Л. Троцкий. КРАСНЫЕ ОФИЦЕРЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Л. Троцкий. КРАСНЫЕ ОФИЦЕРЫ

(Речь на Курсах Военной Администрации в сентябре 1918 г.)

Товарищи, первым делом позвольте передать вам братский привет, а затем уже и впечатления от тех наших армий, в среде которых я провел последние полтора месяца, наблюдая изо дня в день за ростом их силы, сплоченности и героизма. Два месяца тому назад мы, товарищи, были гораздо слабее, чем сегодня; огромный шаг вперед сделан нашей рабоче-крестьянской Красной Армией. Не говоря уже о врагах, два месяца тому назад среди наших друзей было немало таких, которые сомневались в том, удастся ли нам в стране, истощенной четырехлетней бойней, в стране, на шее которой затянута петля Брестского мира, которая не изжила страшного наследия царизма и буржуазного господства, создать сильную революционную армию. И вот оказалось, что новые испытания, перед которыми нас поставила история, породили новые силы. Из-под палки исторической необходимости и новой войны, гражданской, русский рабочий класс и крестьянство напрягли свои силы, и мы наблюдаем сейчас, как, в результате этого напряжения, строится рабоче-крестьянская Красная Армия.

Та армия, которая сражалась под Казанью, создалась всего лишь в течение нескольких недель. Под Казанью у нее были шатания, слабости, порочные уклоны. Были случаи, когда Революционный Трибунал, при сочувствии всей армии, приговорил к расстрелу командира полка, который, считая себя коммунистом, позорно покинул полк и перешел на пароход, чтобы уехать в Нижний Новгород. По поводу этого случая Революционный Трибунал сказал: «Трусам и шкурникам вообще – суровая кара, а тем, кто, неся командные функции и высокое звание коммуниста, делаются беглецами, изменниками, им кара – вдвойне, втройне!» И, несмотря на свою молодость, вся армия поняла, нравственным чутьем восприняла всю справедливость этой суровой, беспощадной кары, а полк стал одним из лучших полков; впоследствии он сражался превосходно, с неподдельным мужеством.

Так, товарищи, в нашей Красной Армии, несмотря на мизерный срок ее существования, уже действует со всей силой революционное сознание, которое сплачивает все честное, доблестное и отбрасывает прочь все нечистое и развращенное. А ведь недавно со всех сторон нам говорили, что мы не создадим армию дисциплинированную и твердую. Воистину те, кто так говорил, не понимали нашей армии вдвойне. Во-первых, у господствующего ныне рабочего класса для армии есть глубоко-нравственная основа, во-вторых, осознание этой глубокой нравственной основы, состоящей в том, что мы сражаемся за самую высокую цель человечества; она оправдывает самые суровые, беспощадные меры по отношению к тем, кто подкапывается под основы и устои рабоче-крестьянской Красной Армии. Если царские генералы могли устанавливать дисциплину во имя интересов, чуждых рабочему классу, то мы можем и должны – и она уже входит в силу – установить дисциплину в десять раз более твердую и прочную, ибо это есть дисциплина во имя интересов рабочего класса.

В военной литературе, – в частности, как раз сегодня, я читал об этом кое-что в нашем довольно плохом и слабом журнале «Военное Дело», который издается господами специалистами, очевидно, не вполне понявшими дух и смысл военной эпохи, – в военной литературе часто ставился вопрос: муштровка или воспитание? Под муштровкой понимали физическое воспитание солдата. Под воспитанием – духовное воздействие на него. Отрицали ли мы эту муштровку? Никогда. Мы только вносим в нее наибольшую целесообразность, живой необходимостью изгоняя вон пережитки казарменного самодурства, шагистику и пр. Муштровка в нашем понимании означает привитие солдату способности целесообразно управлять руками, ногами, шашкой, винтовкой, притом управлять всем этим автоматически. Музыкант не может стать хорошим музыкантом, если он не бегает автоматически своими пальцами по клавиатуре, если он должен искать глазами каждую ноту в отдельности; так же, как музыкант должен автоматически класть пальцы на каждую нужную клавишу, солдат должен автоматически управлять своим телом, своим оружием с наибольшей продуктивностью, в интересах поставленной перед ним боевой задачи. Это достигается механизацией движений. Чем больше автоматизма, техники, тем свободнее действует его мысль, тем легче он ориентируется в пространстве, тем легче он оценит опасность, найдет прикрытие, – тем больше свободы для его боевого творчества. Муштровка, т.-е. привитие солдату автоматизма, не противоречит воспитанию.

Но воспитание есть другая область, и здесь господа военные специалисты не понимают, – я, разумеется, говорю не о всех специалистах, есть среди них и такие, которым революция протерла глаза, – что то воспитание, которое мы имеем в виду, глубоко отлично и прямо противоположно воспитанию прошлой эпохи. Что разумели под воспитанием солдата в эпоху царизма, что понимают под этим в Германии и во Франции и поныне? Воспитать солдата для имущего класса – значит привить ему в духовном смысле рабство, подчинение, заставить его не понимать его собственных интересов, классовых и общечеловеческих. Достигнуть этого в условиях капиталистического общества немножко трудно, и потому воспитание солдат во всех странах есть такая сложная, крупная, деликатная работа. Там, где на помощь приходит религия, дело легче, но, по мере того как критика овладевает сознанием солдата, и он не подчиняется слепо слову своего жреца, все труднее и труднее имущему классу внушить солдатской массе необходимость подчинения, т.-е. воспитать ее на служение задачам, враждебным массам. Только наша армия, та, в которой и вы, товарищи, служите, впервые в мировой истории является не чем иным, как вооруженной рукой рабочего класса и крестьянской бедноты. Стало быть, воспитать солдата – для нас значит показать ему, что он служит себе самому в лице своего класса и своего потомства. Поэтому, наше воспитание несравненно легче, честнее, проще, и, в этом смысле, задача ваша, товарищи красные офицеры, заключает в себе, наряду с боевой миссией, великую моральную, культурную миссию. Вы можете вашу задачу выполнить при том условии, если каждый солдат почувствует, узнает, увидит, ощупает, что вы плоть от его плоти и кровь от его крови. Разумеется, ваша принадлежность к трудовым классам, ваша духовная связь с рабочими и крестьянскими массами еще не решает всего и оставляет большое и свободное место для личной оценки. Иванов может быть и храбр, а Петров храбр недостаточно. Горе тому офицеру, относительно храбрости и мужества которого у солдата зарождается искра сомнения; горе тому офицеру: он погиб в сознании масс, погиб для боевого дела. Ваше первое боевое качество есть то же, что и революционное, – это беззаветное мужество перед лицом всякой опасности; гордо голову вверх – вот завет для каждого воина. Мало того, товарищи, вы должны быть и будете, – ибо в этом ваше призвание, вы на него пошли свободно, – не только мужественными; вы должны непрерывно бороться за расширение ваших познаний, навыков, умения, как руководителей Красной Армии. Я видел в бою, в действии, прекрасные части, которые не чувствовали над собой твердой технической руководящей руки. Когда они замечают в критическую минуту, что их вождь, руководитель колеблется, горе тому офицеру, горе той части! Часть должна в каждый момент, особенно в момент боя, сознавать, что ею руководит твердая мысль, отчетливый глаз и твердая рука, и если эта рука иногда сурова, сознательная солдатская масса не сетует; необходимость этого в общих интересах она понимает; она сознает, что сражается во имя классового дела, и что боеспособность войсковой части есть при этом обязательное условие.

Сплоченность и рост армии есть второй завет для каждого красного офицера. Вас называют пролетарскими офицерами. В буржуазном обществе слово «пролетарский» имеет один определенный оттенок, который не может и не будет относиться к вам. Вы знаете, что когда говорят – «он живет по-пролетарски», это значит – он плохо живет; когда говорят – «он живет на пролетарской квартире», то, значит, тут плохая квартира, когда говорят – «обедает по-пролетарски» – это значит – голодный обед. Но слова «пролетарский офицер» не должны в понимании и значении переводиться, как «плохой офицер». «Пролетарский офицер» должно означать – первоклассный офицер, являющийся образцом мужества, твердости, знаний, беззаветной преданности делу советской страны. Вот что значит пролетарский офицер. Благодаря царизму и старой армии, слово «офицер» у нас скомпрометировано и сдано в архив, но я думаю, что вы его обновите, возродите, наполните новым содержанием. Я не сомневаюсь в том, что солдатская масса сама обновит и возродит это слово, и когда вы явитесь к ней, вы, новые люди, проникнутые новым духом, она вас так и назовет: «наши красные, рабоче-крестьянские офицеры».

На фоне военных задач революции, ваша задача, товарищи, как и задача Красной Армии – поистине необъятна и в высшей степени благодарна. Когда нас придавили германцы в Брест-Литовске, то казалось, что нам выхода нет. Ведь нас разрезали на части, отделили сестру Украину от сестры Великороссии, придавили Польшу, Литву и Прибалтику, в Финляндии в крови утопили пролетариат, и снова, после того как мы обескровленные начали залечивать наши раны, англо-французские, японо-американские хищники направили свои когти на север и восток. Казалось бы, что выхода нет. Однако, есть! Историческая Немезида, т.-е. богиня справедливости, которая в данном историческом периоде воплощается в революционное сознание рабочих масс всего мира, была и есть с нами. Мы, казалось, были уничтожены, придавлены насилием Германии, но прошло только несколько месяцев: Болгария отпала от Германии, ныне за Болгарией уже очередь Турции, в Австро-Венгрии – брожение, и через несколько недель или дней австрийский монарх будет стоять на коленях. Сама Германия изолирована, в ней происходит недовольство и брожение, и германский кайзер, который всегда говорил «unser alter Gott», т.-е. «наш старый немецкий бог», и состоял с ним в самой тесной дружбе, – сегодня заговорил о необходимости привлечь немецкий народ к более близкому участию в правительственных делах. Вильгельм говорит так, как говорил Николай в первые дни Февральской революции, но он еще заговорит другим языком, а если не заговорит, то с ним заговорят другим языком. История совершает на наших глазах быстрый поворот. Революция поднимает свое знамя в Болгарии, где, как сообщают газеты, образовался совет рабочих и солдатских депутатов. Германская буржуазная печать пишет, что виною капитуляции Болгарии является не военное положение, а идеи большевизма, которые охватили не только народные массы, но и болгарскую армию. «Идея большевизма» – это значит – всюду растет ненависть и негодование тружеников против бесчестной буржуазной бойни, в которую ввергли их имущие классы. Мы предсказывали это и на этом строили нашу политику, и тогда нас обвиняли в том, что это неправда, раз мы оказались вынужденными подписать трижды тяжкий и позорный Брестский мир. Мы говорили: «мы вынуждены лишь временно претерпеть; дайте срок, мы зажжем в сердцах народов Германии и Австро-Венгрии пламя нашей революции, и Украина, и Польша, и Финляндия, и Прибалтика будут свободны». Разумеется, тупицы и живодеры французского и английского правительства потирают жизнерадостно руки, думая, что, раз масса ослаблена, это дает возможность прикончить с Россией. Они ошибаются. Всякому свой черед: за Россией, Болгария, за Болгарией – Турция, Австро-Венгрия, за ней – Германия, за Германией, и одновременно с ней, придут Франция, Англия и другие страны. У всякого свой черед, и мы отсюда предсказываем с полной уверенностью, что ослабление германского милитаризма означает не только революцию в Германии, но и во Франции, и в Англии, в Соединенных Штатах и в Японии. У нас сейчас больше союзников во всем мире, чем врагов, и именно потому нам необходимо в этот переходный период не дать возможности нашим врагам нанести нам смертельный удар. В этом основная военная задача Советской Республики, Красной Армии и вас, ее командиров. Вы знаете, что издыхающие насекомые иногда часто смертельно жалят, и поэтому, чтобы издыхающий империализм на востоке или западе не нанес нам жестокого удара, нужно быть начеку, нужно быть крепкими, прочными, и особенно вам, ибо вы, товарищи – часть скелета рабочей и крестьянской Красной Армии, часть позвоночника, а на позвоночнике держится весь организм; если позвоночник слаб – организм не годится; вы должны быть твердым костяком, на котором держится мускулатура рабоче-крестьянской Красной Армии, должны закрепить дело международной революции, укрепляя свой дух боевыми упражнениями, связью с Красной Армией, с ее делами, с сознанием того, что нет и не было более высокой задачи, чем та, которой служите вы. Вот ваш первый долг!

Сегодня, глядя на Волгу, на Урал, вы можете сказать с полным удовлетворением: у нас армия есть, она слагается, она крепнет, и под Казанью она наголову разбивала офицерские батальоны, состоящие сплошь из старых царских офицеров. У противника – разложение и распад, а у нас, в Красной Армии – подъем духа, самосознание, самоуверенность.

Но у нас подчас не хватает командного состава, и вы призваны заполнить этот недочет, призваны стать во главе наших красноармейских частей. Я братски приветствую вас, я каждому мысленно протягиваю руку и говорю вам: "Добро пожаловать, красные пролетарские офицеры, в рабоче-крестьянскую Красную Армию! Вам, красные офицеры, и нашей рабоче-крестьянской Красной Армии, и нашей Советской России, которую мы любим и за которую мы все готовы сложить головы и пролить свою кровь до последней капли, – нашей советской рабоче-крестьянской России – ура!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.