покупки» канувшего в политическое небытие экс-депутата Алекса Гольдфарба. Кстати, другой участник этой сделки, заполучивший в ее рамках (ненадолго) «вольво» министра, ныне обвиняется в контрабанде наркотиков. Вот такие деятели определили историю нашей страны и несли нам «благую весть о вечном мире». Сказанное верно и в отношении войны в Ливане. Начало антитеррористической операции «Мир Галилее» было поддержано огромным большинством израильского общества, но когда война затянулась и выяснилось, что ее цели отличались от изначально декларированных, общество раскололось, а акции протеста против этой войны стали носить все более массовый характер.
А вот мирные договоры с Египтом и с Иорданией были поддержаны огромным большинством населения страны и, соответственно, депутатов Кнессета. Они и по сей день, что бы там ни было, пользуются широчайшей общественной поддержкой.
Устойчивые договоры, усиливающие, а не ослабляющие страну и ее народ, должны пользоваться массовой общественной поддержкой, заключаться на основе широчайшего консенсуса, иначе они не принесут ничего, кроме вреда. Лучше не предпринимать ничего, нежели идти на авантюры, заведомо обрекая народ на еще более глубокий раскол.