Диалоги с железной леди / Искусство и культура / Художественный дневник / Балет

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Диалоги с железной леди / Искусство и культура / Художественный дневник / Балет

 

По инерции мышления в балеринах всегда поражает сочетание хрупкой внешности и железной воли. Диана Вишнёва пример этого чудного парадокса. Не успела Москва опомниться от шаровой молнии La La La Human Steps канадца Эдуарда Локка, где два месяца назад солировала Вишнёва, а у нее уже новая премьера — «Диалоги». Тройная. Тщательно обдуманная. Представляющая мутацию женщины в танце ХХ века.

Спектакль открывал «Лабиринт» легендарной матушки американского модерна Марты Грэхем — история о женских страхах и комплексах, упакованная в обертку античного мифа об Ариадне. Опус 1947 года рождения почти не устарел, поражая энергетикой и заложенными возможностями блеснуть игрой. Техника Грэхем для Вишнёвой не представляет сложности (а после хай-тека Локка выглядит детской прописью), но доказать свое право на психологически нагруженный танец она должна была — себе, публике, хранителям Фонда Марты Грэхем — и справилась отлично. Нервная, натянутая как струна, Вишнёва одолевала страхи и справлялась с искушениями судьбы одними жестами — точь-в-точь как завещала главная танцфеминистка ХХ века. И воплотивший маскулинность ушедшего века рогатый Минотавр в конце концов оказывался средством, а не целью: его побеждала женщина. В многословном, сделанном специально для нее сочинении Джона Ноймайера «Диалог» (давшем название всему проекту) мы увидели Вишнёву трепетную, готовую подчиниться чужой воле, но тут же исподволь навязать свою — видимо, живой классик Ноймайер счел именно эти черты ее характера любопытными для танца. Вечно актуальные оттенки отношений М и Ж он снова разобрал на части и благодаря Вишнёвой и ее партнеру Тьяго Бордину таки обнаружил в них что-то новое. Получилась, кстати, отдельная история в карьере Дианы: она давно танцевала максимально приближенный к классическому балет «В ночи» на музыку Шопена, а теперь близкий к нему «Диалог» на «Вариации на темы Шопена» Фредерика Момпу.

Замыкал программу зрелищный красно-черный «Объект перемен» на музыку «Смерти и девушки» Шуберта. Голландцы Пол Лайтфут и Соль Леон создали его в память об умершей подруге, но сентиментальностью в нем и не пахнет: грусть и трезвость спектакля явно происходят из страны, спокойно обсуждающей эвтаназию. Смерть как неизбежная спутница, как сестра, которую надо принять в любом случае, не коверкает главную героиню. Маленькой, хрупкой, в черной коробке сцены, отделенной от живительных кулис вздыбившимся красным ковром, ей опять хватает сил — теперь уже для смирения с самым страшным, что может случиться в жизни, — со смертью.

Взлетев в мировую элиту на волне «мариинского прорыва» начала девяностых, Диана Вишнёва — единственная из блистательного поколения — сохранила запал творца. Как выясняется, одной энергии для этого мало. Ей понадобились талант, воля, ум, вкус и удача. Последняя — в виде личных обстоятельств или продюсера Сергея Даниляна — дала ей шанс стать эдакой Гертрудой Стайн балетного мира, подтвердившей, что артисты «потерянного поколения» могут держаться на гребне только собственными силами, не дожидаясь милостей театров, министерств и прочих причастных. Браво, Вишнёва.

Лейла Гучмазова