Предисловие Обретение идентичности

Предисловие

Обретение идентичности

Наиболее остро осознаваемая и, соответственно, наиболее остро стоящая проблема сегодняшней России — национальная.

Как экономист я признаю это вынужденно, с величайшей горечью.

В стране, в которой подавляющая масса населения бедна, которая практически не развивается, хотя государство и крупный бизнес угрожающе набухают нефтедолларами в то время, когда недостаточность инфраструктуры становится проблемой уже не только для прогресса, но и для повседневного нормального существования, в стране, в которой последовательно и со вкусом уничтожаются социальная сфера, а также здравоохранение и образование, чудом сохранившиеся в кошмаре 90-х годов, в стране, задыхающейся под спудом тотальной коррупции, переходящей в силовой рэкет, — в нашей стране главной проблемой стала не социально-экономическая.

Российское общество предельно атомизировано, социальная ткань практически разрушена, и единственная тема, которая помимо всех Кондопог, Ставрополей и издевательских судилищ над российскими офицерами заставляет 80 % населения страны реагировать активно, одинаково и предсказуемо, — это национальная тема.

Это позволяет судить о том, до какой степени разложения дошло российское «государство», — теперь его действительно надо писать в кавычках — и до какой степени оно допустило обострение «дружбы народов».

Не просто безусловной заслугой, но и главным достижением первого срока Путина стало осознание самостоятельности и самоценности России. Воспринимаемая ранее как случайный обломок некогда великого и могучего Советского Союза, брошенный роком в кромешные водовороты истории, Россия именно при Путине и во многом благодаря ему осознала нормальность своей отдельности, отделенности от других клочков СССР. Именно в первый срок Путина, во многом в результате второй чеченской войны наша Родина обрела собственную гордость и представление о собственном национальном (то есть общественном) достоинстве.

Российский патриотизм оформился и стал доминировать в общественном сознании после дефолта 1998 года, и Путин сумел опереться на него и использовать его, «поймав волну» народных чаяний и став их сколь угодно непривлекательным, но внятным и последовательным выразителем. Тем самым он укрепил и узаконил российский патриотизм, сделав его из враждебного государству недоразумения повседневной нормой жизни.

Однако этот патриотизм был преимущественно негати— вистским, не только рожденным, но и выражающим себя в противостоянии, в «отстраивании» от окружающего мира. Недаром наиболее удачные (а точнее, первые и последние в нашей стране удачные) выражения национальной идеи Путиным — «мочить в сортире!» и «кто нас обидел, три дня не проживет» — носили негативный, а не позитивный характер, выражали не наши содержательные ценности, а наше отличие от наших конкурентов как ценность.

Логичным было бы ожидать, что второй срок путинского президентства станет временем артикулирования и закрепления в общественном сознании наиболее важной, позитивной части национальной идеи и, таким образом, временем складывания национального мифа. Это исключительно важно, так как именно такой миф— концентрированное выражение достоинств и преимуществ страны — делает ее привлекательной для той или иной части человечества и не только объясняет, но во многом и обусловливает ее роль в общем развитии мира.

Но русский бог лукав.

Как мы знаем, этого не произошло — и, скорее всего, при действующем президенте и его соратниках, какое бы время они ни оставались у власти, уже не произойдет, и поэтому становление самосознания России, завершение артикуляции ее позитивной национальной идеи и самоидентификации в целом откладывается на неопределенное будущее.

Причина этой трагической неудачи, остановившей формирование новой российской цивилизации, вульгарна, как стыдная болезнь, и заключается в предельном эгоизме нынешней элиты.

Пройдя в годы деградации и тотального разложения жесточайший отрицательный отбор, современная элита стала элитой именно потому, что, не испытывая никаких сентиментальных чувств к своей стране и своему народу, грабила и разрушала их с наибольшей эффективностью.

Непосредственно это выражается в коррупции, ставшей основой государственности до такой степени, что борьба с ней в ряде случаев воспринимается именно как конституционное преступление— подрыв основ самой российской государственности.

Инфернальный эгоизм, запредельное равнодушие к собственной стране и полная отстраненность от народа являются родимыми пятнами нынешней элиты, не только не отрицающей ельцинскую, но являющуюся ее гармоничным продолжением и усугублением.

Все это не позволяет выразить позитивные ценности народа, позитивный аспект национальной идеи по тем же самым причинам, по которым вор не может выразить идеи неприкосновенности чужой собственности: эти ценности не просто глубоко враждебны нынешней российской элите, но и попросту несовместимы с ее существованием в современном, наиболее комфортном для нее качестве.

Между тем новая российская нация — новый, уже не царский и не советский сплав, но на основе все того же русского народа, являющегося вечной основой, сутью и смыслом наших цивилизаций — рождается на улицах.

Не на баррикадах, — там она лишь проявляется, периодически напоминая о своем существовании, — но в гуще повседневной жизни.

Господь являет себя в мелочах, — народ, еще не объявленный, но уже родившийся, являет себя в повседневности.

Удивительно, но у нас общие ценности.

Российское общество при всей своей внутренней разнородности, раздраженности и даже прямой вражде, уже достаточно давно стихийно провело синтез социальных, либеральных и патриотических ценностей, выделившихся и поначалу обособившихся друг от друга на переломе 80-х и 90-х годов.

В современной России эти ценности прямо подразумевают друг друга.

В самом деле: честный (не только честно думающий, но и честно чувствующий) либерал не может не ощущать, что бедный не может быть свободным, что свобода подразумевает достаток. А это автоматически делает его не только сторонником социальных ценностей, но и патриотом, потому что в глобальной конкуренции не только достаток и собственность, которая является либеральной ценностью, но и свободу приходится защищать на национальной основе.

Честный сторонник социальных ценностей видит, что их надо защищать. Защита от внешних конкурентов делает его патриотом, защита от внутренней бюрократии и чрезмерной алчности бизнеса — либералом.

Наконец, честный патриот чувствует, что ни раб, ни нищий не будут защищать отечество — и поэтому граждане должны быть свободны и богаты, насколько это возможно.

А это делает патриота сторонником либеральных и социальных ценностей.

«Элита», закостеневшая в начале 90-х, не позволяет этому синтезу артикулироваться в конкретных требованиях, политических и медийных структурах, но возможности ее сопротивления стихийному и повсеместному давлению российского общества близки к исчерпанию.

У нее вообще получается все меньше, и она все чаще терпит поражения и неудачи в манипулировании собственным народом, казалось бы, отданным ей в вечное, почти крепостническое владение.

При всей остроте национального вопроса его если и не полное решение, то, во всяком случае, гарантированное кардинальное смягчение требует всего лишь четырех элементарных действий, технологически доступных даже современному российскому государству:

• полного, категорического отказа государства от использования разжигания межнациональной розни для решения текущих политических задач (учитывая вероятное влияние на так называемых «скинхэдов» и прочих подобных группировок силовых структур это, насколько можно понять, будет означать резкое снижение их активности, вплоть до полного паралича);

• действенная борьба с этнической организованной преступностью, наглядная безнаказанность которой является главным фактором обострения межнациональных отношений и сохранения межнациональной розни;

• социально-экономическое развитие депрессивных регионов России с жестким пресечением политики деруси— фикации, проводимой руководством ряда республик в составе Российской Федерации (при этом программы развития станут вполне действенной платой за пресечение этой политики);

• качественное ограничение коррупции в аппарате государственного управления, без которого в принципе невозможны как борьба с оргпреступностью, так и развитие регионов.

Беда в том, что нынешнее государство, призванное обслуживать лишь личное потребление правящей бюрократии, в принципе, по самой своей природе не способно не то что искоренять, но даже ограничивать коррупцию, так как последняя является его структурообразующим элементом.

Точно так же, как когда-то в нашей стране «не стояло село без праведника», любовно выстроенная и выпестованная сегодняшняя «вертикаль власти», насколько можно понять, «не стоит» без коррупции.

Кроме того, правящая бюрократия просто не обращает внимания на свою страну и действует в отношении нее по широко известному принципу «малютка-не-надрывайся»; она не будет осуществлять даже совершенно необходимых для существования общества, но не приносящих личных прибылей и иных выгод ее членам действий просто потому, что ей незачем это делать: она полностью свободна от всякого внешнего влияния и от всякого контроля.

Поэтому решать вопросы развития России, в том числе и наиболее острый, наиболее вопиющий национальный вопрос, а если быть более точным, вопрос созидания новой российской цивилизации и новой самоидентификации просто некому.

Как это ни прискорбно, русский народ не может решить его самостоятельно в силу самой своей симбиотиче— ской природы: мы существуем в симбиозе с государством, делегируя ему значительную часть нашей индивидуальной свободы и ответственности точно так же, как истово верующий человек делегирует Богу и представляющей его церкви значительную часть своих личных свобод, по крайней мере при принятии тех или иных решений.

Это неотъемлемая, смыслообразующая часть нашей культуры.

Это источник нашей непредставимой для постороннего силы — и это же источник нашей столь же непредставимой для постороннего слабости.

Именно эта глубочайшая внутренняя связь с государством является критерием, четко отличающим нашу цивилизацию на всем ее протяжении от царей через Советский Союз и до нашего времени — вне зависимости от того, называть ли ее «российской» или «русской», — от всех остальных.

Именно это чувство единства со всеми «своими» через не только общую историю и культуру, но обязательно и через нелюбимое, неэффективное, раздражающее и враждебно воспринимаемое, но в то же время «свое» государство отличает представителей различных национальностей, спаянных в русский народ и российское общество, от других представителей тех же национальностей, в том числе и русских по крови и даже культуре, не являющихся частью нашей единой цивилизации.

И задача оздоровления государства, сторонняя и внешняя для представителей большинства других наций, для русского и россиянина является задачей глубоко внутренней — задачей оздоровления коллективной души собственного народа, обретения коллективной самоидентификации, не поверхностного, но глубоко внутреннего преображения России.

Решение этой задачи почти автоматически решит основные наши проблемы, включая и проблему самоназвания.

Я знаю, как огромное число россиян — далеко не только русских по национальности и даже культуре — не любит слово «россияне».

Его, как предназначенные для обесценения, а значит, грабежа зазевавшихся деньги, ввел в оборот Ельцин — хотя придумали его как торжественное обращение еще при Николае И.

Но, поверьте, это самая малая проблема из стоящих перед нами. И в процессе оздоровления государства, — то есть позитивной, конструктивной, созидательной и самосозидающей самоидентификации, этот вопрос решится автоматически, путем многократного повторения и проговора на улицах.

Массовый русский язык в своей живой гибкости выражает принятое народом решение задолго до того, как тот успевает осознать, что вообще была какая-то проблема; так будет и в этом случае.

А главная наша проблема в том, что против нас весь мир, — не то чтобы нас кто-то особо не любил, спекуляции на эту тему всего лишь отражают извращенную манию величия отдельных сотрясателей воздуха, но потому, что мы слабы и богаты.

Менее 2 % населения Земли контролирует более 20 % ее природных ресурсов — это совершенно объективно является вызовом всему остальному человечеству, и богатому в своей алчности, и бедному в своем отчаянии, и, значит, все это надо защищать.

И потому Россия должна служить не США, не Европе, не Китаю и даже не Азербайджану. Россия не только «по умолчанию», но и вполне явно и откровенно должна стать формой самоорганизации и удовлетворения нужд и интересов россиян. И нас в принципе не должно волновать, считает ли кто-то в остальном человечестве наши интересы обоснованными или же надуманными: это наши интересы, и этого должно быть вполне достаточно и для нас, и для всех остальных.

Россия должна быть пространством не для воров и обманщиков, не для коммерческих и силовых олигархов, не для западных и восточных миссионеров — Россия должна быть пространством для россиян.

Эта цель объективна, и задача здоровых сил России заключается не в самом ее достижении, но в достижении ее в кратчайшие сроки и при минимизации потерь.