А.С. Шевляков Репрессивная деятельность политотделов МТС и совхозов в 1930-е годы

Окончание первой пятилетки совпало с глубоким социально-экономическим и политическим кризисом в деревне. Форсированная и насильственная коллективизация имела разрушительные последствия для аграрного сектора страны. Узел проблем и противоречий, неурожай и ограбление села государством вызвали страшную трагедия – голод, охвативший Северный Кавказ, Нижнюю и Среднюю Волгу, Украину, Казахстан и унесший миллионы человеческих жизней. У черты голода оказались другие регионы.

В первой половине 1932 г. были предприняты попытки, изменить положение организационными и экономическими мерами, но они носили непоследовательный характер и успеха не имели.

Тогда со второй половины 1932 г. руководство ВКП (б) резко изменило курс, полагая, что единственный способ выхода из кризиса есть укрепление режима через усиление репрессий и повышение политической и организационно-хозяйственной роли партии в деревне. Последовала череда мероприятий, призванных реализовать эту линию на практике (закон 7 августа 1932 г.; спецкомиссии ЦК ВКП (б) по хлебозаготовкам; объявление о чистке партии; введение единой паспортной системы с обязательной пропиской и др.).

В январе 1933 г. на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б) Генеральный секретарь партии вновь подтвердил тезис об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму: «Уничтожение классов достигается не путем потухания классовой борьбы, а путем ее усиления. Отмирание государства придет не через ослабление государственной власти, а через ее максимальное усиление, необходимое для того, чтобы добить остатки умирающих классов…».[300]

В заключительной речи «О работе в деревне» на этом пленуме И.В. Сталин прямо указал адрес врагов: «Их не нужно искать далеко от колхоза, они сидят в самом колхозе и занимают там должности кладовщиков, завхозов, счетоводов, секретарей и т.д.».[301]

Целеуказания вождя легли в основу резолюции январского пленума о создании политотделов в МТС и совхозах – чрезвычайных органов управления. В ней отмечалось, что, «бывшие люди» (белые офицеры, попы, урядники, кулаки и др.), «… проникая в колхозы в качестве счетоводов, завхозов, кладовщиков, бригадиров и т.п., а нередко в качестве руководящих работников правлений колхозов, … стремятся организовать вредительство, портят машины, сеют с огрехами, расхищают колхозное добро, подрывают трудовую дисциплину, организуют воровство семян, тайные амбары, саботаж хлебозаготовок, – и иногда Удается им разложить колхозы».

Перед политотделами ставилась задача «…обеспечить настойчивое, правильное и своевременное применение законов Советского правительства об административных и карательных мерах в отношении организаторов расхищения общественной собственности и саботажа мероприятий партии и правительства в области сельского хозяйства».[302] Необходимость применения карательных мер была подчеркнута трижды.

Б конце января 1933 г. ЦИК СССР в постановлении «Об укреплении колхозов» решил: «В течение 1933 г. должна быть проведена общественная проверка и чистка колхозных счетоводов, заведующих хозяйством и кладовщиков». Следовательно, чистка колхозов от классово враждебных элементов приобретала государственный масштаб и возлагалась, прежде всего, на политотделы МТС и совхозов. Наглядно прослеживается связь сталинского закона «7 августа 1932 г.» с созданием политотделов. Чрезвычайные органы управления должны были чрезвычайными мерами претворять в жизнь чрезвычайный закон. «Чрезвычайщина» достигала некоего апогея.

Политотделы организовывались в МТС и совхозах в составе начальника, заместителя по партийно-массовой работе, заместителя по ОГПУ, помощника по комсомолу, редактора многотиражной газеты и сотрудника по работе с женщинами (женорганизатора). В 1933-1934 гг. в СССР было создано 3368 политотделов МТС и 2021 – в совхозах. Для работы в них ЦК ВКП (б) направил 25 тыс. коммунистов. В МТС политотделы действовали до ноября 1934 г., а в совхозах – до марта 1940 г.

В документах ЦК ВКП (б), опубликованных в открытой печати, должность заместителя начальника политотдела по ОГПУ никогда не упоминалась. В действительности, выполняя секретные указания высшего политического руководства, ОГПУ специальным приказом № 0017 от 25 января 1933 г. за подписью заместителя Председателя ОГПУ Г. Ягоды утвердило названную должность в штатах своих местных органов. В приказе подчеркивалось: «Должность заместителя начальника политотдела должна быть замещена ответственным работником наших органов – оперативником, имеющим большой стаж оперативной работы, вполне политически грамотным коммунистом».[303]

В связи с этим нововведением общий штат оперработников ОГПУ (без учета технического персонала, милиции, войск ОГПУ и ГУЛАГ а) по стране вырос с 20 898 чел. (на 1 января 1933 г.) до 25 022 чел. (на 1 января 1934 г.).[304]

Проведение оперативно-следственных мероприятий, выявление, разоблачение и предание суду антисоветских элементов являлось непосредственной служебной обязанностью заместителей начальников политотделов. Оперативные работники носили форму и имели оружие.

Создание чрезвычайных структур на селе, наделенных следственными полномочиями, вызвало необходимость координации их деятельности с правоохранительными органами. Нарком юстиции РСФСР Н.В. Крыленко, понимая, что «крестным отцом» политотделов был И.В. Сталин, так ставил задачу перед работниками своего аппарата: «Ваши ближайшие помощники, друзья, соратники, советчики и в определенной части прямо руководители в смысле направления удара – политотделы МТС, политотделы совхозов. Эти специальные сторожевые посты поставлены партией на основной участок хозяйственного фронта для борьбы с классовыми врагами…. В теснейшей связи с политотделами МТС, политотделами совхозов должна протекать ваша работа… Вам дают указания, где надо смотреть, где враг… Вы принимаете соответствующие меры».[305]

Коллегия НКЮ РСФСР в Постановлении от 25 июля 1933 г. требовала: «Краевым (областным) прокурорам и председателям краевых и областных судов немедленно пресекать всякие случаи недооценки, непонимания, формального бюрократического отношения со стороны судебных, прокурорских и следственных работников к материалам и делам, направляемым политотделами… Обеспечить первоочередность рассмотрения таких дел в органах суда, следствия и прокуратуры. Организацию показательных процессов в колхозах обязательно проводить совместно с политотделами МТС».[306]

Пролетарская юстиция делала все для того, чтобы использования насилия не выглядело как акт произвола, окружая его ореолом легитимности. Содержание приведенных документов показывает, что правоохранительные органы изначально были ориентированы в помощь политотделам в их карательной деятельности, исходя только из того, что последние – «сторожевые посты партии». В условиях советской власти репрессивный аппарат не был связан никаким правом. Наоборот, правовые нормы конструировались так, чтобы обеспечить ему полную свободу действий в отношении граждан. Право понималось как орудие классового господства, а при таком подходе произвол и беззаконие не могли заставить себя долго ждать.

Зимой-весной 1933 г. политотделы МТС и совхозов начали тотальную чистку сельскохозяйственных коллективов от врагов советской власти. Уже первые донесения чрезвычайных органов управления показывали размах их деятельности по чистке МТС, колхозов и совхозов от враждебных элементов. Политотдел Арлюкской МТС Западной Сибири сообщал, что кадры МТС «сильно засорены»: завхоз – спекулянт, его помощник – кулак, руководитель канцелярии – белый офицер, агротехник – колчаковец. Все они были уволены из аппарата и привлечены к ответственности. Политотдел Назаровской МТС докладывал: на курсах трактористов 25 чел. связаны с кулаками; в колхозе «Красный Октябрь» из 35 членов правления и должностных лиц 17 чел. состояли в родстве с высланными кулаками и лишенцами. Политотдел Крутологовской МТС выявил, что агроном – сын кулака и поддерживает связь с отцом, агротехник – сын находившегося в тюрьме по линии ОГПУ за вредительство, два механика – лица, ранее исключенные из ВКП (б) за халатность и пьянство, кузнец и слесарь – «твердозаданцы»[307] и т.д.

Обращает на себя внимание очень широкая интерпретация понятия «классово чуждые элементы». Сплошь и рядом люди подвергались репрессиям не за совершение конкретного преступления, а в связи с их биографией, прошлой деятельностью, родственными узами (это в деревне, где почти все являются близкими или дальними родственниками). По сути дела торжествовали методы средневековой юстиции, когда наказание обращалось не только на личность виновного, но и на членов его семьи.

На XVII съезде ВКП (б) начальник Политуправления Наркомзема СССР А.И. Криницкий привел сведения о чистке по 1028 МТС страны, из которых политотделы «вычистили»: бухгалтеров – 37%, механиков-34%, агроперсонала – 31%, бригадиров тракторных бригад – 27%, ремонтных рабочих – 20%, трактористов – 13%. По данным 600-800 политотделов, в колхозах этих МТС снятию с работы подверглось: председателей колхозов – 50%, бригадиров – более 31%, завхозов – 17%, конюхов – 24%, заведующих КТФ – 32%, бухгалтеров и счетоводов – 25%, учетчиков – 24%, кладовщиков – до 40%.[308]

В закрытом письме Политуправления Наркомсовхозов СССР «О классовой бдительности политотделов» в апреле 1935 г. сообщалось, что чрезвычайные органы управления за время своей деятельности «вычистили» из коллективов около 100 000 врагов советской власти.[309] Снятие с должности нередко сопровождалось привлечением к уголовной ответственности.

Крестьянство надолго запомнило «политотдельскую весну» 1933 г. Официально объявленная ЦК ВКП (б) и ЦИК СССР чистка колхозов, совхозов и МТС – «охота на ведьм» – делает понятным масштаб и характер репрессивной деятельности чрезвычайных органов управления.

Карательно-административное начале пронизывало всю работу оперорганов. Политотделы делали то, что им приказала партия – подавляли сопротивление крестьянства коллективизации любыми средствами. Власть партии основывалась, в конечном счёте на том, что она была единственной политической общественной организацией, которая в рамках существующего юридического порядка имела право на применение силы. Элита прибегла к государственному террору, когда ее власть подверглась скрытой угрозе со стороны крестьянства. Репрессии стали ее «окончательным аргументом» в противостоянии с жителями деревни.