Джованни Савино[355] «Окраины России» и проект национализации Российской империи

В дискуссиях последних лет важное место занимает историографическая проблема русского национализма как независимой силы в поздней Российской империи. Работа Д.А. Коцюбинского, посвященная формированию Всероссийского национального союза и его идеологии, демонстрирует роль интеллектуальных кругов в создании националистической партии правоконсервативного толка[356]. Аспекты просветительской и культурной деятельности этих кругов рассматривались и в других публикациях по истории правоконсервативного движения и черносотенства, но в них внимание уделялось преимущественно политическим аспектам.

«Пространство империи», расположенной между Европой и Азией, «нация и империя», «ядро и окраины», «национальное самосознание» и «имперские задачи»: эти слова можно встретить и в журнале «Окраины России», и в сочинениях его сотрудников; данные понятия являлись важной частью культурно-политического дискурса того времени. Задача журнала состояла в том, чтобы «воображать» такое сообщество в многонациональной империи применительно не только к народу, но и к элите. Надо заметить, что борьба за русификацию происходила и в защиту интересов русских чиновников, которые начали занимать значимые позиции внутри имперской бюрократии[357]. Важно также подчеркнуть, что правоконсервативные интеллектуалы видели в русском национализме элемент защиты от «агрессии инородцев». Тем не менее было бы неверно рассматривать этот подход только в тревожном ключе, поскольку русские националисты искали свои модели организации, идеологии и развития, обращаясь копыту западноевропейских стран[358]. Они не только рассматривали немецкую и польскую модели как вражеские, но и обнаруживали в них позитивные примеры в области культурной гегемонии, особенно на западных окраинах Российской империи. Принятие национальных идей из Европы сталкивалось с внутренними проблемами и сложностями в том, что касалось определения различий, а также использования разных слов (таких, как племена, народы, народности, нации) для описания этнического состава империи. До и после первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г. проводились местные переписи и не только они: уже в первом выпуске «Окраин России» была напечатана статья, посвященная переписи 1897 г.[359], в которой использовались как данные местных переписей, так и материалы исследований. Одним из авторов журнала был И.П. Филевич, историк и профессор Варшавского университета, который уже в 1900 г. работал над сбором материалов по этнографии Холмщины с целью продемонстрировать «русскость» этих территорий[360]. Проблема определения и самосознания в западных губерниях часто становилась причиной разделения семьи: отец Ивана Филевича был греко-католическим священником[361], а племянником известного правоконсервативного деятеля и депутата Государственной думы В.В. Шульгина был украинский патриот Олександр Шульгин.

Воображать сообщество – значит воображать территории, где живет нация; о воображаемом сообществе также можно говорить, когда национальное движение воспринимает себя в канонах «почвы и крови». Нынешние украинские и белорусские регионы, как и Правобережная Украина, воспринимались националистами как исконные части Руси, местные русскоязычные элиты играли определенную роль при создании русской нации[362].

На рубеже ХIX–XX вв. в Российской империи процессы национального самосознания и проекты культурной гегемонии стали играть значительную роль в системе межнациональных и социальных отношений. Уже в 1870-х гг. предпринимались первые попытки русификаций (хотя это понятие было спорным). Так, в Императорском Варшавском университете читались курсы на русском языке, работали историки и филологи с антипольскими взглядами, например Антон Будилович, Платон Кулаковский и Иван Филевич. Антон Будилович, видный славист и активный участник панславянского движения, стал в 1881 г. деканом историко-филологического факультета Варшавского университета, где создал кружок ученых-националистов. Его роль в процессе русификации еще больше возросла после того, как в 1890 г. он был назначен ректором в Варшаве, где проработал до 1892 г., и потом в Дерптском университете, где до 1901 г. его главная забота состояла в том, чтобы преобразовать университет в русский Юрьевский университет[363]. Тайный советник, профессор Будилович был родом из Гродненской губернии, происходил из семьи белорусского духовенства и уже в молодые годы принимал активное участие в процессе русификации в области образования и науки в западных губерниях Российской империи. Жена Будиловича была дочерью известного деятеля карпаторусского движения Адольфа Добрянского, и это сблизило его, как замечает Карский, с восточнославянскими регионами Габсбургской империи. Профессор был назначен членом Совета Министерства народного просвещения в 1901 г. и впоследствии стал активным деятелем консервативных кругов в имперской столице, а также автором разных публицистических сочинений. В 1902 г. 52 представителя академического мира, духовенства, бюрократии и дворянства основали в Санкт-Петербурге Галицко-русское благотворительное общество. Будилович стал первым председателем общества и главным лицом первых лет жизни собрания.

Вокруг Будиловича сосредоточились и другие ученые, которые поддержали идею главенства русских интересов в научной и повседневной жизни западных окраин Российской империи, когда в Прибалтике и в юго-западных провинциях (нынешние Белоруссия и Украина) начало расти влияние польской и немецкой элит, национальные проекты которых могли стать «угрозой» для империи. Основание осенью 1900 г. первой русской националистической организации – Русского собрания было направлено и против «инородческого» сепаратизма. Среди первых членов можно назвать, кроме Будиловича, историка из Финляндии генерала Михаила Бородкина, юриста Николая Сергеевского, профессора Академии Генерального штаба генерала Акима Золотарева и др. Эти деятели открыли Окраинный отдел Русского собрания, чтобы изучать национальные окраины империи и бороться с сепаратизмом. Будилович и его коллеги оказали влияние и на другие общества. Напомним, что бывший ректор Юрьевского университета возглавил Галицко-русское благотворительное общество, а Платон Кулаковский стал заместителем председателя Санкт-Петербургского славянского благотворительного общества. Они внесли большой вклад в создание понятия «русскость» в языке русского националистического движения.

Платон Кулаковский, родом из Паневежиса Ковенской губернии, был с юных лет противником польского национального движения. Будучи выходцем из семьи священника-малоросса, Кулаковский окончил гимназию не в своем городе, а в Вильно, поскольку в 1864 г. в Паневежисе городская гимназия была закрыта властями из-за Польского восстания. В 1866 г. Кулаковский поступил в Московский университет на историко-филологический факультет. Москва была центром славянофильства того времени. Влияние Аксакова и Самарина было очень сильным среди студентов Московского университета, а «славянский вопрос» воспринимался как потенциальное оружие против Австрии. Превращение Габсбургской империи в конкурента, особенно на Балканах, и ее преобразование в двуединую монархию позволили использовать национальное движение славян в Австро-Венгрии[364]. В формировании культурных и политических взглядов Кулаковского большую роль сыграли чтение сочинений М.Н. Каткова, а также соображения этого известного публициста относительно польского вопроса. Этнограф и антрополог А.А. Башмаков так охарактеризовал мнение Кулаковского:

«Как сын западнорусского края и человек, родившийся в семье священника на окраине, где духовенство сыграло историческую роль в противостоянии русской народности от натиска иноземной культуры, Платон Андреевич всю жизнь соединял в тесной, неразрывной связи свою славянофильскую веру с живым сознанием задач нашей русской государственности на окраинах России»[365].

Карьера молодого слависта была связана с преподаванием в гимназиях Москвы и Владимира с момента окончания университета в 1870 г. и до 1876 г., когда Кулаковский получил годичный отпуск после шести лет службы и началась его долгая заграничная командировка в славянские земли Австро-Венгрии. Филолог посетил Чехию, Моравию, Словению и Хорватию и во время поездки встретил К.Я. Грота. Возвратившись в Москву, Кулаковский женился и продолжил свою преподавательскую работу. Волнения на Балканах и Русско-турецкая война имели для него большое значение. Уже во время своей командировки Кулаковский стал автором статей в газете «Московские ведомости»[366]. Зимой 1877 г. его назначили преподавателем на кафедру русского языка и словесности при Великой школе в Белграде, где Кулаковский жил до 1882 г. В Белграде ученый написал диссертацию на тему «Вук Караджич, его деятельность и значение в русской литературе», которую защитил в России в 1882 г. Но Кулаковский был вынужден покинуть Сербию из-за нового внешнего проавстрийского политического курса, который принял Милан Обренович[367]. Спустя два года после возвращения на родину Кулаковский был назначен преподавателем русского языка в Варшавском университете и сразу стал одним из заметных русских консервативных деятелей в городе. С 1886 по 1892 г. филолог, получив профессуру, был редактором газеты «Варшавский дневник». Во время работы в газете Кулаковский неоднократно горячо высказывал свою антипольскую точку зрения. Его задача состояла в том, чтобы осуществлять «освещение славянских дел, конечно, (которое) было только с русской точки зрения и имело в виду только интересы России, с которыми… совпадают истинно народные интересы всех славян»[368]. Карьера профессора получила неожиданный поворот в 1902 г., когда ему предложили занять место главного редактора «Правительственного вестника» – официального органа министерства Российской империи, которое он покинул вместе сдолжностью чиновника МВД после значения С.Ю. Витте председателем Совета министров[369].

Революция 1905 г. стала моментом истины для разных национальных движений: события в Польше и на западных окраинах (в Закавказье и в Финляндии) показали, что наряду с социальными лозунгами для общества главной темой стали процессы национального самосознания. Используя категории известного чешского исследователя М. Хроха, можно сказать, что в то время, когда активисты начали вести целенаправленную пропаганду среди населения, чтобы превратить его в нацию, поляки и финны находились между фазами B и C, а целый ряд других национальностей – в фазе B[370]. Сила этих движений превратилась в проблему не только для имперских властей, но и для интеллектуалов, придерживавшихся националистической точки зрения. В марте 1906 г. стал выходить журнал «Окраины России», целью которого было поддерживать и укреплять борьбу за «единство, нераздельность и целость России». Во вступительной статье первого выпуска, в которой отсутствовала подпись автора, сразу были обозначены задачи журнала:

«Россия переживает в настоящее время величайший переворот в своей внутренней жизни. В постигших ее бедствиях и смуте с особою силою проявился сепаратизм окраин, нашедший поддержку даже среди некоторых русских политических партий. Идет проповедь обособления окраин, расчленения России. Финляндия быстро идет к личной унии. Поляки, стремясь к политической автономии Польши, изгоняют русских людей и русский язык из государственных учреждений и поднимают польское знамя на Западе и Юге России; армяне, грузины и другие кавказские народы мятежом и разбоем добиваются особых прав, ослабляющих связи и устои Русской Державы. Сама правительственная власть делает уступки новым течениям, словно идя навстречу сепаратистским стремлениям окраин. Кто исповедует принцип единства, нераздельности и целости России, тот не может мириться ни с чем подобным и не может не страшиться за будущность России»[371].

Революция, разрушение власти и упадок российской государственности произошли благодаря совместной деятельности русских политических партий и сепаратистов на окраинах. Этот аргумент уже в середине ХIХ в. использовался русскими консерваторами в Киеве[372], но в глазах редакции в то время не одна окраина находилась в опасности, а целое государство, поэтому данный

«кружок русских людей предпринимает совместными силами и пожертвованиями издание еженедельной газеты “Окраины России”, в которой должен найти место голос тех, кто крепко стоит за целость России, любит величественную историю Русского Государства, верует в будущность Российской Империи и дорожит ея единством, пользою, честью и славою. Интересы и нужды русских людей, живущих на окраинах, и инородцев, преданных России, найдут в ней защиту»[373].

Необходима защита, которая, по мнению авторов, должна быть решительной и строгой, потому что

«в тумане политической смуты, которая охватила наше отечество, является стремление нарушить государственное единство России. Враги Русского Государства очень хитро и более ловко, чем искусно связали свои сепартистские вожделения и свой поход против единой России с так называемым освободительным движением».

Врагами России объявлялись кадеты и социалисты, которые, по мнению неизвестного автора, выступали против единства российского государства, в отличие от декабристов и их руководителя «Пестеля, (который) требовал даже полного, насильственного обрусения Финляндии и называл сохранение финляндской автономии изменою России», при этом «под флагом политической свободы и конституционного устройства началась какая-то оргия самоунижения и самоистребления русского человека и русской национальности»[374]. Космополитизм и интернационализм назывались главными противниками коллектива авторов журнала и иногда представлялись более опасными врагами, нежели другие народы империи, потому что эти идеи происходили из центра и могли нарушить «монолитный» характер государственного единства. В понимании националистических интеллектуалов народности империи имели разную степень развития в рамках имперского общества, где народы Центральной Азии и Арктики занимали самые последние места. Миссия русского человека в Азии была, таким образом, миссией цивилизации в рамках борьбы культуры против природы, где наука и религия стали главным элементом «бремени белого человека» в имперском пространстве:

«Русский земледелец, промышленник, торговец, продвигаясь вперед на широкий простор Востока, несли туда культурные условия жизни, насаждали гражданский строй, являлись цивилизаторами. Идя с православным крестом к магометанам, буддистам, язычникам, русский колонист являлся проповедником христианской морали и нравственно поднимал уединенного якута, вольного маньчжура, подвижного киргиза – этих простых сыновей природы, приобщая их к новому миру идеи человечества»[375].

Православный крест репрезентировался как символ русской цивилизации и идентичности для «природных племен» (данное выражение часто используется в разных выпусках журнала для описания азиатских народов) и как оплот русской нации против Запада и католицизма. Вместе с тем противостояние с католическим духовенством в западных губерниях приобретало весьма острые формы, поскольку быть католиком в тех регионах означало быть поляком или находиться во власти польского национального культурного дискурса. Присутствие шляхты в регионах «западной Руси» представляло угрозу для государственных интересов. Образ поляка использовался не только для конструирования представлений о национальном враге «малоросса»[376], но и для создания образа социального противника православного батрака. Подобной точки зрения придерживался В.А. Бобринский, депутат Государственной думы II–IV созыва и лидер фракции националистов[377]. Римско-католическое исповедание также считалось орудием польского господства. Оно не использовало русский язык, и предпринимались попытки провести полонизацию населения на протяжении века:

«В XIX в., уже при Русском правительстве, католицизм стал все активнее и решительнее сливаться с полонизмом, явилось отождествление католика и поляка, и в Северо-Западном крае есть целыя местности, в которых католики, говорящие по-русски, русские люди по происхождению и нравам, учатся польскому языку исключительно ради костела и ксендза, не допускающего ни молитве, ни исповеди по-русски»[378].

Антиполонизм – можно сказать, самое главное направление деятельности журнала. Кулаковский оставался его издателем и после смерти Будиловича в конце 1907 г. Он был идейным вдохновителем и мотором редакции. Он неоднократно писал статьи, посвященные польскому вопросу и неославизму, издавал брошюры под общим названием «Русский – русским». Журнал пытался показать путь в «русскую национальную политику»: все окраины империи стали объектом его исследований, но огромное внимание уделялось губерниям западного края и Привислинскому краю. Журнал «Окраины России» активно пропагандировал отделение региона Холма (ныне – Che?m, Польша) от Люблинской провинции Польского королевства, потому что там жили «русские батраки». Но также там проживали и греко-католические крестьяне, которые говорили на местном украинском наречии. Греко-католическая церковь, возможно, была даже хуже римской в глазах русских националистов, а «воссоединение» с православием Холмской епархии превратилось в аргумент полемики с журналом Аксакова «Москва»[379]. Запрет униатского исповедания в 1875 г. и переход местных храмов к православию не были эффективными и не остановили деятельности священников, которые могли рассчитывать на поддержку населения. В 1905 г., после манифеста Николая II об укреплении начал веротерпимости (Манифест 17апреля 1905 г.) на Холмщине приняли католицизм 200 тыс. человек, без какой-либо подготовки со стороны православной епархии. Как вспоминал Евлогий:

«Эта зима (1904–1905 г.г.) облегченья не принесла. Неудачи на войне стали сказываться: неудовольствие, возбуждение, глухой ропот наростали по всей России. Гроза медленно надвигалась и на нас. Она разразилась над Холмщиной весной (1905 г.). Указ о свободе совести! Он был издан 17 апреля, в первый день Пасхи. Прекрасная идея в условиях народной жизни нашего края привела к отчаянной борьбе католичества с православием. Ни Варшавского архиепископа, ни меня не предуведомили об указе, и он застал нас врасплох»[380].

Холм стал центром споров и дебатов о русском гражданском обществе благодаря усилиям Евлогия и редакции «Окраины России». Еще в 1910 г. И.П. Филевич так трактовал сущность холмского вопроса:

«Холмский вопрос необходимо покончить раз навсегда, помня, что это гнездо нашей истории и культуры, что это громадный наш западный фронт. И Россия не может успокоиться до полного объединения всей своей территории»[381].

Холмская губерния образовалась в 1912 г. после дискуссий на протяжении двух лет и 117 заседаний в Государственной думе. Это стало победой журнала «Окраины России», который активно боролся за принятие закона. Модель «русскости», которую продвигали авторы журнала, в своей гибкости оказалась эффективным орудием борьбы. Разумеется, профессора и интеллектуалы «Окраин России» всегда трактовали «русскость» в интересах русской государственности. С одной стороны, Юрий Николаев (псевдоним Юлии Данзас, статс-фрейлины императрицы Александры) причислял карелов, которые говорили на финском языке, к русской нации, поскольку они были православными. С другой стороны, по мнению историка Ивана Филеевича, католики, проживающие на белорусских и «малорусских» землях, тоже были русскими, потому что говорили «по-русски». Противоречия в журнале можно объяснить попыткой использовать разные критерии (религиозные, языковые и т. д.) для «национализации» многонациональной Российской империи. Для редакции было важно защищать русских и верных инородцев, преданных России, от сепаратизма. Эти задачи редакция поставила еще в первом выпуске журнала, в котором были размещены тезисы о России:

«1) Россия – Государство в одном территориальном целом. Русский народ и по историческому праву, и по численности, и по фактической силе дает ей свой облик и народный характер. Россия – есть Государство русское и по характеру, и по имени, и по задачам своей истории.

2) Окраины являются необходимыми для Русского Государства, и каждое их обособление, каждое ослабление их связи с центром Государства отзовется лишь новыми тяготами, ложащимися на народ-хозяин, на центр и главную массу населения, вызывает и вызовет необходимость нового напряжения сил русского народа.

3) Окраины России находятся в таком положении, что должны стремиться к теснейшему сближению с центром России не только в силу экономических и географических условий своего положения, но и в силу самосохранения и спасения своего народного облика. Ни одна из них существовать самостоятельно не может, ибо станет или добычею более сильного соседа, или погибнет во взаимной борьбе мелких соперничающих в ней сил и народностей»[382].

Когда в 1908 г. Сергеевский вместе с редакцией журнала основал Русское окраинное общество (РОО), он поставил на первое место защиту русского населения (народность) и русской государственности (самодержавия). Руководство РОО подчеркивало, что там, «где нет православной или старообрядческой церкви <…>, там нет и России». Кулаковский и его соратники поддерживали самодержавие и видели в правительственном курсе П. Столыпина «прямой путь русской национальной политики». Как написал Кулаковский после гибели Столыпина, «твердая власть» была нужна, чтобы империя превратилась в «государство Русского народа, национальное Русское царство».

Журнал «Окраины России» прекратил свое существование в декабре 1912 г., лишь за полтора года до начала «Великой войны». Его влияние на правоконсервативные круги в III Государственной думе было значительным. В журнале печатались граф В. Бобринский, Д. Чихачев, епископ Евлогий, все депутаты из фракции националистов.