Глава 17

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Выйдя из здания ФСБ, Николай позвонил Льву Моисеевичу Березуцкому и рассказал о своей беседе с полковником.

– Отлично, пусть знают, что мы полны решимости поднять народные массы и потребовать смены существующей власти, которая полностью дискредитировала себя в глазах народа, – с пафосом ответил Березуцкий и, помолчав, добавил:

– Как ты думаешь, они удовлетворятся беседой с тобой?

– Думаю, да, вы можете возвращаться в город, – ответил Николай.

– Очень хорошо, сейчас нам с Векслером необходимо быть в городе, через час встречаемся дома.

Лев Моисеевич потёр свой подбородок, носовым платком вытер слегка вспотевшую лысину и направился в комнату Векслера.

– Звонил Николай, – с порога начал Лев Моисеевич, – мы можем возвращаться в город.

И вкратце пересказал разговор с Николаем.

– Отлично, едем, – с этими словами Векслер собрал со стола бумаги и запер их в сейф.

– Здесь держать партийные документы надёжнее, – оглаживая сейф, добавил он.

– А что будем делать с нашими гостями? – озабоченно спросил Лев Моисеевич.

– Я думаю, им лучше всего пока пожить здесь.

– Я тоже так думаю, – согласился Лев Моисеевич, – нечего им мозолить глаза феэсбешникам.

Они вышли из комнаты и направились в номер американского друга. Постучав в дверь и не получив ответа, Векслер пожал плечами и взяв под руку Березуцкого, повёл его в сторону холла. Не успели они пройти и несколько шагов, как мобильный телефон Березуцкого разорвал тишину, отчего Лев Моисеевич невольно вздрогнул и, вытащив из кармана телефон, отошёл в глубину коридора.

– Здравствуй, милый, – услышал он голос жены, – ты долго ещё собираешься там прохлаждаться? Ты нужен здесь, у меня проблемы с визами для моих подопечных.

– Бася, дорогая, подожди ещё несколько дней, скоро всё закончится, и я вернусь, а пока не могу всё бросить и мчаться к тебе.

– А ты уверен, что без тебя что-то пойдёт не так? У тебя же там Векслер, сам много раз говорил, что он очень надёжный человек и, наконец, я просто соскучилась, мне неуютно одной в пустой квартире.

– Бася, дорогая, потерпи ещё немного, я скоро приеду, а пока прости, меня ждут, всё, целую, – с этими словами Лев Моисеевич отключил телефон.

Своих друзей они нашли в холле; Фрида Зибельман, облокотившись на подлокотник кресла, внимательно слушала Майкла. Увидев Векслера, который шёл впереди, он резко оборвал свой монолог и вопросительно посмотрел на Леонида Ивановича.

– Что-то случилось? – спросила Фрида.

– Да, мы с Львом Моисеевичем должны уехать, а вас просим остаться здесь до «дня икс», понимаете, в городе мы не сможем обеспечить вам безопасность, поэтому давайте не будем дразнить гусей.

– Может быть, вы правы, нам лучше остаться здесь, а вы как думаете Майкл? – спросила Фрида Зибельман.

– О, здесь прекрасно, богатая природа, хорошая кухня, что ещё нужно человеку в нашем положении? И потом мне очень не нравится повышенное внимание местных гебэшников, – усмехнулся Майкл.

– Значит, остаёмся, – улыбнулась Фрида, – погуляем, поговорим, тем более мне надо ещё очень многое сказать вам, Майкл.

– Да, места здесь чудесные, воздух, воздух-то, дышишь и надышаться не можешь, – поддакнул Векслер.

– А, я всё думаю, почему у меня кружится голова и только сегодня утром поняла, это от местного воздуха, отвыкла, знаете ли, от природы, – усмехнулась Фрида.

– Всё, мы уходим, через два дня пришлём машину и встретимся у меня дома, буду очень рад гостям и специально для вас приготовлю очень вкусное чисто русское блюдо, – с этими словами Векслер, а за ним и Лев Моисеевич, пожав руки гостям, вышли на улицу, где их уже ждала машина.

Всю дорогу до дома Векслера Льва Моисеевича не покидала внутренняя тревога, поминутно вглядываясь в ленту дороги, он напряжённо ждал подвоха, но, когда проехали мимо поста ГАИ, он, наконец, успокоился и, откинувшись на спинку сидения, облегчённо вздохнул. У ворот дома Векслера их ждал Николай Мохов; увидев машину, он открыл ворота, и когда та въехала и остановилась, прошёл в глубь двора и стал ждать прибывших. Векслер и Березуцкий вышли из машины и направились в дом, где их уже поджидал обильный стол. Отобедав, все трое тут же поднялись в холл третьего этажа и принялись обсуждать последние события и планы на будущее. Выслушав подробный отчет Николая Мохова о его беседе в ФСБ, Лев Моисеевич и Векслер пришли к выводу, что ничего кроме предупреждения сотрудники уважаемой конторы предпринять не смогут и тем более запретить предстоящую демонстрацию.

– Не те времена, – потирая руки, воскликнул Векслер.

– Да, укоротили им руки, нет былой наглости и вседозволенности, – поддакнул Лев Моисеевич. – А теперь давайте обсудим предстоящие дела. Итак, начнем с тебя, Николай, готовы ли твои подопечные к предстоящей акции?

– Деньги взяли, а у них слова с делом не расходятся, по крайней мере так уверял меня Дубов.

– Значит так, ты сегодня звонишь сначала газетчику Жорику и просишь его написать и напечатать в газете обращение народного собрания к президенту страны о введении прямого президентского правления на территории региона, потом своему бандюку и говоришь ему, о том, что бунт должен начаться вечером в воскресение, а это значит то, что власти должны будут направить туда милицию и внутренние войска. Кстати, Леонид, вы не знаете, сколько ВВ находится на территории области?

– Никаких внутренних войск у них нет, был полк, но его ещё пять месяцев назад отправили в Чечню.

– Отлично, остаётся милиция, а это значит, её в городе почти не будет.

– Лев Моисеевич, губернатор вызвал из Москвы спецназ, – сказал Николай.

– А у нас есть «Капкан», – воскликнул Векслер.

Лев Моисеевич вальяжно прошёлся по холлу и хотел что-то сказать Векслеру, как вдруг зазвонил его мобильный телефон.

– Алло, слушаю, – ответил он и, продолжая прижимать трубку телефона, согласно кивал головой, – хорошо, я сейчас выйду и, взглянув на Николая Мохова, сказал:

– Звонит Владимир, мой сын, предлагает встретиться, он на машине стоит у ворот дома, я иду.

Владимир Петров сидел за рулём в дорогом светло голубом Саабе и слушал музыку. Через несколько минут после звонка дверь машины открылась и, оглядев салон, Лев Моисеевич уселся на переднее сидение.

– Ты хотел со мной говорить? О чём? – глядя в упор на сына, спросил Лев Моисеевич.

– Ты воображаешь себя моим отцом, так?

– Так, ты мой сын, – улыбнулся Лев Моисеевич.

– Брось, никакой я тебе не сын, ты бросил мою мать в трудную минуту, она, чтобы не умереть с голоду, вынуждена была ублажать богатеньких самодуров, ты променял меня на сытую, обеспеченную жизнь и теперь вдруг заявляешь, что я твой сын. Мне противно глядеть на тебя, меня бесит тот факт, что в моём теле течёт твоя кровь, кровь предателя, кровь приспособленца и политического покойника, который пытается за счёт денег удержаться на плаву. Предупреждаю тебя, если хоть одна живая душа узнает, что ты мой отец, я убью тебя, а потому немедленно убирайся из города.

– Володя, послушай, всё было не так, всё было гораздо сложнее, в то время меня преследовало КГБ, меня в любую минуту могли объявить врагом народа, судить и сослать в Сибирь, но и это ещё не всё, меня предупредили, что, если я не расстанусь с твоей матерью, её обвинят в пособничестве врагу народа и вышлют на поселение в Магадан. Понимаешь ли ты моё положение? Мог ли я подвергать столь тяжёлому испытанию беременную женщину? Нет, не мог, пришлось наступить на горло собственной песне и расстаться с любимой, – с пафосом закончил свою речь Лев Моисеевич.

– Да будет тебе врать, я наводил справки, никакого дела в КГБ на тебя не было, а вот то, что ты был их осведомителем, доказано одним из бывших сотрудников конторы, – помнишь капитана Богданова? А женили тебя твои родители, поставив условие, либо ты женишься на дочери замминистра, либо уходишь из дома и лишаешься их поддержки, а значит прощай, сытая жизнь, прощай, уют, прощай, карьера. Так что не пудри мне мозги, ты как был подонком, так им и остался, думаю, что и сейчас ты играешь на два фронта, – усмехнулся Владимир.

– Это ложь, наглая ложь, я никогда не был стукачом, слышишь, никогда, – взвился Лев Моисеевич и, схватив сына за руку, добавил:

– Я всегда боролся с режимом, и сейчас мы проводим акцию, направленную не только на местную власть, но и против существующей московской камарильи.

– Убери руку, а то оторву, – рявкнул Владимир и раздражённо добавил:

– Никогда не смей прикасаться ко мне.

И с гордостью продолжал:

– Мы сторонники чистоты русской нации, мы за то, чтобы другие нации компактно проживали на своих территориях, не лезли к нам со своими уставами, и уважали наши традиции, мы за то, чтобы другие нации жили по своим средствам, а не за счёт русских. Хватит кормить инородцев пусть они обеспечивают самих себя и живут в своих анклавах со своим укладом и традициями. Будь моя воля, я бы вообще ввёл для некоторых малых народов черту оседлости за которую они могли бы выходить по особым разрешениям, а что ты и твои приспешники предлагаете, ничто, сплошное словоблудие о народном благе, которое скрывает жажду власти и непомерные амбиции выскочек.

В это время чёрный Гранд Чероки остановился в нескольких метрах от Сааба, из него вышла Марина и, подойдя к машине сына, заглянула в открытое окно:

– Володя, ты закончил разговор с Львом Моисеевичем? Если закончил, я забираю его, не возражаешь?

– Забирай, я ему всё сказал, всё, что я о нём думаю, только ответь мне, мама, на один вопрос: зачем он тебе нужен? Что ты с ним возишься?

– Сынок, в своё время ты всё узнаешь, – улыбнулась Марина. – А теперь, Лёвушка, едем со мной, нас ждёт роскошный обед.

Ресторан, куда они подъехали располагался на первом этаже гостиницы «Центральная» и представлял собой совдеповский общепит, но с хорошей кухней. И действительно обед был хорош, завершился клубничным мороженым.

– А теперь у меня для тебя сюрприз, я сняла на втором этаже люкс, догадайся для чего? – рассмеялась Марина.

– Для исполнения моей мечты?

– Да, я решила исполнить твоё желание, – продолжала смеяться Марина, – идём, нас ждут незабываемые мгновения.

В номере всё было готово к приёму гостей – на прикроватном столике стояла бутылка французского шампанского, ваза с виноградом и два хрустальных фужера.

– Лёвушка, иди и прими душ, а я пока разберу постель.

Когда Лев Моисеевич вернулся, Марина протянула ему бокал с шампанским и предложила тост:

– Лёва, предлагаю забыть всё прошлое и начать новую, прекрасную жизнь, жизнь свободную от мрачных воспоминаний и предрассудков, за новую жизнь!

Лев Моисеевич залпом выпил шампанское и, схватив в объятия Марину, уложил её на кровать. Затем, рывком скинул халат, лёг рядом с ней.

– Лёвушка, не спеши, у нас впереди много времени для безумств, – гладя его грудь, прошептала Марина, – я отвыкла от мужской ласки, я должна почувствовать тебя.

– Хорошо, я подожду, – засыпая, прошептал Лев Моисеевич.

Марина встала с постели, оправила сбившийся халат и потрепав своего Лёвушку по щеке, усмехнулась:

– Тебя, милый, действительно впереди ждёт новая жизнь.

С этими словами она достала из сумки шнурок, откинула одеяло и, стянув с Льва Моисеевича трусы, уверенными движениями стянула шнурком мошонку и, завязав на несколько узелков, удовлетворенно вздохнула:

– А теперь обезболим, вколем морфинчику – и до свидания, до новых встреч, спи спокойно, через 8 часов тебя разбудит коридорная, – с этими словами Марина оделась и вышла из номера.

Прошло уже шесть часов с тех пор, как Лев Моисеевич покинул особняк Векслера. Николай Мохов забеспокоился, спустился на первый этаж особняка и, увидев Векслера, спросил:

– Леонид Иванович, вы не знаете, когда вернётся мой шеф? Как вы думаете, где он может быть?

– А вы ему звонили?

– Звонил, он не отвечает, мы не знаем с кем он, где он и что в этом случае делать?

– Он ушёл на встречу с Владимиром Петровым.

– Так позвоните ему.

– Звонил, его пригласила на обед Марина, думаю они где-то задержались, так что беспокоиться не о чем, – усмехнулся Векслер.

– Ладно, подождём ещё, может, появится, – согласился Николай.

Прошло ещё три часа, наконец, Николай не выдержал и позвонил Марине:

– Марина, это Николай, мой шеф не с вами?

– Нет, я в Москве, а твой шеф остался в гостинице «Центральная», ищи его там, чао.

Николай уже собирался звонить в гостиницу, как в эту минуту зазвонил его телефон и незнакомый женский голос спросил:

– Николай Мохов?

– Да, это я.

– Березуцкий Лев Моисеевич находится в хирургическом отделении городской больницы № 3.

– Что с ним?

– Ему сделали операцию, и сейчас он в палате отходит от наркоза.

– Послушайте, что это за операция? Ещё несколько часов назад он был совершенно здоров и вдруг операция! У него аппендицит?

– Нет, об операции вы сможете узнать у хирурга.

– Когда я смогу его увидеть?

– Через час, он ждёт вас.

Сообщив Векслеру о том, что его шеф попал в больницу, Николай вызвал такси и поехал проведать Льва Моисеевича, которого нашёл на больничной койке, после перенесённой операции и наркоза вполне адекватным, но каким-то рассеянным, погружённым в свои невесёлые думы.

– Лев Моисеевич, что случилось, почему вас оперировали? – с места в карьер начал Николай. – Так нельзя, я не знал, где вас искать, поймите, вы не принадлежите себе, вы лидер партии, за вами люди!

– Всё, всё, успокойся, ничего страшного, как видишь жив, а это главное, – слабым голосом ответил Лев Моисеевич.

– Так, что же всё-таки случилось?

– Меня кастрировали, – равнодушно, как будто это случилось не с ним, ответил Лев Моисеевич, – но предупреждаю, об этом знаешь только ты, понял?

– Господи, как же это случилось?

– Очень просто, Марина подсыпала мне в шампанское какой-то дряни, я потерял сознание, она перевязала мне мошонку и всё.

– Но это нанесение тяжких телесных повреждений, это уголовщина, её судить надо, – воскликнул Николай.

– Как ты себе всё это представляешь? Я, политический деятель, подаю в суд на женщину, которая лишила меня мужской силы, сделала меня евнухом, ты подумал о том, как это отразится на моём авторитете? Представляю заголовки газет – «Лидер партии кастрат», и далее, «Может быть, и вся партия состоит из политических евнухов?» А ты – уголовщина, суд… Шумиха, которая поднимется вокруг этого дела, принесёт огромный вред нашему делу, а этого допустить никак нельзя.

– Вы, что же, простите её? – недоверчиво спросил Николай.

– Я не простил, но и шуметь не собираюсь. Официально в истории болезни записано паховая грыжа, понятно?

– Но ведь о таких травмах врачи обязаны сообщать в полицию.

– Не всегда, особенно когда между страниц журнала врач обнаруживает много зелени, понял? – усмехнулся Лев Моисеевич и, похлопав Николая по руке, добавил:

– Собственно мы выполнили свою миссию, взбудоражили регион, дали лишний повод нашим друзьям в Кремле для укрепления вертикали власти и борьбе с сепаратизмом. Местная верхушка во главе с губернатором спят и видят, как бы отделиться от центра, самостийности им захотелось, но ничего, очень скоро их мечтам придёт конец.

– Лев Моисеевич, что значит – помогли друзьям в Кремле, это что же, всё это время мы, как провокаторы, работали на власть? – недоверчиво воскликнул Николай. – А как же наши идеи народовластия?

– Коля, не как провокаторы, а как катализаторы народного недовольства, а идеи идеями, но с существующей властью надо жить в мире, знаешь же, что плохой мир лучше хорошей войны, а теперь иди с Богом, собери вещи, завтра мы улетаем в Москву.

– Это, это, это, мерзко, – заикаясь, крикнул Николай и быстро вышел из палаты.