Ростислав Полчанинов. Мaлик Мулич

Ростислав Полчанинов.

Мaлик Мулич

СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ СКАУТСКОГО ДВИЖЕНИЯ

Тридцать лет назад 25 ноября 1980 г. в Сараеве скоропостижно скончался профессор Малик Мулич, крупный славист, специалист по русской литературе, древней и современной.

М. Мулич родился в Травнике (Босния) 24 ноября 1917 г. Его родители были учителями и русофилами, что среди мусульман случалось редко. У его отца имелись даже книги о России и самоучитель русского языка. В Австро-Венгрии до 1914 г. несмотря на антирусскую политику правительства их можно было издавать.

Ибрагим – отец Малика – умер вскоре после конца войны (1914–1918) и Атифе, матери Малика (скончалась в 1930 г.) пришлось на своё небольшое жалование воспитывать Малика и его двух старших братьев. Семья жила бедно и Атифа сдавала часть дома русским эмигрантам, у которых были дети ровесники Малика. Играя с ними вместе, Малик научился некоторым русским словам, причём выговаривал их без акцента, что очень трудно давалось югославянам.

После смерти матери братья переехали в Сараево. Старший работал и содержал младших. Малик принадлежал к интеллигентной, но бедной семье, и хотя он был одним из лучших учеников в классе, дети более обеспеченных родителей его в свою компанию не принимали. Дети русских эмигрантов были в таком же положении, и когда Малик попал в нашу русскую компанию, сразу почувствовать себя своим. А попал он к нам вот так.

Осенью 1932 г. моя семья переехала в Илиджу, которая тогда не была предместьем Сараева, и добирались туда поездом.

По воскресеньям я ездил из Илиджи в русскую церковь в Сараево. Для русских эмигрантов церковь была не только местом молитв, но и местом встреч. Там я встречался с Борей Мартино, шёл к нему обедать и оставался у него до начала скаутского сбора. Нас в звене «Волк» было шесть человек. Кроме Бори и меня туда входили ещё Жорж Богатырев, единственный оставшийся в отряде из бывших волчат, полуангличанин Женя Леонард, и бывший кадет Юра Сахаров, который вместе с Игорем Москаленко учился в ремесленном училище. Сборы устраивались на кухне у Мартино, и всё звено умещалось вокруг стола, даже в полном составе.

Со Славой Пелипцом мы тоже виделись в церкви. Однажды осенью 1933 г. Слава подозвал меня и сказал о Малике Муличе, который хочет записаться в русские скауты. Мы договорились встретиться после уроков около театра, который был на полпути между гимназиями, где мы учились, Слава и Малик – в 1-й, а я – во 2-й.

Когда мы встретились, я объяснил Малику, - чтобы принять его в звено, нужно получить согласие Бори – вожака звена – и предупредил, что на наших сборах мы говорим только по-русски.

– Я понимаю, – ответил Малик по-русски, но тут же перешёл на сербско-хорватский язык. Он сказал, что любит Россию и русский народ, что хочет научиться русскому языку, что он уже пробовал поступить в русский кадетский корпус, но ему отказали, так как он не русский, что у него есть самоучитель и другие книги о России, оставшиеся после смерти отца. Мы договорились о встрече на следующей неделе, после сбора, на котором будет обсуждаться его просьба. Конечно, он был принят в звено.

На первом же сборе Боря дал Малику наш, отпечатанный на шапирографе, сборник песен. Мы пели, аМалик следил за словами, стараясь запомнить и мотив и слова, но на следующем сборе уже пел вместе с нами, немного поглядывая в текст. И хотя на первых сборах Малик еще молчал, но очень скоро он заговорил по-русски, причём совершенно без акцента.

В сентябре 1935 г. в Белграде мы с Маликом и Борей приняли участие в составе русской делегации в 3-м «савезном табору» (югославянском национальном джембори). В 1936 г. – в первом однонедельном лагере нашего Сараевского отряда. В 1937 г. – в лагере Сараевского и Загребского отрядов «Перун» в Шуметлице, именно там Малик закончил 1 КДВ – курс для вожаков.

Он много читал по-русски и увлекался поэзией. Часто у костра он декаламировал наизусть Гумилёва и Есенина. Знал он прекрасно и Маяковского, но не считал его серьёзным поэтом. Любил Зощенко и пересыпал разговорную речь зощенковскими выражениями. Не хуже знал он Ильфа и Петрова.

У Малика была феноменальная память и талант к языкам. В 1 гимназии он учился в классическом отделении, где преподавали древнегреческий, латынь и французский. Свободно говорил по-французски и иногда потешал нас, выступая у костра с «пятиминутками» на злободневные темы на латинском языке. Многие из нас учили латынь и понимали если не всё, то почти всё, что говорил Малик. После этого мы хором повторяли по слогам за Маликом латинскую фразу, начинавшуюся с конца: Рум, норум, цинорум, капуцинорум… пока не получалось – о, венерабилис барба капуцинорум (о, божественная борода капуцинеров).

В 1937 г. Малик окончил гимназию и осенью вместе с Борей они поехали в Белград учиться в университете. Оба устроились в Студенческом доме Короля Александра на Александровой улице напротив скверика с памятником Вуку Караджичу. Боря взялся за 2-й БОРС – Белградский отряд русских скаутов-разведчиков, а Малик 17 октября 1937 г. основал 3-й БОРС. Боря назвал свой отряд Суворовским, а Малик – Ермака Тимофеевича.

В это время в Земуне на Агрономическом факультете учился Слава Пелипец. Он отошёл от разведчества, увлекался сокольством и посещал в Белграде клуб НТС НП – Национально-Трудового Союза Нового Поколения (ныне НТС). В этом клубе устраивались доклады, можно было почитать русские газеты чуть не из всех стран мира и встретиться с русской студенческой молодёжью.

Слава Пелипец осенью 1934 г. переехал в Земун из Сараева, который был тогда фактически предместьем Белграда, он успел приобрести там много друзей и знакомых среди русского студенчества. А для Малика и Бори всё, что они увидели в Белграде, было ново, и клуб НТСНП произвёл на них сильное впечатление. Сараево в 1930-е годы не было университетским городом, и там не было никакой студенческой жизни. Теперь Малик, Боря и Слава часто встречались в клубе НТСНП, Слава снова заинтересовался разведческой работой и 9 апреля 1938 г. основал 4-й БОРС генерала Дроздовского.

Друзья решили издавать разведческий журнал, назвав его «Мы». Главным редактором стал Боря, секретарём редакции – Слава Пелипец, а Малик, как иллюстратор, вошёл в редакционную коллегию. Первый номер вышел в январе 1938 г.

Однажды с Маликом, который держался русской компании, случился такой комичный случай. Одна студентка, увидев группу русских студентов, в которой был и Малик, говоривших между собой, разумеется, по-русски, упрекнула всех, сказав, что русские, даже родившиеся в Югославии, говорят по-сербски с ошибками и со страшным акцентом. Малик, поклонившись в сторону студентки, спросил её – относится ли это замечание и к нему, на что получил ответ: «Не воображайте! Сразу видно, что вы рус». Тогда Малик показал студентке свой студенческий билет. Она своим глазам не поверила, - мусульманин из Боснии может свободно говорить на русском языке, который, как она думала, в Югославии не изучается! Она, конечно, не знала, что в Югославии на богословии и славистике преподавали русский язык.

Малику, окончившему в Шуметлице в 1937 г. КДВ – Курс для вожаков, в 1938 г., из-за недостатка инструкторов, было предложено самому стать инструктором (т.е. преподавателем) и на 2 КВД и на 1 КДР – Курсы проводились там же в Шуметлице с 12 июля по 3 августа. На КДР Малику поручили читать лекции по гигиене и скорой помощи и по физической культуре. Кроме того, он вместе с Пелипцом обучал сапёрному делу и играм и песням. Через неделю с 10 по 15 августа Малик уже провёл лагерь нового, только что основанного 1 июня 1938 года Крагуевацкого отряда, насчитывавшего 7 участников. Во втором номере бюллетеня «Лагерник» за май 1939 г. Малик, подписавшийся буквой «М», свои воспоминания и переживания закончил словами:

«Когда все легли спать, я сидел у костра. Я долго думал об этих мальчиках, которые решили готовиться к служению России, не видя Её и до моего приезда имея о ней ещё более смутное представление, чем теперь. Много они о Ней расспрашивали у меня в лагере. И я рассказывал. Я видел, что они любят эту Россию, которую они построили в своей детской фантазии. Когда я ложился спать, костёр уже погас. Но не погасли, и никогда не погаснут те огоньки, которые разжёг этот лагерный костёр в юных сердцах. Эти сердца не сдадутся на тяжёлом пути – они всегда готовы за Россию».

Хоть Малик и был начальником отряда и инструктором КДР, формально руководительского звания он не имел. В тридцатые годы получить его было не так просто, но Малик в этом и не нуждался. Ребята чувствовали в нём руководителя и охотно шли за ним.

Война настигла Малика в Белграде. Как житель Сараева, он получил разрешение немецких властей вернуться в Боснию, ставшую к тому времени частью так называемой «Независимой Державы Хорватии». Это он привёз устный приказ М.В. Агапова о передаче Б.Б. Мартино должности начальника Инструкторской части НОРС-Р – Национальной Организации Русских Скаутов-Разведчиков.

В январе 1942 г. Б.Б. Мартино, я и ещё трое сараевцев решили через Берлин пробиться дальше, на оккупированную немцами территорию СССР, а Малик, чтобы завершить своё высшее образование, начинает хлопоты о переводе из Белградского в Загребский университет. Усташи, контролировавшие Загребский университет, враждебно относились к студентам, учившимся до войны в Белграде, и Малик, сделав несколько неудачных попыток, решил следовать за нами в оккупированные области СССР. Он поехал в Берлин, бежал из транспорта, при помощи НТС, членом которого был, перешёл нелегально германско-польскую границу и приехал в Варшаву, где проживал заболевший туберкулезом Б.Б. Мартино. Как хорватский подданный Малик становится на учёт в Хорватский комитет в Варшаве и получает немецкие продовольственные карточки, полагавшиеся хорватам как союзникам и превышавшие более чем в два раза нормы для немцев в Германии. Ни в одной другой оккупированной стране немцы не пользовались подобной привилегией, и иначе как вызовом польскому населению подобную продовольственную политику нельзя было бы назвать.

В Варшаве Малик долго не задержался. Он решил пробираться в Крым, выдавая себя за татарина. Для этого он взял несколько уроков языка у одного варшавского татарина. Малик знал массу турецких слов, вошедших в Боснии в разговорный язык, особенно у мусульман. Так как многие турецкие слова были и в татарском языке, то Малик с его способно стями к языкам, вскоре мог говорить по-татарски, примешивая только иногда русские слова и обороты. Как хорват, знающий русский язык, Малик без труда получил работу в одной немецкой строительной фирме в Крыму.

По дороге в Крым Малик на какое-то время задержался в Киеве. Там он познакомился с Иришей Брунст (теперь матушкой Ириной Короленко). В своём письме И. Короленко писала: «С Маликом мы сразу подружились. Он был удивительно симпатичный, умел с чисто разведческой привычкой подходить ко всем по-братски, со всеми находить общий язык, несмотря на то, что росли мы в таких различных условиях и так много не знали и не понимали. Он нас учил, но в то же время оставался нашим другом, никогда не показывая нам своего превосходства (…) Он нам рассказывал о русских разведчиках. Как-то вспомнил про одного русского молодого человека, который совсем осербился. Малик его встретил на улице в Белграде и стал расспрашивать, как он живёт, что делает. Выяснилось, что он читает Есенина в сербском переводе. И тут, рассказывая нам, Малик воодушевился и воскликнул: «Я его на Есенине и поймал! Как начал стыдить, что он русского поэта читает не по-русски, так он и за русский язык взялся, а потом и русским патриотом стал, и даже в Россию поехал». Слушая Малика, мы и не представляли, что сам-то он не русский эмигрант, а коренной югослав.

В отличие от советских татар у Малика было прекрасное мусульманское религиозное образование, полученное им за восемь лет учения в сараевской гимназии, а его не совсем чистый татарский язык мало отличался от языка татар, выросших среди русских.

Малик начал проводить религиозные беседы в мечети и вскоре приобрёл огромный авторитет у местных татар. Немцы заметили, что в своих проповедях Малик не стремится разжигать у татар ненависть к русским, вызвали его в комендатуру и сделали ему соответствующее внушение. Малик не обратил внимания на советы немецких властей, и после нескольких разговоров немцы приказали ему покинуть Крым. Оставив Крым, Малик в Боснию не вернулся, а устроился переводчиком в Виннице в другую немецкую фирму. Там с ним познакомился профессор Юрий Анатольевич Семенцов (1915–1992), знавший, что Мулич эмигрант и член НТС. В своём письме Семенцов поделился со мной своими впечатлениями: «Я познакомился с Муличем в 1943 г. в Виннице. Мы с ним много беседовали. Он старался привлечь меня к русской национальной работе (…) Я никогда не сомневался, что он из крымских татар. Больше всего меня поразила в Муличе его осведомлённость о России, в частности, о русской литературе. Причём он был знаком не только с классической русской литературой, но и с литературой советского периода. Маяковского, например, он знал лучше меня».

Последние месяцы войны Мулич был под Берлином, в Дабендорфе, а в июне 1945 г. оказался в Югославии, куда, как я думаю, поехал не по своей воле. Характерно, что он сразу же записался добровольцем на сбор урожая, а потом на постройку дороги, что дало ему возможность с осени 1946 г. по 1952 г. проходить курс славистики в Загребском университете, одновременно преподавая в начальной школе, и, редактируя отдел русской литературы в издательстве «Novo pokoljenje» (позднее «Mladost»). Проходя вторично весь университетский курс в Загребе, Мулич, видимо, скрывал, что он в годы 1937–1941 проходил эти же предметы в Белградском университете. В Загребе он познакомился со студенткой по имени Майа (Мария), которая изучала русский язык и в 1948 г. на ней женился. Майа впоследствии стала преподавать в сараевской гимназии историю искусства и русский язык. В 1957 г. у них родился сын Амир.

С 1948 г. Мулич работал в Матице Хорватской, был членом Общества переводчиков Хорватии и Хорватского филологического общества. Печатал статьи в журнале «Jezik» и других.

Окончив университет, Мулич преподавал русский язык в гимназии в г. Вировитица (1952–1954), и греческий и латинский язык в своей родной 1 сараевской гимназии (1954–1957).

Осенью 1957 г. Мулич начал работать на философском факультете Загребского университета как ассистент, а с 1964 по 1972 гг. – как доцент. Докторскую диссертацию «Сербские источники ‘Плетения словес‘» он защитил 9 ноября 1963 г., а 22 января 1964 получил степень доктора философских наук и был приглашен в берлинский университет им Гумбольдта (ГДР) читать лекции по русской и сербско-хорватской акцентологии. Иногда выезжал в Росток читать лекции в университете. В декабре был избран доцентом Загребского университета.

С летнего семестра 1966 г. и до конца школьного года 1966/1967 Мулич преподавал в ЛГУ сербско-хорватский язык и сотрудничал с ИРЛ – Институтом русской литературы и «Пушкинским Домом». С собой в Ленинград Мулич взял своего сына Амира, определив его в школу десятилетку. После этого Мулич часто бывал в СССР, в Москве и Ленинграде, удивляя многих своими познаниями России и Советского Союза. Конечно, он тщательно скрывал и свою принадлежность к НТС, и тот факт, что он, можно сказать, вырос в русской эмигрантской среде. В Югославии это всё было кое-кому известно, и, как выразился в своём письме его сын Амир, – «многим казалось, что Малик слишком хорошо говорит по-русски».

В 1972 г. Мулич начал работать в сараевском университете, где преподавал древнерусскую литературу и стилистику современного русского языка. Принимал участие в научных проектах Сербской академии наук и искусств и Академии наук и искусств Боснии и Герцеговины.

Мулич – автор около ста научных исследований, статей общего характера, рецензий и переводов, как на русском, так и на сербско-хорватском языках. Его учебник «Основы русской акцентологии» (по-русски) был издан в Сараеве (1 часть – в 1974, 2 часть – в 1978). Его труды печатались в разных академических сборниках в Югославии и СССР.

Муличи часто говорили дома по-русски, особенно, когда к ним приходили русские гости.

…Вот так сложилась судьба мусульманского мальчика, любившего наш язык и нашу литературу со всем пылом истинно русской души.

Литература:

Послчанинов Р. Памяти профессора Мулича // Новое русское слово 22 марта 1986, с. 7.

Полчанинов Р. Малик Мулич // Опыт, 1987, но. 82–83, с. 37–39.