Николиной Горы больше нет - как нет и женского монастыря Николы на Песках, которому это место обязано своим названием. Нету маленького поселка «работников науки и искусства», сокращенно «РаНиС», благоустроенной академической деревеньки с низенькими заборами, неповсеместным асфальтом и забредающим на просеки крупным рогатым скотом. Нету дивного буерачного леса, в котором приходилось аукать зачарованных детей, ушедших за черникой; спрятанного за номенклатурными Барвихой и Жуковкой заповедника интеллигенции, где укрывались от шума истории Отто Шмидт, Петр Капица, Сергей Прокофьев, Василий Качалов и Святослав Рихтер, где встречались, влюблялись, женились их дети, а потом и внуки. Нет «дипломатического» пляжа, на котором отдыхающие местные дети несмело тренировали свой школьный английский в беседах с приезжавшими из Москвы иностранными дипломатами. Нет места, где Ростропович прятал Солженицына, а журналистка Маша Слоним Иосифа Бродского. Есть зажатая со всех сторон «загородными клубами», «оздоровительными комплексами» и просто борделями столица Рублевки, края понта и гламура, - престижное место, одно название которого позволяет риэлтерам без всякого другого повода повышать цену квадратного метра и сотки до таких сумм, за которые в Москве покупаются целые квартиры. На здешних аллеях иногда не могут разъехаться два «бентли», любой московский диджей мечтает сыграть тут свой сет, некоторых зарубежных артистов привозят на здешние вечеринки напрямую из Шереметьева, без заезда в Москву, а вместо иностранных языков на пляже звучит русский матерный. И самое интересное, что всего этого никологорцы сумели добиться сами, совершенно сознательно.