Охота на «Черную обезьяну» / Искусство и культура / Художественный дневник / Что в итоге

Охота на «Черную обезьяну» / Искусство и культура / Художественный дневник / Что в итоге

Группа граждан из Нижнего Новгорода направила в Минюст требование разобраться с романами Захара Прилепина — не содержат ли они экстремистских призывов и лозунгов. Начнем с того, что нижегородские «Новые люди» — это голос политизированного и одновременно наивного читателя. Помните, была такая история-апокриф из театральной дореволюционной жизни, когда кто-то из зрителей выстрелил в актера, игравшего Яго? Человек принял артиста за подлеца. Такое наивное отношение к литературе — распространенная вещь. Но Прилепин сам является наивным писателем. Или, по крайней мере, у него образ наивного писателя из народа, который режет в глаза правду-матку. Но на правду-матку — на, получи другую правду-матку в ответ. В принципе, спросить писателя как гражданина — почему ты мысли те или иные отстаиваешь? — не криминал. Это нормальный разговор. И, мне кажется, Захар вполне готов этот разговор поддержать. Он ведь своей аудитории тоже рассказывает не о литературе, а о жизни, о политике, о праве собственности... Этой манерой публичного поведения он как бы заявляет: я не писатель, я трибун, властитель дум. Отсюда и претензии.

Ситуация знакомая. Мы, сотрудники издательства Ad Marginem, были обвиняемыми и свидетелями по делу Владимира Сорокина «о порнографии». И знаем, что такой процесс всегда связан с экспертизами. Истец должен предъявить экспертную оценку: является ли произведение опасным, экстремистским? В свою очередь Захар Прилепин имеет право на встречную экспертизу. Экспертизы могут конкурировать. В условиях нормальной судебной системы это нормальная практика. Не только в России, но в Америке и Европе периодически возникают процессы с участием творцов. Их тоже обвиняют в порнографии, экстремизме, в нарушении моральных норм. И если бы мы имели некоррумпированный суд, с его помощью можно было бы привлечь внимание к состоянию дел в литературе. Почему она говорит с читателем таким, а не другим языком? Почему наивный читатель принимает текст за прямое высказывание? Такая дискуссия была бы возможна и продуктивна. Но, увы, наша судебная система для этого слишком несовершенна. А «экстремизм» — очень политизированная статья. Ни юристы, ни политики не дают ему четкого однозначного определения. Недавно возникла в чем-то похожая история с Борисом Акуниным, которому неонацист, осужденный пожизненно за убийства, приписал разжигание национальной розни. За то, что слуга Фандорина обвинил русских в неумении различить два вида японской лапши. Здесь мы имеем дело опять-таки с крайней юридической непроясненностью статьи 282 УК о видах «розни». Что позволяет использовать статью как дубинку, которой можно поколотить любого. Мое личное мнение таково: где нет прямого физического действия, там эта статья не должна применяться. Другое дело, если человек отложил компьютер и рукопись, взял нож и вышел на улицу с целью кого-то порезать. А если он сидит и сочиняет — это предмет какой угодно дискуссии, но не правовых санкций.

Люди, написавшие на Прилепина исковую жалобу, явно не читатели. Они что-то слышали о «радикале Прилепине», что-то о встрече Прилепина с Путиным, что-то им не понравилось, вот и решили треснуть юридической дубинкой. А между тем их старания имеют обратный эффект. Вокруг Прилепина создается медиаобраз. Писатель успешно «брендуется», то есть приобретает рыночный, товарно-фетишистский статус. Для литературы это очень плохо. Она может быть предметом культа, исповедания, ненависти... Но если литература становится товаром, пусть даже политическим, это ее постепенно убивает. В такой «популярности» нет особых преимуществ, как нет их у Салмана Рушди, подвергающегося атакам исламских радикалов. Да, угрозы исламистов создали дополнительный интерес к Рушди, но любим мы его за другое. Не за то, что его заочно приговорили к смерти. То же и с Захаром Прилепиным. Я люблю его не за то, что он гоним. А за лирическую интонацию, за талантливо написанные страницы в романе «Санькя», которым можно гордиться. Когда раскручивалось «дело Сорокина», сотрудники прокуратуры сами находились в трудном положении. Потому что дело было явно заказным. Не думаю, что дело Прилепина — того же порядка, хотя не исключаю этого. Не надо преувеличивать значение этой акции. Она ничтожна, и я уверен, что Захар от нее не пострадает. А что касается пиара за счет писателя — тут чистая маркетология, за счет которой и сам Захар может получить дополнительные бонусы. Так что всех ему благ и дальнейших литературных успехов.

Александр Иванов

гла­ва из­да­тель­ства Ad Marginem: