4. Русская социально — экономическая мысль конца XIX — начала XX века о социалистической идее развития общества

4. Русская социально — экономическая мысль конца XIX — начала XX века о социалистической идее развития общества

После анализа развития идеи о справедливом обществе от Платона до Маркса и Ленина, очевидно, есть необходимость рассмотреть: а как русские философы, экономисты до революции рассматривали перспективу развития российского общества? Это необходимо сделать хотя бы потому, что, как мы уже знаем, в России и других соцстранах был поставлен и проведен впервые социально — экономический эксперимент по строительству социализма, а в дальнейшем ставилась задача и в построении коммунизма. Первое в мире социалистическое государство развалилось. Можно говорить об агентах влияния, о подрывной работе стратегических служб США, об индифферентности и пассивности русского народа и о многом другом, но факт остается фактом: государство, устоявшее в жестокой войне с фашизмом, спустя 50 лет Горбачев и Ельцин легко развалили на отдельные элементы. И возникает вопрос: а правильно ли была выработана стратегическая линия развития социалистического общества, может быть, существовал и существует альтернативный путь, больше учитывающий реальности отношений человека и общества к собственности?

Для того, чтобы на него ответить, мы сделаем в этой работе небольшой исторический анализ развития самой идеи социализма. И давайте посмотрим, а не было ли других вариантов построения социализма в России? Может быть, руководители государства повели развитие социализма в России не по тому пути и есть альтернативная перспектива в рамках социалистического строя? Вот с этой мыслью мы вместе с вами, дорогой читатель, и проанализируем идеи русских философов и экономистов по этому вопросу.

Русская социально — экономическая мысль в конце XIX — начале XX века представлена, кроме официально утвердившегося ленинизма, дополнительно еще четырьмя основными направлениями: народниками, легальными марксистами, христианскими социалистами и анархистами.

Под воздействием идей утопического социализма первым в России наиболее глубоко просветил существующие социально — экономические проблемы России и перспективу их решения Н. Г. Чернышевский. Он, по словам К. Маркса, "мастерски показал банкротство буржуазной политической экономики и противопоставил ей собственную экономическую "теорию трудящихся". Н. Г.Чернышевский ошибочно ориентировался на крестьянскую революцию, но сделал целый ряд удивительно точных предсказаний о путях развития социализма в России.

В статье "О поземельной собственности" он предвосхитил существование в советское время отношений в сельском хозяйстве между государством и человеком труда, которые и сейчас, после 10–летнего эксперимента современных "реформаторов" над сельским хозяйством, а по существу издевательства над ним, представляются наиболее выверенными. "Та форма поземельной собственности есть наилучшая для успехов сельского хозяйства, которая соединяет собственника, хозяина и работника в одном лице. Государственная собственность с общинным владением из всех форм собственности наиболее подходит к этому идеалу". Этой мыслью, высказанной в далеком 1857 году, переброшен мост от взглядов Фурье к советскому колхозу. В этой же работе он дает оценку труду частника и коллектива на земле, которая остается верной и сейчас, когда мы сравниваем результаты деятельности современного фермера и коллективного хозяйства: ‘‘…общинное владение, обеспечивающее каждому земледельцу обладание землей, гораздо лучше частной собственности упрочивает национальное благосостояние. Частная земледельческая собственность необходимо ведет к тому, что большая половина возделываемого пространства возделывается не собственниками, имеющими прямой интерес в улучшениях, а другими людьми, которые, производя прочные улучшения, доставляют тем выгоду не себе, а иным людям, и, следовательно, приводятся к наивозможно меньшему интересу в производстве улучшений".

В работе "Капитал и труд" Н. Г.Чернышевский еще раз возвращается к развитию мотивации личности в результатах труда: "…поэтому энергия труда, то есть энергия производства, соразмерна праву собственности производителя на продукцию. Из этого следует, что производство находится в наивыгоднейших условиях тогда, когда продукт бывает собственностью трудившегося над его производством. Иными словами, работник должен быть собственником вещи, которая выходит из его рук". И дальше: "Труд должен быть единственным владельцем производимых ценностей". В этой работе Чернышевского высказывается мысль об объединении трудящихся: “Я знаю только, что товарищество есть единственная форма, по которой возможно удовлетворение стремления трудящихся к самостоятельности, и поэтому говорю, что производство должно иметь форму товарищества трудящихся". В работе "Июльская монархия" он идет дальше в своих обобщениях: "Человечество идет к учреждению всеобщей ассоциации, основанной на любви. Оно идет к тому, чтобы каждый получал по своей способности, а каждая способность по своим делам". Но, пожалуй, наиболее четко характеризует его взгляды на устройство экономических отношений в будущем обществе мысль, высказанная в "Очерках из политической экономии (по Милю)": "…труду не следует быть товаром… человек работает с полной успешностью лишь тогда, когда работает на себя, а не на другого, это чувство собственного достоинства развивается только положением самостоятельного хозяина, что поэтому искать надлежащего благосостояния будет работник только тогда, когда станет хозяином; что тем вместе принцип сочетания труда и характера улучшенных производительных процессов требует производительной единицы очень значительного размера, а физиологические и другие естественные условия требуют сочетания очень многих разнородных производств в этой единице; и что поэтому отдельные хозяева — работники должны соединяться в товарищества". Как видите, здесь также прослеживается поддержка тезиса Фурье о превращении наемных работников в собственников, заинтересованных в производстве.

Народничество выступило преемником идей Н. Г. Чернышевского. Но в практической деятельности экономическая теория Чернышевского, и прежде всего учение о трудящихся как основном классе будущего, во взглядах народников преобразовалась в этическое, а не экономическое представление. Народники избрали объектом революционных преобразований деревню, которая не могла быть готова к этому в силу ее патриархального духа.

То есть стратегическая цель была выбрана неверно, и это привело движение народничества к поражению. Три поколения народников последовательно эволюционировали к марксизму и революции 1917 года. Обновленные принципы народнической идеологии выражала партия социалистов — революционеров (эсеры) с призывами к революционным насильственным методам их воплощения. "Классические народники" разделились на две части. Одна из них во главе с Плехановым пришла к марксизму и образовала первые марксистские группы в России. Другая часть, "Народная воля", перешла к тактике массового террора против правительства с целью принудить правительство провести сверху радикальные социально — экономические реформы, и практически весь костяк классических народников погиб в неравной борьбе, не поддержанный народом.

Взгляды либеральных народников (Н. К.Михайловский, В. П.Воронцов) — вынужденная приземленность и ограниченность выводов из?за эзопова языка легальной литературы. В. П.Воронцов в статье "Наше правление" ошибочно трактует, что в России в противоположность странам Западной Европы буржуазия определена на второстепенную роль, фабрично-заводской пролетариат не имеет шансов на более или менее значительное развитие, и поэтому главнейшей социальной основой будущего будет крестьянство, капитализация промышленности России — явление невероятное.

Ни одной идеи для будущего из этой работы взять нельзя.

Представляет интерес статья Гоца и Чернова "Социализация земли". В этой статье социалисты — революционеры (эсеры) ставят вопрос о том, что переход всей земли в руки трудящихся может дать основу для улучшения жизни и что только коллективная работа на общественной земле может действительно устроить эту лучшую жизнь. И далее в статье говорится: "Выставляя в программе — минимум требования социализации (изъятие из частной собственности земли), социалисты — революционеры предполагают тем самым, между прочим, затронуть одну из важнейших проблем так называемого "муниципального социализма", предлагают ей самое радикальное разрешение…". То есть это требование передачи верховных прав на землю в руки коммуны или муниципалитета.

Л. Э. Шишко в своей статье "Старый марксизм и современная социал — демократия" подвергает резкой критике социал — демократическое движение, которое, в отличие от марксизма, связывает освобождение рабочего класса не с периодом разложения, а с периодом процветания капиталистического общества. И здесь Шишко, критикуя прежде всего Каутского, очевидно, прав:, даже если рассматривать этот вопрос с логической точки зрения развития исторического процесса, феодальный строй утвердился на развалинах рабовладельческого, а капиталистический сменил феодальный, также закономерно разложение капиталистического строя. И нам в начале XXI века это должно быть особенно ясно видно, именно сейчас, когда этот строй процветает. Феодальный строй отменил рабство, капиталистический дал "политические свободы", социалистический должен был дать трудящемуся человеку экономическую свободу, наделив его производственным капиталом. Но в сложившейся практике построения социализма этого не произошло. В своей работе Л. Э. Шишко заметил и дал политическую характеристику новому в его время явлению — приобретению капиталом международных черт и его прогрессивной роли в развитии революционного движения в странах, куда этот капитал проникает. "Роль капиталистического развития, поскольку оно выражается в росте денежного капитала, как бы распадается здесь на две отдельные части: все революционизирующее его влияние, обусловленное эксплуатацией и угнетением рабочих масс, переносится в международную область и, быть может, способствует, со своей стороны, подготовлению политических и социальных кризисов в какой?нибудь более отсталой в промышленном отношении стране…" Позже подобных взглядов будет придерживаться Мао Цзедун, разрабатывая свою теорию возрождающей роли революционного движения в странах третьего мира. Эта теория в наше время находит подтверждение в своей противоположности, в разработанной идеологами западного мира теории "золотого миллиарда".

Суть теории: один миллиард человек — население развитых стран — будут жить хорошо, рабочий класс будет подкармливаться в развитых странах на счет третьих стран. Производство трудоемких, экологически грязных производств, добыча сырья — все это будет осуществляться в странах третьего мира. В этих странах будет эксплуатироваться рабочий класс, будут гибнуть из?за ухудшения экологии люди. Экономический выигрыш — налицо. Политический выигрыш также велик, классовая борьба выдворяется за пределы развитых государств.

Но, как справедливо заметил Шишко, к своему времени в этом случае нарастает революционное движение в третьих странах, оно сливается с национально — освободительным движением, линия фронта между трудящимися и капиталистами проходит уже не между классами в одной или отдельных странах, а между странами: развитыми, с одной стороны, и неразвитыми или малоразвитыми, с другой стороны. А это может привести мир к полярному противостоянию и, как следствие, к новой мировой войне. Самое печальное в этом отступлении от основной линии повествования в том, что население России в "золотой миллиард" не входит. Нам уготована этими идеологами роль сырьевого придатка экономики развитых стран. Даже на этом примере видно, как в истории ни один общественный процесс, ни одна идея не проходят бесследно, каждая из них имеет свое начало (предшествующий процесс или идею) и свое окончание, вытекающее логически из настоящего.

Н. Н. Суханов, также социалист — революционер, в своей статье "По вопросам наших разногласий" высказал ряд критических замечаний, которые имеют актуальность и сегодня. "Кооперация, — пишет он, — способна выполнить в деревне ту же "историческую миссию", которую выполняет частнопредпринимательский капитал в обрабатывающей промышленности… именно она способна создать те производственные отношения, какие будут налицо в социалистическом строе. Кооперация концентрирует, организовывает в крупных размерах сельскохозяйственное производство". Дальше он пишет, что крестьянство уже пошло по пути кооперации, и оно пойдет по этому пути до конца, до полного уничтожения своей эксплуатации тем или иным капиталом. Единственно возможная форма хозяйства, где пролетарий может владеть полным продуктом труда, по Суханову, — это общественная организация производства и распределения, то есть социализм и крестьянству обеспечит полный продукт своего труда. Но дальше он высказывает блестящую мысль, которая, к сожалению, не была реализована: “Но у крестьянства есть и другой путь, чтобы достигнуть той же цели… от эксплуатации тем или иным видом капитала его может избавить кооперация…" В этом случае также в руках крестьянина остается весь некогда конфискованный капиталом прибавочный продукт. Дальше он пишет: "Правда, кооперация превращает индивидуальную крестьянскую собственность в коллективную, но собственность эта остается частной".

Очевидно, Сталину не надо было спешить разрушать сложившуюся на селе кооперацию. На 1 января 1917 года Россия по числу кооперативов и членов кооперации занимала одно из первых мест в мире, и эта кооперация была в основном крестьянской. По данным русского ученого, марксиста Туган — Барановского, в России около трети населения было охвачено кооперативным движением. В сельском хозяйстве было подавляющее количество кооперативов. У Сталина был вариант проведения ненасильственной кооперации в сельском хозяйстве. Ведь можно было, перераспределив землю, оставить ее в коллективнодолевой собственности и последовательно проводить’ кооперирование крестьян ненасильственным, эволюционным путем, опираясь на плечи созданной в дореволюционное время кооперации. Но Сталин избрал путь насильственной кооперации, принесшей в сельское хозяйство излишнее декретирование, мало учитывающее экономические законы. Это привело к диспропорции в его развитии по отношению к базовым отраслям экономики.

Сухановым были правильно схвачены тенденции в развитии кооперативного движения, отношений крестьян к социализму и руководства социалистического государства к крестьянству. Он пишет, что для социалистической партии является необходимостью прямая и решительная борьба с деревней, что даже когда пролетариат одержит победу над капиталом и экспроприирует экспроприаторов, крестьянство ухватится за свою собственность, продолжая борьбу со сторонниками социализма. "Эту собственность крестьянин будет развивать, укреплять и защищать, менее всего склонный от нее отказаться". Это, в общем?то, и произошло после революции 1917 года: антоновщина, махновщина в гражданскую войну, после ее окончания — пассивное сопротивление крестьян коллективизации и последующая высылка в Сибирь миллионов крестьянских семей.

Выдающимися представителями "легального марксизма" были Плеханов, Струве, Туган — Барановский.

В их взглядах и идеях было много рационального, но, к сожалению, это рациональное не вошло в практику строительства социализма в СССР и других бывших и настоящих соцстранах.

П. Б. Струве в статье “Марксовская теория социального развития", отдавая дань уважения "учителю", отдельные вопросы в этой теории поставил под сомнение. В противоположность Марксу о том, что конфликт между производительными силами и производственными отношениями должен привести в итоге к социальной революции, то есть к коренной ломке устоявшихся социальных норм, Струве считает, что "социальная победа достигается гораздо чаще постепенным ослаблением противоположностей, чем революционным подъемом потенциированных противоречий. В рамках материалистического понимания истории нельзя детально разработать социальную революцию". Струве считает, что каждая революция имеет свое место внутри эволюции. Но само понятие "социальная революция" он считает нелепостью, так как "социальная революция есть или отвлеченно трактуемый результат социальной эволюции, или самая эта эволюция". Следует признать, что Струве ставит вопрос более диалектично. Социальная эволюция человеческого общества при определенных условиях прерывается революционным взрывом, в результате завоевания политической власти проводится курс реформ, позволяющий выйти на социальные ориентиры, привлекательные для революционного класса. Струве считает, что научному коммунизму Маркса присущ утопизм, как любому социальному идеалу, и в конце делает вывод: "…если марксизм должен действительно встать на твердую почву, он должен придерживаться основного реалистического взгляда самого Маркса, его "материалистического", правильнее, экономического, понимания истории". Струве, очевидно, подразумевал под этим экономическую обоснованность издержек перехода от одной формации к другой. В другой статье, "Размышления о русской революции", Струве говорит, что "большевизм есть и крушение социализма. В большевизме столкнулись две идеи, две стороны социализма, и это столкновение на опыте обнаружило невозможность социализма, как он мыслился до сих пор, то есть как целостного построения. Социализм требует, во — первых, равенства людей (эгалитарный порядок). Социализм требует, во — вторых, организации всего народного хозяйства и, в частности, процессов производства", и дальше: "…на основе равенства людей вы не можете организовать производство. Рост производительных сил есть теоретическая и практическая альфа и омега марксизма, этой основы научного коммунизма". По идее Струве, социализм (большевистский) обречен, так как равенство не дает побудительных мотивов к повышению производительности труда. Перефразируя Чаадаева, "мы как будто живем для того, чтобы дать какой?то великий урок человечеству", он пишет: “Мы в нашей социалистической революции дали такой великий урок: опытное опровержение социализма". И дальше звучит пророческая фраза, актуальная и к нынешнему, как это ни парадоксально, состоянию нашего общества как постсоциалистического: "Мы потерпели крушение государства от недостатка национального сознания в интеллигенции и в народе. Мы жили так долго под игом крепчайшей государственности, что мы перестали чувствовать и нашу государственность, и нашу ответственность за нее. Мы потеряли чувство государственности и не нашли себе национального чувства, вот почему история вернула нас в новой форме к задачам, которые, казалось, были разрешены навсегда нашими предками. Естественное спасение для нас — в восстановлении государства через возрождение национального сознания". Как это ни печально, но мы вновь возвращаемся сейчас назад, к началу XX века, и снова вынуждены будем решать задачи, которые после 1917 года были решены неверно.

Эпиграфом к тому, что произошло в нашей стране девять лет назад и восемьдесят лет назад, одинаково актуально звучит изречение Струве: “Россию погубила безнациональность интеллигенции, единственный в мире случай забвения национальной идеи мозгом нации".

Возможность построения социализма в России исследовал и М. И. Туган — Барановский в своей работе "Русская революция и социализм". Он пишет, что впервые в Европе после затухания и перерождения в Англии чартистского движения в лейбористское, в Западной Европе марксистского — в социал — демократическое в России появляется возможность построить социалистическое государство. По мысли Туган — Барановского, крестьяне против коллективизации, которая превращает их из самостоятельных производителей в наемных рабочих. Они хотят получить землю, но это еще больше отдаляет их от социализма. Он пишет, что и собственность в руках рабочих не дает большого выигрыша, так как пример работы производительных артелей в странах Западной Европы показывает, что они не достигали производительности труда более высокой, чем в капиталистическом хозяйстве. Если фабрика перейдет к государству, то перестанут действовать главные стимулы: для капиталиста — получение максимальной прибыли, для рабочего — страх потерять работу. Без этих стимулов нельзя повысить производительность труда по отношению к производительности труда в капиталистическом обществе, а следовательно, будущее социалистическое общество обречено на неудачу.

По мысли Туган — Барановского, выход из создавшегося положения в кооперации: "Кооперация обеими ногами стоит на основе современного хозяйственного строя. Кооперация не есть социализм". Но эта форма может стать переходной формой к социализму. Своим происхождением кооперация обязана социализму. Семенем, из которого она вышла, являются идеи Оуэна и Фурье.

Туган — Барановский видит будущее общества как коллективистское, гигантских размеров, охватившее собой всю нацию. В этом обществе земля будет принадлежать не крестьянам, а всему народу, средства производства в промышленности — не отдельным группам рабочих, а всему обществу в совокупности. Регулированием заработной платы будет заниматься государство, как выразитель интересов всего общества.

Здесь Туган — Барановский, приходя к полному обобществлению земли и основных производственных фондов, делает три ошибки, которые позже были повторены при практическом строительстве социализма в СССР. Первая — собственник превращается в наемного рабочего и у него исчезают побудительные мотивы к эффективности производства, вторая — собственность, став общенациональной, одновременно практически стала ничьей, и последняя — исчезает конкуренция, так как вся материально — техническая сфера производства стала единым конгломератом, а в едином хозяйстве, управляемом единой волей, не может быть конкуренции. Но положение Туган — Бараиовского, идущее от народников, что земля — общенациональное достояние, следует признать правильным. В крепком государстве должны быть общие Основы, связывающие его воедино в монолит, одной из таких основ и должна стать земля как общенациональное достояние.

В своей работе "Социальные основы кооперации" М. И.Туган — Барановский дает классификацию отдельных видов социализма и коммунизма.

Государственный (коллективистский) социализм впервые был разработан французом Пеккером (он уже рассматривался нами ранее). Синдикальный — допускающий, чтобы средства производства принадлежали не всему государству, а отдельным группам самодеятельного населения, работающего на них. Синдикальный социализм допускает, что отдельные отрасли должны быть в непосредственном подчинении государства. Теорию синдикального социализма разработали Луи Блан и Лассаль. Идея коммунального социализма принадлежит Фурье, в соответствии с этой идеей вся собственность, включая деньги, должна быть в распоряжении коммун (по Фурье — фаланг).

Родоначальником анархического социализма был Прудон, который считал, что всякое государство — насилие, и требовал полной свободы личности и никакой принудительной власти над этой личностью. Но, очевидно, реальное жизнеспособное социалистическое государство должно иметь в своем составе в различных комбинациях все четыре вида или, во всяком случае, большинство видов, в зависимости от необходимости централизации управления той или иной отраслью. По классификации Туган — Барановского, коммунизм может быть трех видов: государственный (подразумеваем коллективистский, так как государство при коммунизме должно отмереть), коммунальный и анархический, исключается синдикальный, так как он должен предполагать обмен продуктами, а коммунизм не допускает никакого обмена.

Все типы социализма и коммунизма различаются между собой степенью приближения собственности к человеку и, соответственно, свободой распоряжения этой собственностью, с одной стороны, и степенью допущения равенства людей, с другой стороны. Здесь наблюдается диалектическое единство и борьба противоположностей между свободой и равенством. Чем больше степень обобществления средств производства и, соответственно, продуктов труда, тем больше равенства и, соответственно, меньше свободы личности в распоряжении этой собственностью.

Если признать, что человек с его интересами — самоцель развития общества, то следует отдать предпочтение анархическому социализму как первому этапу и, соответственно, анархическому коммунизму в будущем. Но общество должно быть построено на основательном экономическом фундаменте, анархический же социализм в его подходе к экономике такой фундамент создать не способен. Здесь больше оснований возвратиться к идеям Фурье, базирующимся на развитии побудительных мотивов личности к труду, к созданию материальных благ. Но это уже коммунальный социализм. Сложившиеся в современной экономике кооперация и специализация предполагают сочетание в едином ключе корпоративных интересов (синдикальный социализм), а вопросы планирования пропорционального развития отраслей экономики, без чего сейчас не обходится и современный капитализм, предполагают элементы государственного (коллективистского) социализма. Но очевидно, что если отталкиваться от состояния общества, его экономики сегодня, то в основу надо положить реальные интересы человека, сохранить и по максимуму развить побудительные мотивы человека к реализации его интересов.

В своей "Индивидуальной этике" Бентам говорил, что "индивидуальные интересы — единственно реальные интересы", поэтому единственный реальный путь построения социально справедливого общества — это путь сочетания реальных интересов конкретных личностей, а не подавление интересов личности интересами общества в целом. Гегель говорил, что "свободная воля, свобода человека невозможны без свободного отношения к собственности". Локк и Гольбах утверждали: "Ущемлять собственность — это то же самое, что ущемлять свободу личности, ущемлять права "неравных по уму, по предприимчивости и активности натуры" людей. Ущемлять права человека на поле, орошенном его потом, и на плоды данного поля".

То есть в основе построения нового общества необходимо сохранить принцип частной собственности человека в производстве, чтобы дать возможность ему развивать своей интерес и добиваться удовлетворения этого интереса через труд и эффективное использование принадлежащей ему собственности, в разумном сочетании этого конкретного интереса с интересами общества в целом.

В другой своей работе — "Социализм как положительное учение" — Туган — Барановский предлагает такой вариант сочетания интересов в трудовом кооперативе, то есть кооперативе, все учредители которого участвуют собственным трудом и капиталом в его производственной деятельности. Подобные кооперативы, по мысли Тутан — Барановского, будут объединяться в кооперативные объединения — ассоциации, они и будут составлять основу экономики. Но Туган — Барановский, на мой взгляд, ошибочно не допускает мысли, что кооперативные объединения могут стать преобладающими в социалистической экономике, и особенно в базовых отраслях и на транспорте. Но если предположить, что государство, как пайщик, войдет с капиталом, превышающим 50 процентов уставного фонда, то в этом случае государство, как выразитель интересов всего общества, будет участвовать в развитии этих приоритетных отраслей экономики, и в то же время здесь будут учитываться интересы рядовых пайщиков. То есть не будут ограничиваться их права по участию трудом и капиталом. В таком обществе не будет угнетенных и эксплуатируемых, так как это будет ассоциация кооперативов, в работе каждого из которых любой гражданин может принять участие трудом и капиталом.

Туган — Барановский в этой работе допускает сочетание принципов государственного (коллективистского), синдикального (корпоративного), коммунального и анархического социализмов, которые должны взаимно дополнять друг друга в зависимости от приоритетности данной отрасли экономики для общества в целом. Такое общество им мыслится как система общественных союзов, различной широты и различным образом построенных. Некоторые из этих союзов должны выходить за пределы государства и иметь международный характер, охватывая все человечество и связывая его в общественное целое. Более узкохозяйственным союзом должны быть государство и его самоуправляющие органы — муниципалитеты, затем идут союзы еще более узкого назначения — производительные ассоциации и кооперативные общины. Он допускает и единоличный труд самостоятельного производителя. Таким образом, в этом обществе "на одном полюсе все человечество, а на другом — отдельная человеческая личность".

Туган — Барановский подчеркивает., что "сильной стороной анархизма является освобождение личности, но анархизм предполагает такое высокое развитие личности, такое полное исчезновение в душе человека эгоистических интересов, которое может быть достигнуто еще очень и очень не скоро…". И дальше он говорит: ‘‘…чем выше будет подниматься человеческая личность, тем больше его интересы будут совпадать с общественными…" И по мере этого "будет получать развитие система добровольной кооперативной, иначе говоря, анархической хозяйственной организации…". На первом же этапе анархическое хозяйство до преобразования самого человека не может стать господствующим принципом в хозяйстве иного строя и будет носить подчиненный принцип. Следует отметить, что идея Туган — Барановского в сочетании принципов отдельных видов социализма в устройстве общества и государства значительно богаче, на мой взгляд, монопольной идеи государственного (коллективистского) социализма, которая, к сожалению, была положена в основу практического построения социализма в СССР. К этой идее сама логика исторического развития человечества заставит наше и последующие поколения людей возвратиться. Устройство общества должно быть логическим, и эта логика вытекает из причинно — следственной связи между прошлым и будущим через настоящее. Общество не может быть устроено таким, каким оно желается отдельным индивидуумам или классу в целом, оно может быть жизнеспособным только тогда, когда будет органической частью исторического процесса развития человечества.

Ближе всех к идеалу свободы личности были в своих воззрениях анархисты. Родоначальник анархизма — англичанин В. Годвин (1756–1836 гг.). В своей работе (исследования о справедливости в области политики и ее влиянии на добродетель и благополучие) он пришел к мысли, что государство отрицательно влияет на общество и с ним надо бороться. "Высший социальный принцип — справедливость" привел его к необходимости уничтожения частной собственности и послужил основанием для "коммунистического" характера анархизма. Позже Прудон, давший имя анархизму в своей книге "Что такое собственность?", пришел к мнению, что коммунизм возможен лишь в государственной уравнительной форме. Синтез общности имущества и собственности, взаимно уничтожая свои дурные свойства, дает истинную свободу. Одной из черт свободы является равенство, но равенство условий, но не благосостояние Анархия не признает власти воли, но только власть закона.

Проблема свободы личности — центральная для анархизма, в зависимости от решения этой проблемы анархизм распадается на ряд течений. Представляет интерес решение проблемы личной свободы в коллективе и через коллектив, так, как йх решают представители коммунистического анархизма Бакунин, Кропоткин и их последователи. На началах уничтожения государства и построения коммунистического общества они видят искомую свободу личности.

Один из представителей индивидуалистического анархизма профессор Боровой в своей работе "Общественные идеалы современного человечества. Либерализм. Социализм. Анархизм" подвергает резкой критике либерализм и социализм. Либеральная доктрина, признающая лишь формулу общего блага и узаконивающая угнетателей и угнетенных, по мысли Борового, есть отрицание свободы. О социализме он пишет: "…он будет гнести своей психикой, своим социалистическим шовинизмом, который будет так же ненавистен, и так будет претить всякой сильной индивидуальности, как и современное тупое буржуазное самодовольство". Дальше в этой работе он утверждает: "Сохранение и охрана социализма станут новым догматом, и на сцену явятся новые формы цензуры. Социалистическая вера обратится в новое орудие угнетения, в новую форму власти, следовательно, гибели свободной человеческой личности. И конечно, социализм представляет несравнимо большую опасность для нее, чем абсолютизм и клерикализм…"

Опираясь на изречение видного голландского социалиста Ван Коля "Социализм… которому принадлежит будущее, есть середина между абсолютной свободой анархизма и абсолютным равенством коммунизма", он предрекает, исходя из его двойственности и незавершенности, кризис и крушение социалистической идеи после построения социалистического строя и оставляет дальнейшую перспективу за анархизмом. Если философия либерализма — философия привилегированных классов, социализм — философия исстрадавшегося пролетариата, то анархизм, по мысли Борового, — "философия пробудившегося человека".

"Время анархистской революции, — пишет он, — еще не пришло, между тем многочисленные признаки указывают нам на приближение социалистического строя, и всякий последователь — анархист должен не бороться против надвигающегося социалистического строя, а наоборот, жаждать его приближения, ускорять его наступление, затем биться с ним в последней борьбе". И дальше: “…в буржуазном обществе культура личности в массе невелика. Там, где миллионы людей долгие дни проводят в душных и жарких мастерских или годами гложут осиновую кору, там некогда думать о голоде духа. Но там, где, как в социалистическом строе, алчущие будут насыщены, родятся потребности духа, которые социализм наполнить не может… тогда на почве неслыханных страданий сперва порабощенного, потом возмущенного гордого духа восстанет царство истинной свободы — анархизм". Как видно из этого короткого экскурса, анархизм ведет свои корни из философии

Канта, его формулировки о свободе как изначальном праве личности.

С. Н. Булгаков и Н. А. Бердяев, их взгляды. Булгаков и Бердяев — выдающиеся русские философы, мировоззрение которых в процессе их становления как личностей постоянно мимикрировало от "легального" марксизма к христианскому идеализму. Обоим философам присущ поиск нравственного идеала в устройстве общества, отказ от материалистического понимания истории.

В работе "Христианство и социализм" Булгаков пишет, что "христианский путь к хозяйственной свободе ведет не через хозяйство, а как бы поверх его через преобразование человеческой природы, ибо не хлебом единым живет человек, но и всяким словом божьим…"

Человек живет, по мысли Булгакова, в хозяйственном плену. Каждый верующий христианин в меру своей веры должен охранять свою духовную свободу от хозяйства, не признавать хозяйственную стихию, определяющую человеческую жизнь и свободу. Никакие хозяйственные реформы не дадут человеку внутреннюю свободу от хозяйства, только сам человек своей религиозностью. Самое богатое развитие производительных сил, экономический расцвет может сопровождаться таким порабощением человека, таким духовным его закабалением, какое не наблюдается и при крайней бедности. Изначальное христианское изречение "Кто не трудится, да не ест" приобрело в устах марксистов совсем другое содержание, глубоко чуждое христианству, оно возникает не из понимания труда как религиозного послушания, наложенного на людей как средство воспитания, но из человеческого самоутверждения, которое мнит труд всесильным. Современный социализм Булгаков связывает с возрождением древнеиудейских мессианских учений, а Карл Маркс и Лассаль — апокалиптики новейшего покроя.

Борьба классов, по Марксу, — это то же, что борьба видов за выживание по Дарвину. Она присуща прошлому и нынешнему состоянию общества и не может вдруг прекратиться в будущем, как трактует марксизм, это может быть только чудом, а чудо при материалистическом понимании истории не может быть, но допускалось древними иудейскими апокалиптиками. Булгаков не верит, что "государство будущего" будет построено на экономическом базисе — на "мертвых силах хозяйства". Социализм противоречив. "Он переполнен убеждениями, что прогресс совершается социологически закономерно, причем, конечно, законы эти имеют силу и над отдельными личностями… В то же время практически всякое движение в истории совершается через личности, ибо только личности принадлежит действительность". Здесь Булгаков видит противоречие социализма. ‘‘Согласно учению социализма, обществом правит железная необходимость, и она руководит и человеческими желаниями, и поступками. Напротив, согласно практической морали социализма, личность своим усилием должна стремиться к тому, чтобы прервать эту цепь силой своей личной мощи, своей свободы". Булгаков этим самым подчеркивает ошибочность основной посылки марксизма — материалистического понимания истории. Каждому сознательному действию человека предшествует мысль, идея, возникшая в сознании, о необходимости этого действия. Исходя только из этого простого факта, следует признать, что идея является первопричиной бытия. Маркс фетишизировал производство и производственные отношения как основу развития общества. Продукт человеческого сознания — материальное производство — он поставил впереди сознания, человеческой мысли.

Булгаков признает правду социализма как отрицание неправды капитализма. "Никогда еще в истории не проповедовалось и не проводилось в жизнь такое безбожное, беспринципное служение золотому тельцу, низкая похоть и корысть, как ныне… Но социализм верит вместе с капитализмом, что человеческое общество построится только на экономическом интересе, известным образом регулированном, и что иных сил не существует. Социализм разделяет с капитализмом его неверие в духовную природу человека… Для социализма общественное преобразование исчерпывается внешней, прежде всего экономической, реформой, и он без всякого внимания проходит мимо того, что совершается в человеческом сердце".

Он признает прогрессивную роль социализма в развитии общества. "Христианству не только нет никаких причин бояться социализма, но есть полное основание принимать его в качестве благодетельной общественной реформы, направленной к борьбе с общественным злом, насколько эти меры не сопровождаются грубым насилием и сообразны со здравым смыслом". Но в то же время Булгаков не видит в социализме тот радикал, который должен сделать людей счастливыми. Он пишет, что "перед лицом порчи и зла, коренящегося в человеческой природе, а через нее сообщающегося и всему миру, социализм есть только паллиатив, он не затрагивает конечных причин человеческих страданий", и дальше: "По своему паллиативному характеру социализм не имеет значения радикальной жизненной реформы, он есть благотворительность, одна из ее форм, указываемых современной жизнью, — и только всего".

Булгаков отмечает, что марксисты излишне сильно верят во всесилие экономической среды над человеком и с излишним оптимизмом допускают, что с изменением ее изменится и человеческая природа. "Человек вовсе не есть такая кукла или механизм, заводимый хозяйственной средой".

Булгаков считает, что христианство глубже видит историю, как выявление и углубление добрых и злых начал, их трагическое единоборство, которое становится все напряженнее, и перед концом мира, в итоге истории достигает наибольшей остроты. И социализм в этой истории лишь отдельный эпизод, последняя решительная попытка человечества устроиться без Бога. Но задачу социализма как продолжение гуманизма избавить человечество от страданий Булгаков считает столь же невыполнимой, как и неверной, как постановочной, "ибо не для счастья рожден человек и не к счастью должен стремиться, но к духовному росту, который совершается лишь ценой борьбы, страданий, испытаний".

НА. Бердяев в письме четырнадцатом "О Царстве Божьем" дает основы христианского понимания истории, он пишет: "Сама история, по сокровенному своему смыслу, есть лишь движение к Царству Божьему… Царство Божье — цель истории, конец истории, выход за пределы истории". Поэтому искать царство Божье в земной исторической действительности — обман и иллюзия. Отсюда все цели и истории человечества относительны по сравнению с этой абсолютной целью, все цели превращаются лишь в средство. Царство Божье есть абсолютное духовное царство, и оно не может быть явлением в материальном мире. Абсолютная жизнь есть переход в иной план, в иное измерение бытия. В наш физический мир могут входить силы высших миров, также из нашего мира возможен выход в иные миры. Эти прорывы нарушают все рационалистические учения об историческом процессе. В мировом историческом процессе действуют не только силы физического мира (люди с желаниями и способностями), но и силы таинственные и мистические, не поддающиеся никакому учету, светлые и темные силы. Наш земной план существования, по мысли Бердяева, — это относительная проекция абсолютной жизни, и только в этой проекции нашей жизни вовне представляемся мы безраздельно принадлежащими царству относительного — то, что мы принимаем за нашу полнокровную жизнь на земле. "Отношения двух миров в человеке и человечестве, — говорит Бердяев, — есть тайна Христа, тайна его явления в этом мире. Наш плоскостной мир не может вместить абсолютный мир Христа; для того, чтобы это сделать, он должен преобразиться. Поэтому искания царства Христова на нашем физическом плане — это один из миражей религиозного сознания, это явление юдаистического духа внутри христианства".

В связи с этим, очевидно, можно согласиться с Бердяевым, что на нашем физическом плане мы не можем построить абсолютно счастливую жизнь для людей. Но мы, люди, можем построить такую жизнь, которая будет значительно справедливее по отношению к каждому человеку, чем существующая. Люди на земле в состоянии создать условия для свободы каждого человека, в том числе и свободы распоряжения своей собственностью в производстве и относительного равенства для детства и юношества. И здесь следует руководствоваться не благими намерениями, а прежде всего рациональностью использования имеющихся у человечества ресурсов для более ускоренного развития самого человека, цели истории и жизни человечества. Потенциальные возможности каждого ребенка, будущего производительного деятеля общества, должны быть раскрыты с возможно большей эффективностью. Это придаст новый невиданный импульс в развитии человечества, не только в техническом, но и в этическом плане.

Но прав Бердяев, люди не в состоянии создать на земле рай, и только потому, что мы не знаем всех аргументов, воздействующих на нашу жизнь, вернее, на плоскостное отображение жизни, в котором тем не менее человек воспринимает себя полнокровно живущим. Переход из плана исторического в план апокалиптический — это не завершающий период в истории человечества, это и не процесс, принадлежащий исключительно существующему потустороннему миру. Это будет новое состояние абсолютной жизни, в котором пространственно — временные координаты будут иные, чем сейчас существующие.

Он подчеркивает, что абсолютная социальная цель немыслима, так как она религиозна, а не социальна, а все внешнее, социальное имеет в себе материальную относительность. Против социальных утопий (а здесь Бердяев имеет в виду и научный социализм), выдающих себя за царство Божье, необходимо утвердить пессимизм и аскетическую суровость, потому что малые апокалипсисы Евангелия и апокалипсис святого Иоанна не предсказывают победы и торжества любви Христовой и правды Христовой на земле. В другой статье — "Христианство и социализм" — Бердяев признает, что в социализме есть своя правда и нужно признать эту правду. Он говорит, что социализм ставит проблему, которая стоит и перед христианским сознанием и требует жизненного разрешения.

Он признает, что основы буржуазно — капиталистического общества ложны и противоположны христианству и социализм — это кара за грехи этого общества. "Социализм, со своими претензиями, явился в мир потому… что христианского братства не было в обществах, лицемерно именовавших себя христианскими. Истинное христианское общество не должно походить ни на существующую теократию, ни на новый социализм… но оно должно решить тему, которая поставлена и социализмом. Вопрос о том, чтобы человек человеку был братом, а не волком, есть христианский вопрос, более христианский, чем социальный", и дальше: "…социализм есть знак того, что христианство не осуществило своей задачи в мире, но в этом виноваты мы, в этом я виноват. Христианские пророчества не были оптимистическими, они предвидели, какими мы окажемся. Но свобода духа оставлена нам, а значит и долг наш перед Богом и людьми".

Бердяев в итоге признает, что на земле, а не в царстве Божьем необходимо изменить основы социального устройства старого общества, он видит это будущее общество более справедливым по отношению к каждому человеку, но в то же время считает, что у социализма недостаточно духовной основы для устройства этого общества, и призывает христиан выполнить свой долг перед Богом по переустройству существующего капиталистического общества.