Огораживания

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Огораживания

Над Туполевыми пошучивали: их сплошной дощатый забор был одним из самых высоких во всем поселке, а строить ограждения выше человеческого роста на Николиной Горе было не принято. Наиболее типичным обозначением границы имения здесь был полуметровый деревенский частокол либо моток сетки-рабицы, распятый на бетонных столбах, - в солнечный день такая граница была просто не видна. Заборы, как у Туполевых, были только на «комсомольских дачах» - 7-ой просеке, где с начала 80-х в полной изоляции от никологорского общества жили комсомольские функционеры.

Единицей измерения площади усадьбы здесь был гектар: счастливчикам академикам, отдельным партийным функционерам и заслуженным людям страны выдавалось по целому га, людям попроще - половина. Довольно часто наследники, делившие участки, отказывались обозначать внутренние границы - чтобы детям было где побегать. Прирост населения обозначался увеличением среднего количества домов на делянке: на участке вдовы композитора Шебалина в середине 70-х стояло два дома, в 80-х четыре, сейчас более 10. Часто этот самый гектар представлял собой непролазную чащобу, до которой занятому хозяину не было никакого дела и в которой с удовольствием играли в партизан его дети и внуки. Самые старательные строили на даче теннисный корт - и на этом считали свою функцию по облагораживанию пространства выполненной.

Первым здешним рейдером стал Совет Министров СССР - видимо, перестроечный ветер навел руководителей последнего советского правительства на мысли о скоротечности их политической карьеры и вечности природы. В заповедном лесу, видевшем в Великую Отечественную кровавое сражение и похоронившем многих бойцов, а в наше время кормившем ягодников и снабжавшем Москву кислородом, появился забор, отгородивший около 100 га лесной чащи. Трехметровые доски этого заграждения стали одним из первых свободных СМИ: от выражений, в которых никологорская молодежь подробно описывала свое отношение к ЦК партии и Совету Министров СССР, покраснели бы даже матросы Балтфлота. Однажды забор стал героем правдоискательской программы «Взгляд», после показа которой его судьба стала незавидна: великолепные доски со следами народного гласа укрепили сараи и чердаки местных жителей.

От второй напасти спастись не получилось: в начале 90-х зажиточный Успенский конезавод отгородил огромный пойменный луг на границе леса и реки под шестисоточный поселок для своих работников. Потренировавшиеся на совминовском заборе дети академиков и композиторов по ночам аккуратно ликвидировали разметку, но, увы, площадь «окон» была слишком велика. Ничего не поделаешь, вслед за установленной вопреки всему разметкой появились заборчики. Что самым первым делом ставит на участке румяный от радости дачник? Правильно, выгребную яму. К началу 1991 года живописное поле глядело в небо сотней деревянных сортиров. Одна была радость у никоголорцев - шершни, испокон веку обитавшие в семидубе (семи сросшихся вместе дубах, бывшем месте игр никологорской детворы), в один прекрасный момент совершили ковровый налет на новых хозяев и хорошенько всех перекусали.

Ну, а нынешние заборы Николиной Горы говорят сами за себя и своих хозяев. Вот трехметровый металлический забор бывшего зека, отсидевшего в конце 80-х по предпринимательской статье и взявшего от жизни все по выходу из мест. На глухих воротах зарешеченные светильники; ищешь глазами светящуюся надпись «СТОЙ» и вышку с вертухаем в глубине участка. По конструкции дом напоминает очистные сооружения и площадку для посадки НЛО одновременно - человек, которого ни разу не видели в здешнем обществе, видимо, хотел всех удивить. А вот дача пенсионера от юстиции (точнее, ВОХРы): глухой лес, трехметровые ворота и надпись «злые собаки». Забавно: теперь и зек, и охранник на свободе, живут неподалеку друг от друга и не высовывают нос за ворота.