Сетевые войны в «международных отношениях»

Сетевые войны в «международных отношениях»

В современной картине мира инструментальность «международных отношений»[9] всё больше выходит на первый план. Основной мотивацией к осуществлению тех или иных действий на международной арене всё чаще становятся не локальные цели. Это прежде одни народы вступали в противостояние с другими из-за ограниченности внутренних ресурсов или жизненного пространства[10]. В этом случае «международные отношения», действительно, рассматриваются как внешний выплеск внутренних проблем[11]. Сегодня цели, ради которых осуществляются «международные отношения», становятся более глобальными, связанными с переформатированием всего социального пространства земли в идеологическом, культурном, цивилизационном смысле. Речь идёт о некоем конечном, то есть эсхатологическом, видении картины мира. А «международные отношения» в их классическом представлении, опирающиеся на такие традиционные парадигмы, как реализм (ныне — неореализм), либерализм (неолиберализм), радикализм (неомарксизм)[12] и т. д., становятся лишь инструментом достижения глобальных, конечных целей.

В этой связи меняются и основания реализации процессов «международных отношений». От чисто прагматических и рациональных они переходят к философским и даже метафизическим представлениям о конечных целях международной политики. Ярким примером тому служит политико-мировоззренческое течение неоконсов в США. Представители этого течения берут за основу именно философские концепции, вычленяя оттуда технологические подходы к формированию общества. Главный принцип неоконсов состоит в том, что философия должна быть реализована на практике, а идеи должны претворяться в жизнь, а не использоваться только лишь для интеллектуального удовольствия[13], ибо, как любят повторять неоконсы, «Ideas do matter».

Сама же система «международных отношений» сегодня переходит с уровня межнациональных отношений, сложившихся в момент образования Вестфальской системы и окончательно закреплённых Версальским договором, на более низкие уровни. Субъектами международных — в прямом смысле слова — отношений всё чаще становятся именно народы, а не политические нации, этносы. Теперь даже общественные, негосударственные структуры, НПО, НКО по праву считают себя субъектами глобальной политики и влияют на процессы, происходящие далеко за пределами государств, в которых они зарегистрированы. Но и это не стало пределом: на место коллективной субъектности, пусть и более низкого уровня, чем государство, приходит атомизированная субъектность индивидов, объединённых в искусственные сети по итогам так называемой массификации — в терминах Алена де Бенуа, о чём было сказано выше. Сети, в свою очередь, представляют собой систему множественных горизонтальных связей, определяемых Жилем Делёзом как ризома[14]. И здесь уже речь идёт об изменении философского представления об устройстве общества — эволюции воззрений от классических, периода Нового времени, к сетевым, сложившимся с момента начала постиндустриальной эпохи до полного становления мировоззренческой парадигмы постмодерна. Именно ризома, а точнее — её наличие, является необходимым условием распространения американской «Империи», на что недвусмысленно намекают Негри и Хардт, утверждая: «Общие контуры современного имперского строя могут быть представлены в виде ризомы, разветвленной корневой системы, универсальной сети коммуникаций, все точки или узлы которой связаны между собой»[15].

Если раньше залогом успеха являлось военное превосходство, выраженное сначала в численности армий, а затем в качестве и объёмах вооружений, то теперь для установления контроля над большими пространствами используются сетевые технологии, а с противником ведутся сетевые войны[16].Мотивами же к установлению глобального контроля и цивилизационному захвату больших пространств становятся эсхатологические идеи завершения истории на «своём аккорде», для того чтобы положить свои представления, свои модели устройства в основание нового мира, идущего на смену старому. Подобные взгляды свойственны многим, в том числе и наиболее влиятельным мировым политикам, а в некоторых моментах они граничат с религиозными представлениями о мотивах политической и международной деятельности. Это именно то, что социолог и теолог Питер Бергер определяет как десекуляризацию[17].

Таким образом, обоснование такого явления, как сетевые войны, связано с необходимостью осмыслить изменения парадигмальных подходов к «международным отношениям» в более эсхатологическом и даже метафизическом ключе. Так как благодаря этому можно определить роль философии и идей, вытекающих из философских воззрений, в формировании решений, касающихся устройства мира и будущего человечества, где социальные сети стали ключевым инструментом установления контроля и влияния.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.