5. Новые варвары, вечные ценности32

5. Новые варвары, вечные ценности32

Как выглядело происходившее в Европе в конце лета – начале осени 2015 года, если судить по российским газетам, радиостанциям, телеканалам, они же – российский фейсбук и другие соцсети? С Востока на Европу движется новый Атилла. Этот Атилла скорее хороший, потому что разорит Европу. С другой стороны, он плохой, его изображают диким и опасным. При этом репортажи о нашествии иноплеменных в основном снимаются в Восточной Европе, прежде всего в Венгрии, реже в Сербии, совсем редко в Вене и почти никогда в Париже, Берлине и Хельсинки. Возникает ощущение коллапса, который не имеет точки выхода; мы сосредоточены на завязке сюжета, но не получаем кульминации, тем более не видим развязки.

Сквозная мысль пронизывает все публикации и большинство сетевых дискуссий: Европе христианских ценностей конец. Сначала она будет корчиться в социальных судорогах неисполнимого бюджета, а потом в агонии исламизации. Многие были бы рады такому финалу, ибо – «Европа, ты одурела!». Одно огорчает – Америка, которая все это заварила, стоит в сторонке и в ус не дует. Надежда на то, европейцы ее проклянут. Пускай и на последнем издыхании. А мы насладимся проклятием.

Но если включить «Евроньюс» (не говорю уж просто посмотреть TF 1 или ZDF или BBC), то сложится другой, гораздо более серьезный, драматичный – и при этом не катастрофический – образ. Очень много проблем. Очень. Масштаб сирийско-ливийско-тунисско-марокканского исхода поражает. Особо тяжело приходится буферным странам, через которые поток мигрантов устремляется в старые столицы и там уже распределяется по капиллярам. Среди тех, кто стремился в Германию, Австрию, Францию, Данию, Швецию – страны с высочайшей степенью социальной защиты – есть реальные жертвы геополитики, есть желающие пристроиться в общую очередь, есть потенциальные бандиты, есть просто жулики. Поначалу европейцы возмущались. Но после новостей о брошенной машине с трупами мигрантов и о тельце маленького мальчика, выброшенном волнами на берег, настроения стали меняться. Австрийцы приезжают на своих машинах, подхватывают тех, кого не пропускает Венгрия, довозят до границы, дают им перейти ее пешком, чтобы не нарушать закона, сажают снова и везут дальше. Немцы увеличивают квоты для приема беженцев. Папа Римский призывает каждый приход принять одну «гуманитарную семью»; финский премьер предлагает свой дом для несчастных. А тех, кто спрятался за спинами страдальцев и хочет просто получить хорошее пособие, стараются отфильтровать и выслать.

Разумеется, вышлют не всех. Конечно, в этих разнородных толпах слишком много будущих бездельников и дармоедов. И тех, кто вольется в ряды исламистов – немало. Угроз и рисков не скрывают; в последствиях – может быть, не в полной мере – отдают себе отчет. Ролик с обнаглевшими переселенцами, которые выбрасывают бутылки с водой, разносимую полицией, на рельсы и воротят нос от предлагаемой еды, поскольку протестуют против задержки, – смотрят миллионы. О том, что это бизнес на несчастье, позволяющий нажиться опытным контрабандистам, знают. Помнят о несправедливости: средства будут доставаться беженцам, а не «новым европейцам», которых приняли в Евросоюз и социально бросили на произвол судьбы. Однако все это второе. А первое – здесь и сейчас наступила беда. Пикейные жилеты и мудрецы геополитики пускай обспорятся о том, кто больше виноват, Америка, Брюссель или главы национальных правительств. А нормальный европеец должен сначала помочь. Без русской душевности. Без американской широкой улыбки. Ворча. Но помочь.

Почему? А потому, что европейски е ценности – есть. И при всей утрате религиозности, тем более конфессиональности, современный европеец продолжает мыслить библейскими категориями. Содействие. Солидарность. Преломление хлеба. Помощь ближнему. Подаяние. Ответственность. И снова солидарность. А самое главное, человеческая жизнь. Если на одной чаше правильное мироустройство, правила и процедуры, личное благосостояние, даже будущее страны, а на другой – машины с трупами и тельце мальчика, понятно, что перетянет. Если угодно, это и есть залог европейства. Здесь проходит линия разделения между «старыми» странами, которые не выпадали из общеевропейской жизни, и «новыми», которые вторую половину 20 века провели под коммунистической ордой и которым приходится заново осознавать себя. Стены предлагают строить там, где европейские инстинкты ослабели. И где собственное соучастие в делах нацизма не так охотно вспоминают, как (несомненный, кто спорит) советский диктат. А там, где слишком ясно помнят, чем для Германии окончилась борьба с «нашествием» евреев, которые захватывали национальную территорию, грозили патриотическому бизнесу, мешали правильной политике и плохо относились к христианской вере, – там стен не строят. Там скрепя сердце действуют и помогают.

И неслучайно, что мы видим Венгрию, а не Германию. Потому что если запускать видеозонд в Берлин, то реальность предстанет в своей отвратительной сложности. Сразу и против, и за. И дискуссия, и реальный страх, и солидарное действие, и риски, и неизбежность, и готовность принимать «атилл», и неготовность. То есть все, что не вмещается в границы пропаганды, в подтверждение того, что «закат Европы» наконец уже случился. Мы так долго ждали, ждали, и вот наконец… И невозможно будет получить простой ответ, все хорошо, или все отвратительно. Нету такого ответа; все и очень плохо, и не страшно, и опасно – в одно и то же время. И есть еще одна причина, по которой мы стараемся не видеть точек выхода, а сосредоточены на точках входа беженцев. Это укрепляет нас в опасном убеждении, что весь мир живет как мы. То есть ни во что, кроме денег, не верит и ничем, кроме трезвого расчета не руководствуется. (Хотя на самом деле и мы живем давно уже не так, как думаем; наши представления о жизни и практические действия расходятся, и представления куда ужасней).

Впрочем, главное заключено в другом. Да, потом проблемы нарастут, как кучи мусора в Неаполе. И «Мечеть парижской Богоматери» из антиутопии может стать реальностью. И, кто знает, вследствие наплыва «лиц мусульманской национальности» не только в Брюсселе откажутся от символов родной традиции во имя ложно понимаемой политкорректности, и будут строить рождественские елки из абстрактных треугольников, чтоб не обижать новоприбывших, или как в Дании ставить охрану у елок – настоящих. И радикальный национализм тогда полыхнет общеевропейским пожаром… И карикатурные скандалы продолжатся, и сдача позиций. Но, во-первых, не факт. Во-вторых, если Европа откажется – во имя надвигающихся ужасов – от сиюминутной солидарности, гуманизма, странноприимства и построит венгерские стены на пути оказавшихся в бедствии, она уже перестанет быть Европой. Без всяких треугольных елок. То есть гарантированно проиграет.

Да, в Катар и Саудовскую Аравию никто не бежит, потому что не примут – и потому что тамошняя роскошь только для своих. Они защищены гораздо лучше, чем Европа. Но стать второй Саудовской Аравией или новым Катаром уже нельзя, можно только уйти в третий мир. В общем политическом раскладе не осталось мест для равнодушного богатства. Есть место для богатых, но умеющих делиться. Есть место для бедных, которые делятся хотя бы сочувствием. Есть место для тех, кому делиться просто нечем. Есть даже место для тех, кто делает вид, что богат, а на самом деле очень беден. Но для самопоглощенных – места нет.

Что же до отказа от традиций веры и поведения сегодняшней Европы… Парадоксальным образом ее готовность рисковать без страховки говорит о том, что никуда эта вера не делась. Как не вспомнить старый анекдот о человеке, сорвавшемся в пропасть и зацепившемся за кочку. Несчастный молится: «Господи, помилуй! Пошли ангела Своего, пусть спасет меня от верной смерти! Я исправлюсь, заплачу десятину, буду усердно молиться, я верю, Ты можешь помочь!» И слышит он голос: «а ты правда веришь»? «Да, да, конечно!». «Ну, тогда кочку-то отпусти».