Озеро Кари-лич
Озеро Кари-лич
Утро на яйлаках наступает рано, задолго до рассвета. Не сразу поймешь, где ты проснулся. Конец света, или, вернее, начало света. Висит коричневая бахрома палатки, приподнятой над землей шестами. От угла ее идет к земле крепкая веревка, привязанная к колышку. Под бахромой открывается мир, бледно-зеленый, чуть тронутый перламутром еще не взошедшего солнца. Еще не родились ни звуки, ни запахи, — все в сонной неподвижности. Вокруг спят люди, человек до двадцати. Слева — курд и курдянка с ребенком у груди; подальше — высокий седой курд; справа — старуха, уснувшая позже других и сейчас уже открывшая глаза в голых птичьих веках, лишенных ресниц. Дальше — подростки, маленькие дети, юноши, с открытыми ртами и кудрями на лбу. Между ними, тоже спящая, высунулась круглая бахромчатая морда собаки с крепко стиснутой квадратной челюстью.
Нам посчастливилось в нашем путешествии. Тупичок ущелья Амберд, где мы переночевали, представлял собой одну из «откровенностей» Арагаца, где подземная жизнь воды пробивается наружу и выдает свои тайны. Если бы мы подошли к озеру Кари-лич верховьями, быть может, наши впечатления были бы слабее. Выйдя еще до рассвета на яйлаки, мы увидели подъем, который предстояло нам взять, — почти отвесный, очень утомительный, часа на полтора, по горной стене, на крыше которой и расположено озеро. Медленно осиливая каждую пядь земли, от карниза к карнизу, мы с первых шагов почувствовали под собой воду. Еще внизу, до подъема, она доходила нам по щиколотку. Наша обувь промокла и набухла от нее. Но и земля под нами казалась промокшей и набухшей от нее, словно обувь, ступившая еще глубже, нежели мы. Вся гора как будто сочилась водою. Вся гора, нажимаемая нами, как будто жала на невидимый источник, и он брызгал из дальних глубин под ее тысячетонной подошвой. Вода, вода, вода — куда ни повернись. Мы просыхали от движения и солнца, и опять мокли, и опять шли. Было очевидно, что здесь пульсирует где-то большая водная масса, быть может, подвальный этаж того озера, чью зеркальную крышу мы скоро увидели наверху.
Погонщики ослов — проводники, к которым мы уже потеряли доверие, шли обходной дорогой, а с нами добровольно поднимались старые курды-езиды, в палатке которых мы ночевали. Они отнеслись к замыслу взойти на Арагац очень недоверчиво, их широкие глаза улыбались: только что начали таять склоны, наверху должен быть сплошной снег, не время, лучше отложить. До озера, однако, они нас довели.
Озеро Кари-лич лежит у подножья высокой горки, сплошь составленной из битого камня, на абсолютной высоте 3195 метров. На горке есть ниша — и в ней жестяной дождемер, и, по-видимому, здесь бывал кто-то, чтобы справляться о данных этой маленькой метеорологической станции. Берега еще были покрыты снегом, лишь местами оттаявшим. Земля настолько мокра, что мы с трудом отыскали полоску, пригодную для стоянки. Вода лежала тихая, прозрачная у берегов, того особенного синего цвета, какой придают горным озерам молекулы льда. Позднее, уже с последних высот нашего пути, когда и озеро и гора возле него показались нам размером с небольшой бобовый стручок, еще одно красивое явление поразило нас: озеро светилось двойным светом — розовым и голубым. Его кривые края пылали розоватым, очень нежным, лучистым пламенем, а в розовом ободке сияла глубокая одноцветная бирюза. Это потому, что берега Кари-лича мелки, вода исключительно прозрачная, красноватое вулканическое дно просвечивает розовым, а в середине озеро глубоко и дает редкую по своей густоте и яркости синеву.
Из-под снега заголубело множество незабудок. Пока вскипел чай, наша экскурсия занялась спортом: одни, взбираясь по снежным откосам, скатывались на собственной спине, как на санках, вниз; другие полезли по камням смотреть метеорологическую станцию; третьи по воде и снегу пустились обследовать озеро, пустынное на этой высоте, с его одинокою рябью и прозрачным прибрежным холодом. Они были вознаграждены: на одном из снежных полей им удалось открыть явление, не частое на горных высотах: красный снег.
Не надо представлять себе красный снег чем-то действительно красным и ярким. С виду это скорее кирпичный, грязновато-вылинявший снег. Но если вы натрете им белый носовой платок, то он окрасится крепко, совсем как от кирпичной пудры, какою чистят кухонные ножи. Давя верхний слой подошвой, вы окрашиваете нижние слои. Дело в том, что красный снег — это особые бактерии кирпично-бурого цвета, которые грибками зацветают на снежной поверхности и придают ей необычный вид. Всегда под этим цветением бактерий, если разгрести поверхностные слои, обнаруживается белизна обыкновенного снега.
Между тем время шло, ветер яростно дул на озеро, облака стали гуще. Курды собрались уходить и нам посоветовали тоже, и когда речь зашла о восхождении на вершину, у нас не оказалось ни одного проводника. Напрасно пытались мы упросить, сулили двойную плату, стыдили и укоряли. Но наши спутники были неумолимы:
— Если бы позднее, через месяца полтора… А в такое время!
— Да какое же время? — упрямились мы. — Солнце высоко, пройти можно, холода лютого нет, впереди — до вечера — восемь-девять часов. Разве не успеем вернуться?
Переводчик добросовестно перевел нам курдский ответ:
— Буран идет. Погляди налево, погляди направо. Когда зайдешь в буран, назад не вернешься.
С этим утешительным ответом курды двинулись вниз. А за ними стали собираться и более благоразумные товарищи. Но два самых стойких «арагазца», — хороший альпинист и охотник Б. да я, поставившие себе задачей добраться до вершины, — настояли на своем. Мы «выделились» из экскурсии на свой страх и риск. Нам отвязали одного ишачка, кинули наши бурки, вьюки, оставили ячменных лепешек. Ослиный погонщик выбрал подветренное местечко, поставил ишака боком, в защиту от невзгод, и тотчас же растянулся на вьюках. Нам предстояло идти, — куда? Курд посоветовал: «Погляди налево, погляди направо».
Стоило поглядеть! Начиналось необычайное зрелище: пляска туманов. То слева, то справа шли на нас кудри, волокна, вихри густой белой ваты. Они вытягивались, принимали всякие очертания, шлепались друг о друга, валились скопом, опять поднимались, потом вдруг, меняя направление, начинали мчаться в другую сторону. То там, то здесь открывался между ними крохотный кусочек Арагаца, освещенный ярким солнцем. Тогда каждый камень на склоне казался близким, и мы снова решали: идем.
Между тем в нашей экскурсии произошла некоторая заминка. Один за другим к нам примкнули еще пять человек, среди них — вторая женщина. Остальные быстро пошли вниз за кочевниками и скоро перекатывающимися точками исчезли из нашего поля зрения. Теперь нам предстояла уже серьезная задача: правильно организовать нашу маленькую укомплектованную группу и обсудить направление, потому что никто из нас никогда на Арагаце не был, ничего о дороге не слышал и должен был при этом надеяться только на себя.
Арагац лежал впереди, съедаемый вспышками тумана, словно гигантскими языками костра, разведенного у его подножья. Он улыбался нам отдельными уголками, но общий очерк его был все же ясен. Справа стояли хребты, казавшиеся более близкими: слева шел пологий и отдаленный подъем, пересекаемый частыми снежными полями.