Японский как родной / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга
Японский как родной / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга
Стараниями русского переводчика Дмитрия Коваленина Харуки Мураками протоптал тропинку к сердцу нашего читателя давно и, похоже, надолго. Но любую, не только российскую, популярность надо поддерживать, для этого желательно регулярно поставлять на книжный рынок новинки. Последним свершением японца стала затеянная им глобальная эпопея 1Q84, три тома которой уже вышли в свет. Издателю этого, разумеется, мало. К тому же муза изменчива, даль свободного романа не всегда безоблачна, а потому подчинить эпопею жесткому производственному ритму проблематично. В связи с чем ее создание перемежается выкладыванием на прилавки разного рода побочной продукции все под той же маркой «Харуки Мураками». Иногда это откровенная спекуляция на популярности, как, например, описание собственных физкультпробежек. Тут реноме работает на писателя, а не наоборот. Но есть и весьма ценные новинки, которые удается выловить из авторской производственной текучки. Таково собрание маленьких новелл «Игрунка в ночи», появившееся в русском переводе.
Как признается в послесловии автор, эти миниатюры были написаны в рекламных целях по заказу фирм — производителей одежды (J. Press) и перьевых ручек (Parker) и печатались в журналах «Тайё» и Men"s Club. В качестве, так сказать, дополнения к основному «контенту». Но вот парадокс: прозаические поделки, написанные без особого напряга, говорят о писателе и современной ему Японии едва ли не больше, чем серьезные, хорошо продуманные романы.
Интересен уже сам герой. Ему двадцать с небольшим, у него длинные волосы и яркая бейсбольная куртка. Он женат и держит дома трех или четырех кошек. Не доверяет парламентской демократии, не ходит на выборы, зато регулярно посещает фестиваль «Вудсток». Вот тебе, читатель, портрет писателя в юности. Правда, в некоторых новеллах герой несколько старше, где-то младше, а кое-где даже меняет пол. Но везде узнаваем и довольно трогателен. Особенно когда попадает в невероятные ситуации, насквозь пропитанные его же сюрреалистическими фантазиями. То обезьяна-игрунка залезет в комнату, чтобы поиграть с клавиатурой, на которой герой выстукивает свой роман. То в гости к нему придет патентованная врунишка Николь, чтобы показать третью грудь — из папье-маше — и стрясти за это денег. То отец писателя вдруг превратится в лошадь, продающую билеты для передвижения по загробному миру, но затем станет самим собой и позовет мальчика в «Макдоналдс». Словом, короткие упражнения для читательского воображения, явно отмеченные влиянием Акутагавы, Кобо Абэ, Кафки и нашего Федора Михайловича.
Для ценителей творчества Мураками все это, конечно, бесценный коллекционный материал. И не в последнюю очередь для российских.
С одной стороны, увлечение японским мастером урбанистического сюрреализма у нас явно стоит в одном ряду с модой на суши и всю японскую кухню, а также икебану, хокку, танка, самурайский кодекс бусидо, машины и электронику. С другой стороны, есть тут и скрытый культурно-исторический подтекст. Дело в том, что современная Япония подобно России многими в мире воспринимается как синтез Запада и Востока. И Мураками не забывает время от времени педалировать данное обстоятельство, признаваясь в горячей любви к Достоевскому (что, судя по некоторым чертам его стиля, не пустой звук) и вводя в ткань некоторые русские реалии, вплоть до демона революции Льва Троцкого. В общем, в России перспективы у писателя неплохие. Вот только алаверды с нашей стороны пока не просматривается. Не все же на Достоевском выезжать.
Евгений Белжеларский