Из книги председателя КГБ В. Крючкова Оперативный документ № 7

Из книги председателя КГБ В. Крючкова

Оперативный документ № 7

Начиная с 1989 года в Комитет госбезопасности стала поступать информация, указывающая на связи Яковлева с американскими спецслужбами. Впервые подобные сведения были получены еще в 1960 году. Тогда Яковлев с группой советских стажеров, в числе которых был и небезызвестный ныне О. Калугин, в течение года стажировался в США в Колумбийском университете.

ФБР проявило повышенный интерес к нашим стажерам, готовя почву для их вербовки. Обычное дело, удивляться тут нечему, тем более что фэбээровцы всегда отличались крайней бесцеремонностью и своего шанса старались никогда не упускать.

Яковлев отлично понимал, что находится под наблюдением американцев, чувствовал, к чему клонят его новые американские друзья, но правильных выводов для себя не сделал. Он пошел на несанкционированный контакт, а когда нам стало об этом известно, изобразил дело таким образом, будто стремился получить нужные для Советской страны материалы из закрытой библиотеки.

Полученные по каналам КГБ (разведки и контрразведки) сведения, касающиеся Яковлева, как нельзя лучше подтверждаются всеми его поступками. Они проливают свет на истинные мотивы поведения и других лиц, в первую очередь человека, который за границей снискал себе сомнительную славу называться «первым немцем», а у себя дома заслужил лишь презрение и ненависть.

Яковлев делал все для того, чтобы обеспечить приход к власти Горбачева. Ему нужен был Горбачев, и никто другой! Не ахти какие рычаги были для этого у Яковлева, но он очень старался и искренне ликовал, когда в 1985 году Горбачев все же стал генсеком.

Близко познакомились они в 1983 году, когда совпосол в Канаде Яковлев всячески обхаживал малозаметного тогда члена политбюро и секретаря ЦК КПСС по сельскому хозяйству Горбачева во время его официального визита в эту страну[98].

По возвращении в Москву Яковлев активно помогал Горбачеву в подготовке публичных выступлений, с изобилием слов о преданности делу социализма, о любви к Родине и т. п. Но у самого Яковлева с языка частенько срывались совсем иные высказывания.

Яковлев считал нашу страну империей, в которой союзные республики лишены каких бы то ни было свобод. К России он относился без тени почтения, я никогда не слышал от него ни одного доброго слова о русском народе. Да и само понятие «народ» для него не существовало. Именно Яковлев в Прибалтийских республиках всячески поощрял националистические, сепаратистские настроения. На Кавказе накалял карабахскую проблему. К республикам Средней Азии относился как к чему-то чужеродному. «Ну скажи, зачем нам нужна Киргизия?» – вопрошал он с гневом, а на замечания о том, что это братский России народ, отвечал лишь презрительной ухмылкой.

Яковлев не выносил социалистический строй, с раздражением говорил о колхозах, совхозах, не скрывал однозначного негативного отношения к государственной собственности, но боготворил частную. Весь советский период истории для него – сплошная черная страница.

Я ни разу не слышал от Яковлева теплого слова о Родине, не замечал, чтобы он чем-то гордился, к примеру нашей Победой в Великой Отечественной войне. Меня это особенно поражало, ведь сам он был участником войны, получил на фронте тяжелое ранение…

Каждый волен поступать в соответствии со своими убеждениями. Однако если ты один из руководителей партии, то выход один. Предложи партии свою концепцию, а если она будет отвергнута – уйди! Но Яковлев предпочел скрыть свои подлинные взгляды – говорил одно, а действовал совсем иначе.

Обе зловещие фигуры нашей действительности – Горбачев и Яковлев – одновременно являются и «архитекторами» и «прорабами» перестройки. Они спелись, слились воедино, органически дополняя друг друга. В черной игре они менялись местами, но из чисто тактических соображений.

Казалось бы, уж если провозглашать курс на перемены столь радикального характера, то вся работа должна строиться на основе цельной концепции, отличаться взвешенностью, основательностью. Однако на практике ничего подобного не было. Никакой целостной программы проведения перестройки не существовало даже в проекте – были лишь ее отдельные штрихи, эмоции да сплошное шараханье из стороны в сторону! Всюду царила неразбериха, решения принимались спонтанно, сумбурность и непоследовательность чувствовались буквально во всем.

Теперь стало ясно, что делалось это умышленно[99].

* * *

Судья сказал человеку в бульдожьих складках:

– Господин Яковлев, однажды вы написали: «После XX съезда мы избрали простой, как кувалда, метод: бить Лениным по Сталину» и так далее, вплоть до полного развала страны. Цитату привести?

Вызванный проанализировал ситуацию и понял, что отпираться бесполезно:

– Не нужно, я помню.

– Объясните, пожалуйста, зачем вы убивали страну?

Яковлев молчал неприлично долго, минуты две. Потом выдавил из себя:

– Это я написал в полемических целях…

– То есть соврали? – уточнила Прокурор. – Но если вы признаете свою ложь в данном случае, как можно вам верить вообще?

– Тогда я написал это, потому что того требовала конъюнктура момента, – признаюсь, по малодушию. Но сейчас уверяю вас, что рушить страну не собирался! Почему вы верите моим тогдашним словам и не верите нынешним?

– Опубликованная книга – улика гораздо более веская, чем произнесенные слова, – сказал Судья после небольшой паузы. – Суд считает напечатанное признание доказательством вины. В практических действиях этого человека также наличествует состав преступления. В связи с этим господин Яковлев объявляется подсудимым. Будьте любезны, займите подобающее место.

Секретарь подошел к ошеломленному Яковлеву, взял под руку и отвел в левый угол, к горбачевскому столу. Ноги ведомого один раз заметно подломились.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.