XXI

От чьего бы имени ни шло осуждение Израиля — от имени арабов, нейтральных государств, прогрессистов, женщин, от имени ЮНЕСКО, а вскоре, возможно, и ООН или даже от имени свободы и справедливости, — эти имена искажены и небрежно записаны нечестными судьями в поддельных документах. Но остается еще одна горечь: нечестность марксизма. Он признает палестинское понятие «народ», хотя палестинцы понимают его иначе, чем марксисты. Благодаря этому понятию палестинцы утверждают право на собственное государство и следуют в этом смысле примеру евреев, которые из понятия «народ» также вывели право на свое государство. В свою очередь, марксисты выводят из понятия «народ» право на строительство марксистского государства, которое хотя и является по своей сути бессмыслицей, но представляет собой переход к бесклассовому обществу, свергающему затем ставший ненужным каркас государства. (То обстоятельство, что некоторые национальные коммунистические партии прибегают в этом пункте к лавирующему маневру, играет лишь тактическую роль.) Марксистов интересует не демократическое государство как институт, а только само слово, при этом меньше всего они заинтересованы в мусульманско-христианско-еврейском государстве — государстве, которое пропагандирует Арафат и в которое он, по-видимому, верит. С марксистской точки зрения, такое государство является нелепостью. Если относиться к марксистам серьезно, то тогда мусульманские, еврейские и христианские элементы не имеют значения. Очевидно, что среди палестинцев нет единства в отношении концепции государства, но Советский Союз это не волнует. Его вмешательство в противоборство между Израилем и арабами продиктовано желанием упрочить свое влияние в регионе. Советский Союз продолжает позиционировать себя как мировая держава. С идеологической точки зрения (с точки зрения доктрины, которую якобы представляет Советский Союз) это вмешательство обосновано лишь софистскими умозаключениями, поскольку язык софистики безразличен к действительности. Советский Союз как институт, в основу которого заложена идеология, подходит к трактовке политической «действительности», как церковь к эротике, — догматически. Он делает вид, будто «действительность» и сформулированные им определения данной действительности — это одно и то же. Нет больше напряженных отношений с действительностью, напряженности между языком и заложенным смыслом. Существует только язык, только идеология, которой можно жонглировать по своему усмотрению, благодаря которой можно при желании обосновать любые политические действия, направленные на упрочение власти. Непогрешимость Советского Союза существует не сама по себе, а заложена в основу, это — кажущаяся непогрешимость чисто абстрактной системы. Российская империя, пока еще представляющая собой социалистическую формацию, снова заняла неверную позицию, она на стороне реакции, на стороне арабов (реакционных по своей основной тенденции). Если палестинцы существуют для марксистского лагеря лишь как идеологическое оружие, то, значит, им в любой момент может быть отказано в поддержке в интересах политики, направленной на упрочение власти. В таком случае возникает вопрос, что представляют собой палестинцы вне идеологии, которая их использует. Только для Израиля палестинцы являются экзистенциальной, а не идеологической проблемой. У палестинцев никогда не было государства. Сейчас они стремятся к созданию собственного государства на основании того, что этого когда-то под давлением обстоятельств добивались евреи. Палестинцев не удовлетворяет нынешнее состояние, ведь все, что у них есть, — это отсутствие всего. Палестинцы одержимы идеей приобретения того же статуса, что и Израиль. Но это может случиться, если они станут такими, как Израиль. Для этого нужно время, а время имеет такое же значение, как и мир, потому что существование палестинцев взаимосвязано с существованием Израиля. Гибель Израиля обречет на гибель палестинцев, ведь «арабы» могут в любой момент отказать им в поддержке. На палестинцев сделают ставку сирийцы, либо египтяне, либо иорданцы (в зависимости от исхода борьбы, которая вспыхнет между арабами), арабы одержат победу над Израилем. Тем самым существование еврейского государства приобретает политический смысл — оказать содействие палестинцам в осуществлении их права на собственное государство. Какой бы маленькой ни казалась эта полоса земли, эта точка на глобусе, которую мы называем Палестиной, здесь хватит места для двух государств, как хватает места для сосуществования многих культур. Все это является предпосылкой для того, чтобы палестинцы признали еврейское государство, а евреи — палестинское. С общей, не разделенной на две части столицей Иерусалимом. Это кажется утопией. Будущее всегда утопично. Евреи, однако, выступают против, Арафат тоже заблокировал все пути. После своего выступления в ООН он не может признать Израиль. Уже задним числом он пытается смягчить свою речь, предлагая Израилю вернуться к границам 1948 года. Но, как признает сам Арафат, он выдвигает данное предложение, лишь исходя из тактических соображений, но также с намерением блокировать путь к миру, чтобы правда и дальше оставалась на его стороне. Если Израиль примет это предложение, то одержать над ним победу будет гораздо легче, если же он ему не последует, то Арафат получит право на новые нападения. Арафат так же мало готов к отступлению, как когда-то Гитлер, изложивший свою политику в книге «Моя борьба». Все, о чем затем говорил Гитлер, став государственным деятелем, было лишь тактическим ходом. Он точно знал, что люди верят в то, на что надеются. И как когда-то все надеялись на изменения в политике Гитлера, точно так же мы сейчас верим в то, что изменится Арафат. Я знаю, многим не понравится, что я не воспринимаю Арафата так же серьезно, как когда-то следовало воспринимать Гитлера, а просто сравниваю его с Гитлером. Я надеюсь, что те, кого это беспокоит, обеспокоены также и тем, что Арафат сравнил евреев с нацистами — убийцами, которые уничтожили почти треть еврейского народа. Несмотря на это, я не люблю сравнивать Арафата с Гитлером. Политика Арафата трагична. Какое бы отвращение я ни испытывал к террору, я ненавижу его не меньше войны, ведь последняя — это тоже террор. В мирное время Арафат ведет против Израиля военные действия, которые предпринимали сирийцы и египтяне, ведя войну. Только таким образом он может представлять интересы тех палестинцев, которые выступают против еврейского государства. Однако у Арафата (если он хочет сохранить в силе тезис о палестинском государстве) нет иной альтернативы, как занять место Израиля. Он должен его разрушить, потому что в арабском мире нет места для палестинцев. Без Израиля палестинцы остались бы иорданцами или египтянами, только благодаря Израилю они являются палестинцами. Ведя против Израиля войну, Арафат в мирное время вынуждает Израиль перейти на военное положение, дает евреям право на ответные удары по палестинским группировкам. Намеренно. Ведь он пытается оправдать террор, следующий за вполне оправданными ответными действиями евреев. Тем самым террористические акты приобретают еще один дополнительный аспект: они демонстрируют, что достижение мира между арабами и евреями, необходимое с идеологической точки зрения, невозможно. Воздействие войны, имеющее массовый охват, дополняет в малых масштабах террор: он подвергает манипуляции действительность, дабы она соответствовала не законам бытия, а идеологическим заверениям. Утверждая, что действительность подвергается манипуляциям, террористы сами манипулируют действительностью (отсюда демарши арабов в отношении швейцарской прессы, аналогичные демаршам нацистов). Террор служит Арафату для подтверждения своей правоты в глазах мировой общественности, которая, в свою очередь, дает это право Арафату, чтобы наконец-то освободиться от угрызений совести в отношении евреев. Арафат уже выиграл дело в ООН, вскоре там будет, видимо, выступать и госпожа Майнхоф[16]. Израилю следовало бы поразмыслить над тем, что терроризм формирует в мире представления, против которых, собственно, и ведется борьба. Израиль хочет существовать как государство, в таком случае ему нужно неукоснительно соблюдать правила игры, которые не признаются противниками этого государства. И даже если Израиль имеет все основания для контрударов за пределами своих границ, он, вероятно, поступил бы мудрее, не предпринимая подобных шагов и ведя борьбу с терроризмом только в собственной стране и на территориях, которые он считает оккупированными. Не следует делать то, что ожидает противник, нужно попытаться выдвинуть альтернативу Арафату. Непостижимым является то, что при поездке в Израиль ты перестаешь понимать суть конфликта между палестинцами и евреями, потому что перед твоими глазами каждый день предстает пример мирного сосуществования двух народов — это и есть та «действительность», которой, по мнению идеологов, нет. То, что с идеологической точки зрения кажется невозможным, подтверждается ежедневно на экзистенциальном уровне. Помимо этого израильтянам следует воспользоваться двумя средствами, которые на протяжении столетий предоставляла им история в качестве единственного подарка, — мудростью и терпением. У них есть только два этих средства. Конечно, мудрость и терпение, как и любое другое оружие, не всесильны, но тут уж ничего не поделаешь. Мудрость надо еще услышать и понять, терпение ничего не дает нетерпеливым людям, а призыв к разуму всегда сопровождается горьким чувством: люди же должны быть разумными сами по себе. Тем не менее у Израиля нет иного выбора. Дабы выжить теперь, ему необходимо терпение; мудрость же понадобится, чтобы выжить позже.

Что нас ожидает, не знает никто. Ситуация меняется, меняется уже сейчас. Прогнозы здесь бессмысленны, поскольку даже то, что сегодня считается невозможным, может когда-нибудь стать реальностью, если речь идет о спасении еврейского государства, о спасении спасения. Власть имущие всегда могут договориться; могут произойти перемещения в мировом политическом раскладе сил, и тогда наступит примирение непримиримых врагов. В таком случае еврейскому государству нельзя забывать того, кто забыт всеми: своего палестинского брата.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.