Ольга Ожгибесова. Кровавая заря

Ольга Ожгибесова.

Кровавая заря

ЛЕТОПИСЬ КРЕСТЬЯНСКОГО ВОССТАНИЯ 1921 ГОДА

Откуда у сибирской деревни, что затаилась меж двух озер неподалеку от границы с Казахстаном, такое название – Дубынка, сказать никто не берется. Дубам здесь взяться неоткуда – всё больше березы да осины. Край озёрный, богатый рыбой – караси с подошву мужского сапога, земля плодороднейшая. Двести лет осваивали эти места переселенцы из центральной России, бежавшие в богатую, сытую, хлебосольную, свободную Сибирь – кто от произвола помещиков, кто от голода. Врастали в землю прочно, привозили с собой из России дома – основательные, срубленные из столетних сосен. В соседнюю с Дубынкой Ново-Александровку, что раскинулась на другом берегу озера, на телегах из Воронежской области привезли даже деревянную церковь, не решившись оставить «сердешную» на исторической родине. Полтора века простояла она на сибирской земле, пережила и красную смуту, и страшный террор, а вот в начале ХХI века помешала ретивым начальникам, решившим на этом месте поставить новую школу, как будто не нашлось другого, и некому было заступиться за святыню…

А в Дубынке церковь построили белокаменную, с высокой колокольней. Когда-то стояла она в центре большого села, а теперь, обезглавленная, ютится на задворках. Ещё недавно в ней располагался клуб, а несколько лет назад требующее капитального ремонта здание передали верующим, чтобы немощным старушкам не приходилось ездить в соседнюю Ильинку. Там расположен единственный сохранившийся в районе храм, первый, кстати, каменный храм на юге Тобольской губернии, построенный еще в 1797 году. Денег на восстановление церкви у селян пока нет, но икону над входом повесили, благословение владыки Тобольского и Тюменского получили, и службы теперь проходят регулярно.

В феврале 1921 года колокол на дубынской церкви возвестил о начале одной из самых страшных трагедий, вошедшей в летопись крестьянского восстания на юге Западной Сибири. В каждой войне есть своя «пятая колонна». А в Гражданской – особенно. Ярость крестьян, восставших против продразверстки и Красной армии, перекинулась на тех, кто, по мнению мятежников, «продался коммунистам», развязавшим войну с собственным народом: на коммунаров, советских работников, активистов сельсоветов, милиционеров, на членов их семей. Ишимская организация РКП(б) на 20 апреля 1921 года потеряла 406 человек убитыми и пропавшими без вести. Члены РКП(б) Прытков и Смирнихин сообщали о том, что одиннадцать арестованных коммунистов доставили в штаб Народной армии, раздели донага, кололи пиками, а в ночь с 12 на 13-е января посадили на подводы и увезли. При этом сопровождавшие коммунистов мятежники кричали: «Будете или нет Бога признавать?!».

Пегановский волостной милиционер, член РКП(б) Ф. Соколов был арестован мятежниками. По дороге в штаб конвоиры избивали его пикой, били наганом по голове и лицу, приговаривая: «Записались в коммуну, хотели наше имущество разделить и на нашей шее поехать. Врёте, сейчас вы отпраздновали! Власть коммунистов пала, и мы вас всех с корнем выведем, и будем хозяева сами, и будем жить по-старому: у нас всё будет – сало, масло и хлеба с остатками».

Вернуться к прежней, спокойной и сытой жизни – вот и вся идеология восставшего крестьянства. Жительница деревни Усть-Ламенская Анна Павловна Терещенко вспоминает: «Был такой Бёрдов в деревне Евсино. Он деревянным стежком убивал. Ему привезут коммунистов, а он убивает. Убийцей был. Может, тыщу убил, может, две, может, три. Потом коммунисты его убили». И проговаривается: «Сначала белые – коммунистов, потом коммунисты – белых, а потом коммунисты – коммунистов». И жутко смеётся над своими собственными словами…

В том же Евсино командование мятежников выпустило приказ №2 от 9 февраля 1921 года: «С получением сего предлагается вам в течение 3-х часов организовать отряд, арестовать всех коммунистов и истребить».

В аналитическом докладе командира 85-й бригады ВНУС Н.Н. Рахманова отмечалось: «В Омутинском районе повстанцы подвешивали взрослых и детей, у беременных женщин разрезали животы, и всё это затем, чтобы в корне истребить семя коммуны».

В докладе помглавкому по Сибири сообщалось: «200 трупов крестьян были найдены в селе Ильинском… которые там валялись повсюду… в искалеченном виде, причём было видно, что погибшие были даже не расстреляны, а убиты палками и вилами, и среди них даже были мальчики и девочки до 15-летнего возраста».

В Ильинском краеведческом музее сохранились фотографии погибших. В их числе Петр Яковлевич Курбатов, секретарь Ильинского волостного комитета партии, чьим именем теперь названа улица, где и стоит музей. Его убили одним из первых. Курбатов пытался спрятаться, но повстанцы нашли его.

– Об издевательствах над ним рассказывали много и красочно, – говорит директор музея Галина Копотилова. – Слишком обозлились, пока искали. Выкололи ему глаза, перебили руки и ноги, в конце концов, убили, бросили в яму у кирпичного завода на западной окраине села.

В витрине, рядом с фотографией, выцветший - листок бумаги. Это письмо Михаила Курбатова, брата замученного повстанцами партийного секретаря. Оно было написано им ещё в 60-е годы пионерам-краеведам, ученикам 5-го класса Ильинской школы.

«Мне очень тяжело вновь вспоминать трагическую историю брата Петра Яковлевича, члена РКП(б) с 1918 года, секретаря 11 райкома Ишимского уезда в селе Ильинка. Он был участником империалистической войны, в 1915 получил в Карпатах тяжёлое ранение. 2 года лежал в госпитале, откуда вышел инвалидом на костылях.

9 февраля 21-го года в Ильинском восстали против советской власти. С хоругвиями и колокольным звоном поп Увар кропил святой водой повстанцев на святое дело – на убийство. Районная милиция Ильинки с десятком винтовок, конечно, не могла оказать сопротивления повстанцам. И последние начали уничтожать коммунаров и членов их семей, включая младенцев. Брату топором разрубили голову, голени рук и ног, тычками выкололи глаза, изуродовали все лицо и бросили в яму у кирпичного завода. Имущество семьи было разграблено полностью, отец и мать были арестованы, и брошены в каменный дом на площади в Ильинке под замок. Воды и пищи не давалось, при низкой температуре без тепла и света, за железными дверями и под охраной бандитов. Был организован штаб по разбору дел коммунистов. Начальник штаба Сытов. Решение штаба: убить немедленно. За порогом приводилось в исполнение тычками. Было убито зверски 105 человек в Ильинке. Трупы несколько дней валялись на улице и позднее сброшены в яму у кирпичных сараев.

В Ильинке ни один повстанец не пострадал от рук коммунистов – брат приказал все винтовки оставить в помещении милиции, а самим разойтись по домам. Лозунгом повстанцев было: не оставлять хвостов. Если отец, сын или брат находились на советской или военной службе в Красной армии, все его родственники уничтожались. Арестованных освободили войска из сформированных отрядов коммунистов».

В селе Ильинском и сегодня стоит памятник погибшим односельчанам, но вот, что интересно: в семидесятых годах, когда в селе асфальтировали центральную улицу, она прошла прямо по могиле, где похоронены жертвы восстания… Могилу закатали под асфальт, а памятник поставили в стороне…

Но вернемся к Дубынке. Зимой 1920 года здесь была организована первая на территории Казанского района Ишимского уезда коммуна «Заря».

Чтобы понять причины разыгравшейся спустя год трагедии, остановимся на некоторых моментах. Во-первых, под коммуну было выделено 767 десятин плодороднейшей земли, в том числе 367 десятин пашни и 130 десятин сенокосов. Земля же в Сибири, как и по России, в целом, находилась в общинном пользовании. Только община могла распоряжаться ею, только она могла решать, кому и где выделять наделы. Нарушив вековые устои, отняв, по сути, лучшие земли у своих односельчан и соседей, коммунары не могли не вызвать недовольства «обчества».

Во-вторых, на коммунаров не распространялось положение о продразвёрстке. Собрав – на общинных землях! – неплохой урожай, часть они засыпали под следующую посевную, часть оставили себе - на пропитание, остальное же – 60 подвод – отправили в Ишим. И это в то время, когда у всех остальных зерно выгребали подчистую – и «едоцкое», и семенное, чем обрекли на голод тысячи семей.

Памятник коммунистам

В-третьих, коммунары отреклись от веры, которая сильна была в сибирских деревнях. В церковные праздники они устраивали гулянки, играли на гармошке, всячески подчёркивая своё пренебрежение сельскими обычаями и традициями. Осенью сыграли свадьбу – свою, коммунарскую, без благословения родителей и венчания в церкви. Всё это не могло не вызвать недовольство в соседних деревнях. Судьба коммунаров была предрешена.

Списки погибших

9 февраля 1921 года стало чёрным днём в истории коммуны «Заря». Повстанцы пришли со стороны соседней деревни. Поначалу никто не обратил на них внимания – коммунары были заняты обычными делами. Когда спохватились, нападавшие уже бесчинствовали в домах и на улицах. Имущество, а его в коммуне было немало, разграбили, увели скот. Коммунаров выгнали на площадь. Не дали даже одеться – кто в чём был, в том и стоял на снегу в 20-градусный мороз. Ревущих детей покидали в короба – телеги с бортами. Взрослых построили в шеренгу по двое и повели в Дубынку.

Нужно уточнить. Всего в коммуне насчитывалось 300 человек – 92 мужчины, 78 женщин, остальные – дети и старики. Но к моменту мятежа здесь жили только 33 семьи, около 150 человек. Другие коммунары зимовали в старых домах родных деревень. Из них уцелели только те, кто успел скрыться. Остальных схватили и привели в Дубынку.

Жительница соседнего села Ново-Александровка Анна Павловна Резинкина – в 1921 году ей едва исполнилось три года! – помнит, как вели зимой по улице женщин – босых, простоволосых, в одном нижнем белье. Женщины плакали, крестились и кланялись тем, кто смотрел на них в полузамёрзшие окна: «Простите, люди добрые, Христа ради…». Она не знает, кто были эти женщины. Нам понятно: коммунарки. Вспоминает она и то, как мать спрятала их, детей, в подпол – они сидели там, пока повстанцы обыскивали дома в поисках членов коммунарских семей.

В Дубынке пленников закрыли отдельно: детей и женщин – в Нардоме, бывшем доме купца Александрова, мужчин и стариков – в избе крестьянина Орлова. Душеньку повстанцы потешили вволю.

Учительница – коммунарка Лидия Томащук, чудом уцелевшая в те дни, вспоминала: «В селе творилось что-то невероятное. Со всех сторон неслись вопли, стоны, рыдания, ругань. На снегу уже валялись мёртвые и раненные. Окровавленных людей куда-то тащили, издевались над ними».

Судьбу коммунаров повстанцы решали три дня. Коммунистов вызывали на допросы, избивали, издевались. Изнасиловали и убили несколько женщин. Марию Заполеву, коммунарку, вышедшую замуж без венчания и родительского благословения, заколол вилами родной отец, не простивший дочери своего позора.

Вчерашние мирные крестьяне, ограбленные, униженные, обозлённые, сегодня стали палачами. Всё то зло, которое принесла с собой Советская власть, для них воплотилось в коммунарах и коммунистах. Уничтожить их – означало уничтожить зло, уничтожить Советскую власть, вернуться к прежней спокойной, сытой жизни. Это была единственная цель восставших. Ничего другого они не хотели.

И всё же это не была просто расправа. Повстанческий суд заседал целую ночь и вынес своё решение: убить! Детей младше четырнадцати лет отдали родственникам. Надеялись, что вырастут и забудут? Или что поймут и простят? В некоторых деревнях до сих пор потомки коммунаров и повстанцев смотрят друг на друга, как на врагов.

Утром 13 февраля измученных холодом, голодом и пытками людей вывели на площадь. Сюда же согнали жителей Дубынки – казнь должна была стать показательной. Вызывали по одному: «Коммунист Тимофей Швецов, коммунист Харлампий Швецов, коммунист Николай Швецов…».

Информация к размышлению: повстанцами, устроившими бойню, командовал сотенный… Фёдор Швецов.

Смерть коммунаров была мучительной. Одна показательная деталь: у восставших не было оружия. Приговорённых поднимали на пики или тычки – деревянные шесты с привязанными к ним зубьями от бороны.

…С этими пиками повстанцы будут воевать против регулярных частей Красной армии…

Вспоминает Василий Степанович Бабушкин: «На правом берегу Иртыша, в Аксурской, был большой бой. Сосед наш, мобилизованный в банду, рассказывал, что им выдали заострённые колья и бросили против частей Красной армии. Много погибло там мужиков. Убивали всех подряд». Случаи, когда повстанцы шли в бой вооружённые одними лишь кольями и пешнями, не единичны. Да и откуда было вчера ещё мирному крестьянину взять оружие? Разве что добыть в бою. В своём рапорте о ликвидации мятежа в Ишимском уезде губвоенком П. Хрусталёв писал, что повстанцы вооружены пиками, дробовиками и лишь 15% – винтовками.

…На площади села Дубынка под торжествующий благовест церковного колокола были убиты 144 человека. Тела погрузили в короба, привезли в коммуну, сложили в бане на берегу Коммунарского озера и сожгли… Возможно, кого-то заживо…

Много лет в память о гибели земляков в Дубынке проводится факельное шествие. Были, что скрывать, в эпоху очередной русской смуты попытки пересмотреть историю, забыть о безвинно пролитой крови. Сегодня мы понимаем, что та расправа была лишь жестом отчаяния обманутых и ограбленных сибирских крестьян. Они все – жертвы: и те, кто был убит, и те, кто убивал.

В Дубынском краеведческом музее есть целый зал, посвящённый трагическим дням февраля 21-го года. Фотографии погибших коммунаров, картина, запечатлевшая момент расправы, диорама, воссоздающая коммунарский быт. На стене – короткий рассказ с иллюстрациями о том, как жила и как погибла коммуна «Заря». Запомнилась одна картинка: всклокоченный дьякон «посылает проклятия» в адрес красноармейца – продразвёрстчика. Удар шашкой обрывает жизнь дьякона.

Так кто же уронил семена зла в плодородную сибирскую землю?..