Глава 28 РАЗОБЛАЧЕНИЕ ТАЙНОГО ЗАМЫСЛА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 28

РАЗОБЛАЧЕНИЕ ТАЙНОГО ЗАМЫСЛА

Фуллер кипел от злости. В 11.00 запись решающего выступления по телевидению, а чертов кандидат куда-то запропастился. То и дело он вызывал к себе кого-ни-будь из штабистов, спрашивал: «Нашли?» и разражался руганью в адрес ни в чем не повинных работников и «этого идиота» Зудина. Когда до записи оставалось каких-то полчаса, а он так и не появился и даже не позвонил, Фуллер понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Он позвонил на студию и попросил перенести запись на неопределенное время, обещав в течение дня уточнить, на какое именно, после чего вызвал к себе в номер некоего Фотькинаи велел ему потихоньку, не вызывая ажиотажа, выяснить в милиции, не было ли в городе минувшим вечером и ночью каких-либо криминальных происшествий с участием кандидатов в губернаторы.

— Так они же и растрезвонят, что мы интересуемся. Сейчас журналисты сбегутся. Где ваш кандидат? Нету кандидата!

— И что вы предлагаете?

— Ждать. Куда он денется! Может, у бабы какой-то.

Фуллер посмотрел на часы.

— Ладно. До двух, максимум до трех ждем, а потом…

Тем временем Зудин отлеживался на квартире у Жоры

Иванова, куда его приволокли накануне в довольно помятом виде, с двумя фиолетовыми фингалами под глазами и расквашенной губой.

— Красавчик! — говорил Жора, смачивая тряпку и прикладывая ее к ставшей совершенно неузнаваемой физиономии кандидата. — Скажи спасибо, что легко отделался. Полежишь, отдохнешь, подумаешь в спокойной обстановке обо всем, а там видно будет.

Зудин стонал и облизывал губы.

— Пить хочешь? На! — услужливо хлопотал Жора. — А может, водочки налить тебе? Сейчас Севка придет, нальем.

Голова у Зудина трещала и раскалывалась на части, он с трудом соображал, где находится, что произошло, и, главное, напрочь забыл, где ему следовало бы сейчас находиться и чем заниматься.

— Выпьем, посидим, и нормально все, а выборы — это чушь, зараза, мы лично на выборы не ходим. Да, Полигра-фыч?

Услышав свое имя, пес Шариков, лежавший в ногах у Жоры, приподнял и тут же опустил ухо. Зудин застонал громче, припоминая события последнего времени, и вдруг понял, сообразил: выборы! Осталось два дня! Запись на телевидении! Фуллер! Он попытался сесть и это ему в общем удалось, только ребра болели.

— Ну куда ты с такой рожей? — спокойно сказал Жора. — Избирателей распугаешь. Лежи.

Зудин не послушался и встал, все тело ответило болью. Поскуливая, он поплелся в ванную. Там висел на стене неровный осколок зеркала, из него глянула на Зудина фиолетово-синяя физиономия, с раздутой на одну сторону щекой.

— Ну что, довые…..ся? — спросила физиономия.

Зудин наклонился над краном и стал плескать себе в лицо пригоршни холодной воды, втайне надеясь, что, когда он снова поднимет голову и взглянет в битое зеркало, вид будет попристойнее, а может, и вовсе все это окажется страшным сном, наваждением, и он улыбнется сам себе своей фирменной, как на портретах, расклеенных по всему городу, улыбкой Клинтона. Но увы, рожа была все та же, только теперь с нее еще катились и капали струйки воды. Зрелище было мерзопакостное. Зудин вернулся в комнату и в полной растерянности сел на диван. Но постепенно мысли его стали приобретать нужное направление. Он поискал глазами телефон и потянулся к трубке.

— Не работает, — радостно возразил Жора. — Отключен за неуплату.

Зудин посмотрел на него с ненавистью.

— А ты жнаешь, што полагаетша жа покушение на канти-тата? — сказал он с неожиданным шипением и присвистов и тут только почувствовал, что у него шатается и вот-вот отломится передний зуб.

Жора невозмутимо ковырялся у стола, заваривал чай.

— А кто тебя трогал? Ты вчера выпил лишнего и, выходя из здания типографии, где ты был на поминках у Экземплярского, нечаянно упал с лестницы лицом вниз. Есть свидетели, готовые, если что, опубликовать соответствующие свидетельства в областных газетах.

— Шволочи, — просвистел Зудин, лег на диван и отвернулся битой рожей к стенке.

Напрасно Фуллер и весь его штаб обзванивали райотделы милиции, приемные покои больниц и даже морги, Зудин как в воду канул. На секретном совещании в узком кругу решено было не придавать факт исчезновения кандидата огласке, а продолжать кампанию как ни в чем не бывало, тем более что остановить ее было все равно уже невозможно. По телевидению с еще большей частотой, практически каждые полчаса крутили теперь ролик «Есть проблемы? Голосуй за Зудина — и их не станет!». Неявку его на теледебаты, назначенные на последнюю перед выборами пятницу, преподнесли как намеренный ход. Дескать, наш кандидат настолько уверен в своем успехе, что ему просто не о чем дискутировать с другими претендентами. Для большей остроты и драматичности телевизионщики оставили стул Зудина за «круглым столом» студии пустым, и оператор его время от времени показывал.

Мало того — остальные кандидаты потратили первые пять минут дебатов на обмен мнениями о том, почему не явился Зудин, чем, как сказал Фуллер, только добавили ему очков. На этот, последний день в штабе были припасены и главные удары по основным противникам — Гаврилову и Твердо-хлебу.

В пятницу вечером, когда до прекращения срока агитации оставалось всего несколько часов, в конференц-зале отеля «Мэдиссон-Кавказская» была собрана пресс-конференция, где публике был предъявлен некий субъект ярко выраженной кавказской национальности, с кудлатой бородой и в высокой папахе, перепоясанной зеленой лентой. Назвавшись «бойцом армии сопротивления имени Джохара», он сделал сенсационное заявление, из которого следовало, что Павел Гаврилов в бытность его полномочным представителем федеральной власти в Чечне лично расстреливал пленных, а при взятии Бамута — и мирных жителей тоже, чему якобы имеются документальные свидетельства в виде фотографий и видеопленки. Это сенсационное заявление тут же пошло в выпуск вечерних новостей. На вопрос репортера газеты «Благополу-ченские вести», когда и где можно посмотреть эти пленки, ответил уже не бородатый, а сам Фуллер, который и вел пресс-конфе ренцию.

— Ввиду исключительной важности этих свидетельств они переданы нами в генеральную прокуратуру, — сказал Фуллер и поспешил перейти ко второй части, то есть к предъявлению компромата на Твердохлеба.

Кавказца спешно увели, а на его место подсел благообразного вида мужчина в очках, с аккуратной бородкой, в простой клетчатой рубашке с расстегнутым воротом. Этого Фуллер отрекомендовал сыном репрессированного в 38-м году профессора медицины Богородицкого.

— Мой папа… — начал благообразный и минут пятнадцать со скорбным лицом рассказывал об известных ужасах ГУЛАГа.

Журналисты нетерпеливо переглядывались, теряясь в догадках, чем он кончит и какое отношение все это имеет к выборам губернатора области. В следующие десять минут выяснилось, что папа Богородицкий в 56-м году был реабилитирован и пять лет назад умер своей смертью в возрасте 88 лет. Журналисты зашумели, раздались выкрики: «Ближе к делу!» Сын репрессированного умолк, а Фуллер жестом попросил тишины и, загадочно улыбаясь, произнес с расстановкой:

— А дело в том, господа, что начальником лагеря, в котором содержались профессор Богородицкий и тысячи других наших соотечественников, безвинно пострадавших в страшные годы коммунистических репрессий, был не кто иной, как Иван Петрович Твердохлеб! Есть документы, подтверждающие…

Зал изумленно загудел.

— Минуточку, господа! Я понимаю ваше изумление. Более того, у вас может возникнуть законный вопрос: а тот ли это Твердохлеб, чей сын рвется сегодня в губернаторское кресло? Мы навели справки. Как это ни прискорбно, господа, все сходится. И если вы спросите у нашего уважаемого Петра Ивановича, где был его отец с 1934 по 1941 год, ему нечего будет возразить.

Всего через полчаса после скандальной пресс-конферен-ции в «Мэдиссоне» Павел Борисович Гаврилов приехал на телестудию и потребовал время в прямом эфире, грозя обращением в прокуратуру на председателя телерадиокомпании за распространение злостной клеветы. Перепуганный председатель лично отвел его в студию и дал команду прервать московские передачи для экстренного обращения к избирателям губернатора области. И вот избиратели пьют дома чай и готовятся уже выключать телевизор и идти спать, как вдруг художественный фильм с участием Аль Пачино, который совсем уже приблизился к развязке и осталось самое интересное — узнать, кто же убийца, прерывается, на экране появ-, ляется перепуганная дикторша и предлагает послушать срочное сообщение. Народ в свою очередь тоже пугается, думая, не война ли началась или, не дай Бог, денежная реформа, как вдруг на экране появляется губернатор Гаврилов с гримасой искреннего страдания на лице и начинает нести какую-то ахинею насчет того, что он лично никого не убивал — ни женщину, ни чеченцев и просит поверить ему на слово, при этом клянется Родиной и матерью, а соответствующие документы, доказывающие его невиновность, обещает предоставить сразу после выборов, поскольку времени уже нет, в 12.00 истекает срок всякой пропаганды и агитации. Те, кто за пару часов до этого видел в выпуске новостей пресс-конференцию Фуллера, более или менее поняли, в чем дело, а те, кто не видел, не поняли ни черта и сильно возмущались, что прервали фильм. Когда Гаврилов кончил, и снова включили Москву, там уже шли титры, и кто убийца — осталось неизвестным.

Твердохлеб на телевидение не поехал. Он поехал на хутор, к отцу и нашел его ночующим на пасеке, в маленьком, похожем на скворечник домике, где не было ни телевизора, ни радио, а помещались только койка и стул.

— Ты чего это на ночь глядя? — удивился отец.

— Так, проведать, — сказал Твердохлеб-младший.

Они посидели на улице, попили чаю с медом, и Петр Иванович уехал, успокоенный.

Дома он вызвал на балкон сыновей — Кольку и Сашку — и сказал:

— Дед действительно был в лагере с 34-го года. Сидел, как все. За порчу колхозного имущества. Трактор у него в речку заехал и провалился. Из лагеря на фронт. Вот и все.

— Да знаем мы, чего ты нам объясняешь, — сказал Колька.

Твердохлеб успокоился и пошел спать. Предвыборная кампания закончилась, завтра не надо никуда ехать, ни с кем встречаться, можно выспаться и отдохнуть, в воскресенье будет тяжелый день.

Он не знал, что помощники его — Рецептер и Загоруйко — успели обзвонить газеты и продиктовать им заявление штаба, разъясняющее факты биографии кандидата. Редакторы газет кочевряжились, говорили, что уже поздно, номер подписан в печать, надо было раньше думать, и только немногие, в том числе Вася Шкуратов, повздыхав, все же согласились вернуть газету из типографии и втиснуть в нее заявление.

Но главный сюрприз ждал читающую публику наутро, в субботу. В этот день в киосках и почтовых ящиках подписчиков появился, во-первых, очередной номер «Народной газеты» с большой статьей «Почему Твердохлеб?», подписанной С. Нечаевой, где она раскладывала по полочкам всех претендентов на губернаторский пост — все их достоинства и недостатки, и делала вывод, что по сумме достоинств самым подготовленным к этой работе и самым морально чистоплотным является не кто иной, как Твердохлеб Петр Иванович. Поскольку Соня давно уже не печаталась ни в одной из газет, на публикацию сразу обратили внимание, а кто-то даже вырезал статью и приклеил ее прямо на стену дома на благополученском «Арбате», так что почитать ее могли не только постоянные подписчики «Народной газеты», но и горожане, пришедшие в этот субботний день поглазеть на выставленные на тротуаре картины и поделки местных художников. Во-вторых и в-главных — газета «Вечерний звон» поместила на первой странице сенсационную статью, разоблачающую некий секретный план штаба Зудина. Сообщалось, что редакции стало известно о незаконном подключении к областной автоматизированной системе — ОАС «Выборы» — компьютеров, установленных в штабе кандидата в губернаторы Е.А. Зудина, расположенном в отеле «МэдиссонКавказская» на улице Исторической, 109. Планируется, говорилось в газете, в момент передачи сведений из районных избиркомов в областную избирательную комиссию произвести вброс в систему ОАС «Выборы» фальсифицированных данных в пользу этого кандидата. В статье содержалась ссылка на конфиденциальный источник в Благополученске, предоставивший редакции эту информацию, по сведениям которого, некий сотрудник облизбиркома, предположительно один из операторов ОАС «Выборы», находится в сговоре с командой Зудина и получил за это шестизначную сумму в валюте.

Пораженные коллеги из других газет стали звонить в редакцию «Вечернего звона» и спрашивать, где те взяли такой убийственный материал и не «утка» ли это, на что из редакции отвечали, что располагают вещественными доказательствами в виде аудиокассеты с записью разговора этого самого оператора с кем-то из штаба Зудина, в котором обговариваются последние детали операции. Все знали, что в городе с некоторых пор существует черный рынок информации, где можно купить все — любой документ, стенограмму телефонного разговора, проект распоряжения губернатора, копию банковского счета — все! Был бы покупатель, а продавцов — пруд пруди. Кто какой информацией владеет, тот такой и торгует, не напрямую, конечно, а через посредников, но в принципе утаить ничего невозможно, потому что деньги нужны всем. Одним нужны деньги, другим — информация, чтобы, завладев ею чуть раньше других, опять же делать деньги. Поэтому похоже было на правду.

Как только стало известно о публикации, Фуллер велел своим людям проехать по городу и скупить в киосках все экземпляры газеты, а также по возможности задержать до понедельника в почтовых отделениях те, что предназначались подписчикам. При этом он велел действовать быстро и денег не жалеть. Сам же поехал на радио и в прямом эфире сделал заявление, в котором назвал сведения, приведенные в статье, «жалкой фальшивкой», состряпанной скорее всего в штабе губернатора Гаврилова или Твердохлеба, а то и совместно. Он обещал немедленно подать на редакцию в суд и вчинить иск на 500 миллионов рублей за нанесение Зудину Евгению Алексеевичу морально-политического ущерба.

К 12 часам того же дня прорезался по телефону сам Зудин.

— Где вы? Где вас черти носят? — не своим голосом заорал на него Фуллер, но Зудин лишь невнятно бормотал что-то насчет плохого самочувствия.

— Адрес! — взревел Фуллер.

Тут же была выслана машина, Зудин привезен в штаб и ему учинен допрос по всей форме. Прикрываясь носовым платком, он плел про поминки и лестницу и ни за что не хотел признаваться, как все было на самом деле.

— Да поймите же вы, — ходил вокруг него Фуллер. — Это подарок судьбы! Это надо использовать! Если бы этого не случилось, это стоило бы организовать! Покушение на кандидата в губернаторы, чуть не убит, чудом остался жив! Да мы сейчас такое вокруг этого закрутим! Но вы должны нам сказать, кто это сделал!

— Ш его дня же шуббота, жапрещено по жакону, — шепелявил Зудин.

— Плевать на закон! Они тоже нарушили — в субботу опубликовали! Ввиду чрезвычайности ситуации мы обязаны сообщить общественности! Пусть потом подают в суд. Да кто будет подавать, когда мы победим? Победителей не судят. Давайте, Зудин, колитесь и побыстрее, у нас очень мало времени. Кто вас так отделал?

Чуть позже в штаб были приглашены собкоры общефедеральных каналов телевидения и уже к вечеру в Москву пошли репортажи о зверском покушении на кандидата в губернаторы Благополученской области Евгения Зудина, в котором обвинялась группа журналистов, якобы нанятых его соперниками Твердохлебом и Гавриловым. Фуллер потирал руки, Зудин не выходил из своего люкса и зализывал раны, в штабах Гаврилова и Твердохлеба одинаково материли столичное телевидение, а на квартире у Жоры Иванова сидела все та же теплая компания, попивала пиво и трепалась о том о сем. Телевизор у Жоры не работал.