V. Вечернее заседание 18 января 1918 г
V. Вечернее заседание 18 января 1918 г
На утреннем заседании комиссии делегацией союзных держав были предъявлены в ультимативной форме предложения по вопросу об объеме территорий народов, которым следует предоставить право на самоопределение.[39]
После перерыва т. Троцкий дает оценку этих предложений:
Предъявленные в сегодняшнем утреннем заседании территориальные притязания германской и австро-венгерской делегаций завершают в известном смысле основные политические переговоры.
Позиция противной стороны в политико-территориальном вопросе вполне вырисовалась теперь для нас в своих конкретных очертаниях и сводится к следующему: Германия и Австро-Венгрия отрезают от владений бывшей Российской Империи территорию размером свыше 150.000 квадратных верст, причем в границы ее входят бывшее Царство Польское, Литва и значительные пространства, населенные украинцами и белорусами; далее, намеченная линия прорезает территорию, населенную латышами, разделяя ее на две части, и отсекает населенные эстонцами острова Балтийского моря от эстонской части континента. В пределах названных областей Германия и Австро-Венгрия сохраняют режим военной оккупации не только по заключении мира с Россией, но и по заключении всеобщего мира, причем обе упомянутые державы отказываются вступать в какие бы то ни было объяснения не только относительно срока очищения оккупированных областей, но и вообще отказываются связать себя какими бы то ни было обязательствами, в смысле очищения оккупированных областей от своих войск.
Внутренняя жизнь этих областей остается, следовательно, в течение неопределенного исторического периода в руках оккупационных властей, и развитие проживающих в этих областях народов должно будет совершаться в тех рамках, какие окажутся совместимыми с интересами названных держав.
При этих условиях, те или иные гарантии волеизъявления поляков, литовцев или латышей носят совершенно иллюзорный характер, и практически дело сводится к тому, что правительства Германии и Австро-Венгрии берут в свои руки управление судьбами названных народов.
Мы считаем своим политическим долгом открыто установить этот факт. В данной стадии переговоров я не считаю нужным, после всей совершенной нами работы, подвергнуть снова принципиальной критике эти условия и доказывать, что они построены в совершенно другой плоскости, нежели заявления от 25/12 декабря, и что прочный и длительный мир народов возможен лишь при условии правильного осуществления принципа самоопределения народов.
Ввиду достигнутого, таким образом, завершения работ политической комиссии, я предлагаю устроить перерыв в ее работах, дабы дать возможность правительственным органам Российской Республики вынести свое окончательное решение по поводу предложенных нам условий мира. Этот перерыв должен был бы, по моему мнению, продолжаться дней 8–9.
Я, со своей стороны, предлагаю назначить следующее заседание этой комиссии на 29 января в 11 часов утра.[40]
Ввиду нареканий со стороны части германского общественного мнения, будто бы российская делегация затягивает переговоры,[41] я считаю необходимым заявить, что ясность была бы достигнута, несомненно, скорее, если бы условия противной стороны были поставлены с самого начала не в чуждой им плоскости самоопределения народов, а так, как они были сегодня выявлены генералом Гофманом, т.-е. как вытекающие из права военной оккупации и как направленные, по словам г. председателя германской делегации, на ограждение упомянутых территорий от вторжения в них революции. Вместе с тем, я имею честь довести до сведения г. г. председателей и членов обоих делегаций, что я вынужден сейчас, в связи с лежащими на мне политическими обязанностями, поехать в Петроград, причем на время моего отсутствия председательствование российской делегацией и все соответственные полномочия переходят к г. Иоффе.
Кюльман пытается опровергнуть доводы т. Троцкого.
Троцкий. Я взял слово не для того, чтобы прибавить к сказанному мною какое-нибудь заявление по существу, а лишь для устранения некоторых недоразумений, вызванных отчасти неточностью перевода. Я никоим образом не хочу упрекнуть г. переводчика, наоборот, я должен выразить ему свою признательность за чрезвычайно добросовестный перевод; но должно считаться с тем, что, слушая речь, он не имеет текста перед глазами.
Г-н председатель германской делегации извлек из моей речи признание параллелизма интересов Германии и Австро-Венгрии, с одной стороны, и оккупированных областей – с другой. Полагаю, что интересы всех трудящихся масс однородны, но я не говорил ни о каком особенном параллелизме интересов двух оккупирующих держав и оккупированных областей и не мог, конечно, этого говорить. Я только подчеркнул, что будущее развитие оккупированных областей осуществится в тех пределах, какие правительства Германии и Австро-Венгрии сочтут совместимыми со своими интересами.
Точно также я не собирался устанавливать какое-либо разногласие между заявлениями генерала Гофмана и г. статс-секретаря; наоборот, я только пытался установить несомненное для меня различие между заявлениями генерала Гофмана и г. статс-секретаря и теми принципами, которые были формально признаны 25/12 декабря противной стороной.
Если бы даже я и явился сюда с ложным представлением о каких-то разногласиях в указанной области, то весь ход переговоров, разумеется, должен был бы рассеять такого рода ложное представление.
Г-н председатель сказал, что солдат выражается крепче там, где дипломаты говорят осторожно и уклончивым языком. Этим он совершенно правильно указал, что отмеченное нами разногласие относится скорей к форме, нежели к содержанию. Так как мы, члены российской делегации, по самому своему прошлому не принадлежим к дипломатической школе, а скорее можем считаться солдатами революции, то мы предпочитаем – я в этом открыто сознаюсь – определенные и ясные во всех смыслах заявления. Во всяком случае, требуемая для столь ответственных решений ясность достигнута.
Я присоединяюсь к соображениям г. председателя относительно использования перерыва, который создается в работах политической комиссии.[42]
Данный текст является ознакомительным фрагментом.