Посчастливилось быть / Искусство и культура / Искусство

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Посчастливилось быть / Искусство и культура / Искусство

Незадолго до своего непостижимо раннего ухода Высоцкий написал два стихотворения с похожими посвящениями: «Михаилу Шемякину, чьим другом посчастливилось быть мне» и «М. Шемякину — другу и брату». Сегодня в полном соответствии со своими метафизическими убеждениями художник реанимировал строчки барда, предъявив городу и миру сорок две иллюстрации к его стихотворениям. В избранном волюнтаристски числе «сорок два» тоже чисто шемякинская мистика — столько лет прожил поэт, всегда несшийся «вдоль обрыва, по-над пропастью».

Глубоко символично, что такой, c одной стороны, интимно дружеский, с другой, широко публичный homage приглашен в стены почтеннейшего художественного музея, носящего имя первого русского поэтического гения. В Пушкинском музее на Волхонке открывается выставка иллюстраций Михаила Шемякина к стихотворениям и песням Владимира Высоцкого.

Выставка приурочена к презентации книги «Две судьбы», под обложку которой собраны тексты 42 песен Высоцкого с иллюстрациями художника и его воспоминаниями о дружбе с поэтом. Фанаты и того и другого знают, что в Самаре с 2008 года стоит памятник Высоцкому работы Шемякина. Издание «Две судьбы» — тоже памятник, замысел которого он вынашивал все три десятка лет, прошедшие с рокового июля 1980 года.

Об этом рассказал Михаил Шемякин в эксклюзивном интервью, когда ваш корреспондент позвонил ему в старинный замок близ города Шатору, где обитают Михаил, его жена и помощница Сара де Кей и многочисленные четвероногие друзья, собаки и коты разных пород. Художник объяснил, что они с Сарой пакуют работы перед вылетом в Москву для подготовки экспозиции, но, несмотря на занятость, любезно согласился побеседовать с «Итогами».

— Помнится, еще лет восемь назад вы мне в мастерской, тогда еще американской, показывали несколько листов, иллюстрирующих Высоцкого. Вы известны своими стремительными темпами. Почему так много времени заняла эта работа?

— Десять лет, если быть точным. Каждый год издательство «Вита Нова», с которым я подписал контракт, объявляло в каталоге выход этой книги. И каждый год я их подводил. Не подозревал, что поэзию, если она не связана с фигуративностью или конкретной мифологией, иллюстрировать невероятно сложно. Кроме того, мне хотелось графически расшифровать некоторые вещи, о которых мне Володя рассказывал. Некоторые его песни создавались по поводу нашего совместного творчества и событий, в коих мы оба принимали участие. Иллюстрации рождались как продолжение нашего с Володей диалога. А изображения тянули за собой комментарии, пояснения, поскольку многие песни рождались в результате наших долгих бесед. Володя высказывал свое отношение к тому или иному событию. Некоторые рисунки сделаны как комментарии к песням. В песнях описаны события, свидетелями и участниками которых были только я с Володей или кто-то один из нас. Некоторые стихи, например «Осторожно! Гризли!», могу расшифровать только я.

— Как сообщило издательство, в книгу вошли уникальные документы: автографы, рукописи и письма поэта, редкие фотографии Высоцкого. Откуда эти раритеты?

— Из моей коллекции и архива. Когда Володя посвящал мне песню, он непременно дарил мне оригинал рукописи, а себе оставлял копию. Еще в самом начале нашего знакомства я понимал, что моя миссия — записывать Володю, его песни. Поэтому я шесть лет просидел в наушниках, даже прослушал курсы звукооператоров. Результатом стали известные семь пластинок Высоцкого, изданные мною в Нью-Йорке в 1987 году. В свое время Марина Влади передала мне многие его рукописи, и вместе с Сашей Сумеркиным и Аркадием Львовым мы сделали знаменитый его трехтомник.

— Вы иллюстрируете Высоцкого, а ведь когда-то он своими стихами как бы иллюстрировал ваши вещи.

— Совершенно верно. В подготовке каталога моей графической серии «Чрево Парижа» участвовали три поэта: Анри Волохонский, Ален Боске и Володя Высоцкий. Володя натолкнулся на листы в моей мастерской. И под впечатлением от них написал поэму «Тушеноши».

— Покинув СССР в 71-м, вы обосновались в Париже. Знакомство с Высоцким состоялось уже там?

— Я познакомился с Володей в 1974 году. Незадолго до этого он женился на Марине Влади и стал часто бывать в Париже. Как сейчас помню нашу первую встречу. Совершивший скандальный побег из коммунистического рая блистательный балетный танцор Михаил Барышников, живший в то время у сестры Марины Влади, предложил познакомить меня с Володей Высоцким. Встреча была назначена в роскошном особняке XVIII века на улице Гренелль. В нем и жила родная сестра Марины Влади, не менее известная актриса кино и театра Одиль Версуа, а для нас, русских, — Таня Полякова. Замужем она была за итальянским аристократом, им-то и был приобретен этот великолепный дом. В большой парадной зале состоялось знакомство с сестрами-актрисами и Высоцким. Он был в завязке, выпивки ни на столе, ни под столом не было. Но был опьяняющий и ошеломляющий концерт-спектакль одного актера, певца, поэта Владимира Высоцкого. Всю ночь он исполнял свои песни. На улицу мы с Володей вышли вместе и до рассвета бродили вдоль Сены. Было ощущение, что мы давным-давно знаем друг друга, но только очень долго находились в разлуке. И вот сейчас нужно было выговориться, поведать друг другу что-то важное и нужное для нас обоих. Наша дружба состоялась. А вслед за ней пришли столь необходимые для нас обоих творческое общение и работа. Володе я помогал открывать литературно-художественные произведения, с которыми в силу идеологических и политических препонов невозможно было ознакомиться в Советском Союзе. Знакомил с работами неизвестных ему мастеров живописи, скульптуры и графики. Надо сказать, что «просвещать» его было легко, видимо, врожденный вкус помогал ему проникать в сложнейшие замыслы и миры титанов изобразительного искусства. К каждому приезду Володи я готовил множество альбомов по искусству, книги запрещенных литераторов и труды русских философов, изгнанных в свое время вождем революции. Это были заинтересовавшие его сочинения Бердяева, Шестова и Федорова; особенно полюбил он «Опавшие листья» Василия Розанова, серьезно увлекся прозой и поэзией обэриутов — Хармса, Введенского — и Олейникова. Понимая вынужденные пробелы в знаниях современной музыки, Володя писал мне в 1975 году: «Мишка! Просвещай меня музыкально, ибо я — темен». Поэтому для него отбирались виниловые пластинки с произведениями практически не исполняемых в СССР композиторов — Шенберга, Берга, Веберна и Штокгаузена. «Лунный Пьеро» Шенберга в блистательном и глубоком исполнении Элизабет Шварцкопф настолько поразил и восхитил Володю, что каждый раз, посещая мое ателье, он прежде всего просил поставить любимую пластинку.

— Я где-то прочитал, что он вам посвятил двенадцать стихотворений.

— Я не считал... Ну давайте навскидку. «Тушеноши», «Французские бесы», «Купола», «Осторожно! Гризли!», «Конец охоты на волков», «Мне снятся крысы, хоботы и черти» (известное также под названием «Две просьбы». — «Итоги»), «Как зайдешь в бистро-столовку», «Я был и слаб и уязвим» («История болезни»). «Пожары» посвящены моему отцу. Наверное, что-то еще, сейчас не вспомню.

— По какому принципу вы выбирали остальные стихи?

— Книга разделена на темы, особо занимавшие Высоцкого. Россия, войны, Гражданская и Отечественная, судьбы, русская болезнь, то есть наши загулы, психбольница, цветы зла. Отдельная глава по «Охоте на волков».

— Название книги и выставки — «Две судьбы». Это отсыл к одноименной песне Высоцкого?

— Две судьбы — судьба Высоцкого и судьба России, объединенные любовью, болью и страданием. Сюда вмещаются и друзья, и недруги, Марина и другие любившие его женщины, «черный человек» и светлый Ангел.

— Можно понять по-другому. Судьба Высоцкого и судьба Шемякина. Тем более что на обложке книги помещен переведенный в графику ваш знаменитый парный портрет работы Патрика Бернара.

— Согласен, но я склонен рассматривать фигуру Высоцкого в более широком контексте. Я пишу о его сложном отношении к России, о его неспособности побороть тягу к алкоголю и наркотикам. И о наших отношениях, конечно. О прощальном письме, которое он спрятал, понимая, что мы никогда больше с ним не увидимся. Я узнал о его смерти, находясь в Греции. Мне четыре дня никто не решался сообщить эту страшную новость. Когда вернулся домой, то на столе обнаружил его прощальную записку со стихами, где были такие строчки: «Как хороши, как свежи были маки, из коих смерть схимичили врачи». Маки — значит опиум, героин, морфий. Он предсказал свою смерть. Заканчивалось стихотворение вполне оптимистично: «Мишка! Милый! Брат мой Мишка! Разрази нас гром! Поживем еще, братишка, По жи вьем! Po gi viom». Но названо то прощальное стихотворение «Михаилу Шемякину — чьим другом посчастливилось быть мне!». То есть говорил он в прошедшем времени, предчувствуя уход.

— А он рассказывал вам упоительную историю, как его отшил Чарльз Бронсон? Я где-то об этом прочитал.

— Как же! Как-то раз я потащил его в кино на фильм «Однажды на Диком Западе». С тех пор он стал грезить Бронсоном. Ввалился ко мне по возвращении из Северной Америки. И первое, что произнес: «Мишка! Бог есть!» На одном из приемов в Монреале он увидел Бронсона, который стоял у колонны и в одиночестве курил. Высоцкий подошел, чтобы выразить свое восхищение. Тот, не оборачиваясь, сквозь зубы произнес: «Fuck off!» Высоцкий был страшно уязвлен. Он бросился к Марине, умоляя ее, мол, беги, объясни Бронсону, что я не могу ему объяснить по-английски, скажи, что я известный поэт, художник, актер и очень люблю его фильмы. Марина мне потом рассказывала: я быстро делаю макияж, подбегаю к Бронсону, строю ему глазки, говорю, что я французская актриса, ля-ля-ля. А он так же, не повернув головы, процедил ту же фразу. Возвращаюсь. Володя: ну как?! Ты объяснила?! — Да, но он меня послал туда же, куда и тебя. Володя сильно переживал унижение, а потом сказал, что вспомнил, за что был наказан. Рассказал мне: стою я как-то в шесть утра в Москве. Голова гудит с похмелья. Промозгло, зябко, метет легкий снежок. Одна только мысль  — где достать бутылку. Останавливаю подряд несколько такси. Как назло, ни у одного таксиста водки нет. А тут какой-то одинокий прохожий, молодой парень, вдруг меня узнал. Подходит: вы Высоцкий? Я вас узнал! А я ему так зло говорю: иди на х..! Ведь одна мысль только в голове: где достать выпить. Парень был ошеломлен, как будто я влепил ему пощечину, тихо так повернулся и поплелся прочь. Когда он скрылся за углом, у меня дико защемило сердце. Что же я наделал?! И вот через Бронсона свершилась расплата.

— При жизни Высоцкого у вас с Мариной Влади были непростые отношения. А теперь?

— У нас с Мариной никогда не было блистательных отношений. Она очень ревновала к нашей дружбе. В то же время, когда Володе становилось плохо, она вызывала меня, сдавала мне его на руки, и я с ним возился дней по десять кряду. Запои — страшная штука. Мы помогали друг другу. Помните строчку из «Французских бесов»? «Пьянели и трезвели мы всегда поочередно». А зашивались вместе, девять раз. Понимали, что больны, и хотели вместе от этой болезни избавиться. Примерно месяц назад я с Мариной разговаривал. Рассказал про книжку, уточнил кое-какие детали. Сказал, что в книге будет главка и про нее, где упомянуто про ее книгу «Прерванный полет», вызвавшую у многих, в том числе и у меня, отрицательную реакцию. Она сказала, что только сейчас поняла, насколько Володя был глубоким человеком, намного умнее всех нас вместе взятых. Он понимал и выразил в своих стихах то, что только сейчас мы начинаем постигать. Я могу подписаться под ее словами. И вспомнил, как Марина самолично снимала с Володи посмертную маску: когда-то в юности она занималась скульптурой. Каково ей было это делать, ведь она знала, что он ей изменял с Ксюшей, которая была с ним в ночь смерти. Марина мне говорила: представь, сижу, снимаю маску с любимого человека, и душа раздирается на части: хочется дать ему пощечину и в то же время целую его мертвое лицо. Когда я ее увидел после смерти Володи, то поразился: Марина страшно похудела, ну просто мешок с костями. Она даже влезла тогда в Ривино платье (Ребекка Модлен, первая жена Шемякина. — «Итоги»). А Рива — худенькая, маленькая. Меня это поразило тогда.

— Во «Французских бесах» Высоцкий писал про вас: «Хотя он огорожен сплошь враждебным частоколом». К счастью, сегодня частокол заметно поредел, и эта выставка-презентация еще одно тому свидетельство.

— Частокол редеет, но борьба идет серьезная. В этот свой приезд в Россию хочу официально вернуть Государственную премию.

— Да вы что?!

— Да-да. И вовсе не из-за того, что я не люблю Министерство культуры. Но ситуация, когда шпана, нарисовавшая фаллос на мосту в Питере, награждается на российском государственном конкурсе премией за инновацию, просто возмутительна. Попираются основополагающие моральные ценности. Банальное хулиганство рассматривается как нечто высокохудожественное. То, что творится в изобразительном искусстве, особенно в Москве, это зачастую уровень порнографии. Если с этим не бороться, мы потеряем русское искусство. Когда собрание работ новых английских художников из коллекции Чарльза Саачи въезжало в Эрмитаж, многие сотрудники музея плакали. Я их хорошо понимаю.

Иллюстрации предоставлены издательством «Вита Нова» и ГМИИ им. А. С. Пушкина

Олег Сулькин