Дитя Арбата / Искусство и культура / Художественный дневник / Театр

Дитя Арбата / Искусство и культура / Художественный дневник / Театр

Так случилось, что в мою жизнь Театр Вахтангова вошел очень пафосно, причем раньше, чем я увидела там первый спектакль. В нашей школе была встреча с родителями — ветеранами войны. И мама одноклассницы рассказала, что ушла на фронт со словами «За Родину! За Симонова и Мансурову!». Что там Белинский, с его образным «ступайте в театр, живите и умрите в нем, если можете...». Оказывается, бывают такие артисты, за которых настоящую жизнь готовы отдать. Это не могло не поразить юное воображение. И, конечно, я пошла на них посмотреть. Еще играли знаменитую «Филумену Мартурано». Играли давно, и исполнители были уже намного старше своих персонажей, но в 60-е годы прошлого века такая театральная условность была обыденностью. Через несколько минут я перестала о ней думать. Навсегда остались в памяти изысканное изящество жестов, нездешность голосов и, как стало понятно много позже, ощущение бесследно исчезнувшей культуры. Масштаб этой потери я тогда, естественно, оценить не могла. Кумирами нашего поколения вскоре стали совсем другие театры, где напряжение гражданских страстей искупало то, что плохо или совсем не слышно. Где по сцене ходили люди, похожие на нас или наших соседей. Вахтанговцы были другие и с толпой не сливались. Конечно, туда всегда продолжали бегать на артистов, стараясь не пропустить новых ролей Михаила Ульянова, Юлии Борисовой, Людмилы Максаковой, Юрия Яковлева, а позже Сергея Маковецкого, Максима Суханова, Юлии Рутберг и Марии Ароновой... Были спектакли хорошие и даже блистательные, как «Без вины виноватые» в постановке Петра Фоменко, вновь собиравшие, что называется, всю Москву. Но неповторимость словно улетучивалась, к Вахтанговскому театру сохраняли уважение, чем-то напоминавшее чеховский «многоуважаемый шкаф». И все чаще звучал эпитет «легендарный», по сути — приговор. Да и с самой легендой дело обстояло непросто. Никто уже не мог толком объяснить, что это такое — неповторимый вахтанговский дух. Ну не одна же вечная праздничность? Новая постановка «Принцессы Турандот» скорее добавила вопросов, чем дала ответ. Все это я к тому, что в юбилейные дни итоги подводит не только театр-юбиляр, но и его зрители, соотнося день нынешний и день минувший.

То, что театр решил не устраивать чествование самого себя, безусловно говорило о чувстве собственного достоинства, но то, каким получился спектакль «Пристань», поставленный вместо дежурного юбилейного торжества, можно сказать, ошеломило. Меньше всего его хочется рецензировать. Римас Туминас, несколько лет назад возглавивший труппу, сделал так, чтобы и те, кто на сцене, и те, кто в зале, вместе отслужили мессу по Театру. Мессу — не рецензируют.

Художник Адомас Яцовскис выстраивает на сцене храм, а композитор Фаустас Латенас обрамляет действие знаменитым хоралом Miserere, и мы вспоминаем, что в театре не работают, а служат. В сменяющихся эпизодах, исполненных корифеями, оживает тот самый вахтанговский дух. Достаточно увидеть выход Василия Ланового, читающего Пушкина, чтобы понять, каким должен быть фрачный герой. Услышав слова Владимира Этуша, исполнившего монолог старого Соломона из «Цены» Миллера, познаешь вкус горького юмора. Явление Юлии Борисовой в роли Клары из «Визита дамы» — ироничнейший парафраз на темы лирических героинь. И как контрапункт — Людмила Максакова (Бабуленька из «Игрока») — неистовая характерность. Юрий Яковлев в бунинских «Темных аллеях» погружает в бездонную психологическую глубину, заставляя вслушиваться в шорох его голоса. И, наконец, апофеоз спектакля — Галина Коновалова, сыгравшая старую певицу из рассказа Бунина «Благосклонное участие». Надо увидеть работу 95-летней актрисы, никогда не бывшей на первых ролях, чтобы ощутить, что есть вахтанговское и в искусстве, и в жизни.

Когда в финале над сценой взовьется белый парус и на нем высветятся лица тех, кто составил славу этого театра, два чувства сольются в тебе — щемящей грусти и надежды на будущее. Потому что ты видел не спектакль о театре-легенде, а спектакль живого театра, у которого было славное прошлое и есть будущее.

Мария Седых