Через Воротанский перевал

Через Воротанский перевал

Быстрая речка Воротан — раньше она называлась Базарчаем[99] — невелика, но довольно длинна. Прежде чем сбросить свои воды в Аракс, она пробегает изрядное расстояние, роясь в земле, выгрызая в скалах узкое ущелье, а рядом с нею, держась за ее извилины, то становясь проезжей, то превращаясь в пешеходную, вьется прибрежная тропа. Речка спешит вниз по течению; наша дорога торопится вверх, против течения, туда, где берет река свой исток. И прорытое водой ущелье показывает людям, где легче устроить настоящую, большую пологую дорогу для машины и телеги, чтобы перевалить через горный хребет. А перевалив через него, вступить в новый мир — ту часть горной Армении, которая раньше звалась Даралагязом, а сейчас зовется Айоц-дзор.

Дорога из Гориса на Микоян доходит до деревни Ангехакот, оставляя за собой, как я уже сказала выше, ответвление на Шаки, знаменитые шакинские водопады, и центр Сисианского района, Сисиан (в 12 километрах от места разветвления). До самой деревни Ангехакот она следует за рекой Воротаном. Но здесь предстоит им разлучиться. Дорога — старинная, добротная, пологая, видавшая на своем веку древние караваны купцов (летом 1945 года в одном из здешних селений найден был клад серебряных римских и других монет), поднимается на запад (на Биченагский перевал), к центру Нахичеванской АССР, городу Нахичевани на Араксе. А речное ущелье уходит вверх, на северо-запад. Свернем вместе с ним. Нам предстоит подъем по новой дороге, взбирающейся все выше и выше вдоль левого склона этого речного ущелья. Мы перед большим перевалом, носящим имя реки, впервые проложившей тут путь для человека, — «Базарчайским» по старому названию, или Воротанским, как он зовется сейчас. Сколько придется позднее пересечь таких горных хребтов Армении! Мы уже пересекли с читателем перевальные хребты между Кафаном и Борисом. Но то были короткие, почти не ощутимые для путника, дорожные подъемы и спуски, замечательные главным образом отвесной крутизной и высотой своей перевальной точки. Воротанский, предстоящий нам сейчас, — это уже типичный горный переход из одной речной системы в другую, с долгими, длинными врезывающимися все выше и выше в горную стену зигзагами дороги. Всегда будет жить в памяти путешественника по Армении вкус и аромат первого перевала, открывшего перед ним то, что характерно для всех армянских перевальных участков: постепенное, нарастающее чувство строгости природы, суровости и требовательности ее к вам.

Подъем начинается медленно, незаметно, но неотвратимо, — с гудения машины. Словно тяжелый жук в полете, гудя, набирающий высоту, мотор начинает жадно сосать бензин, всей грудью идя на приступ земли, — и тянет, тянет наверх. Воздух вокруг все разреженней, земля вокруг все оголенней. Отступили деревья, за ними исчезли кусты. Вдоль разреза дороги — богатый, сочный черный отвал перегноя, богатейшая почва (так называемый горный чернозем). Горизонт увит перьями близких сизых облаков; солнце не хочет выйти, — серый, свинцовый отблеск ложится вокруг и в странной гармонии чего-то трудного, чего-то напряженного сливается с тяжелым гудом мотора. В ушах начался легкий звон, грудь дышит чаще, глубже. Большое село Спандарян проходит суровым видением квадратных, как часовни, овинов с куполом собранной соломы, черными столбиками кизяка, длинным, выбеленным прямоугольником колхозного амбара. Дети на улице ярко румяны и одеты тепло. Холод уже покусывает вам щеки. На окраине села — старинное кладбище с армянскими горизонтальными плитами, приподнятыми под прямым углом у изголовья, словно маленькие сидящие сфинксы, так не похожими на острую вертикаль стоящих плит мусульманского кладбища. Подъем, подъем, он в полном разгаре, он идет нарастая, — машина берет зигзаги.

Если взглянуть сверху на бесчисленные петли этих зигзагов, которыми дорога осиливает крутизну горного склона, трудно с непривычки поверить, что вы тут проехали. Но привычному человеку не страшно. Он глотает колючий ветер, бьющий ему в лицо, и глядит на обе руки шофера, поминутно резко перекручивающие рулевое колесо то в одну, то в другую сторону, не замедляя, а даже, наоборот, прибавляя на поворотах скорость. Вот перед вами простор голого неба с плывущим облаком. Секунда — и опять желтая стена прорезанного угла в камне, и опять упирается машина в край пропасти, и опять сворачивает вдоль горного склона, все выше, выше, в безмолвие высоты, где не чирикнет птица, не каркнет ворона, не зазвенит бубенец, не взлает собака, и только в крепком, легком, легчайшем воздухе, жадно ища кислорода, легкие ваши раздуваются, как мехи, прохватывая все нутро ваше чудной суровой прохладой… Хорошо!

Вода вдоль дороги подернута «салом» первого льда. Величие пустынного зеленого мира по обе стороны перевала; большое русское село перед последними зигзагами перевальной точки. Что за люди забрались работать, дышать и жить на этой суровой и голой высоте! Богатырши, повязанные шерстяными платками, ярко румяные от ветра, проходят по улице, безразлично глянув в вашу сторону — в сторону жителя низин. Горьковатый сизый дым от кизяка в печи сливается с подмороженным запахом помета на земле. Далеко внизу — спутник перевала, роющийся в земле, черный отсюда, как змейка, Воротан.

Перевал осилен, сейчас пойдет спуск, — спуск в новый мир ущелья, названного в древности, после страшного землетрясения, «Ущельем стона» — Вайоц-дзор[100], а сейчас получившего новое название «Армянского ущелья» — Айоц-дзор. Опять встанут звуки и краски, тяжелее сделается воздух, короче вздох. Но прежде чем спуститься по новым бесчисленным зигзагам вниз, осень настигает вас на перевале зимним бураном. Недаром лежали свинцовые облака. Недаром с утра спряталось солнце. Снег вдруг пошел сразу, мокрыми хлопьями, не пошел — повалил. В одну минуту все исчезло в его хлопьях. Забегала стрелка по окну кабинки шофера, соскребая снежную корку со стекла. Но стрелка бессильна. Мокрые пальцы шофера, не останавливая хода, то и дело высовываются с тряпкой, чтоб обтереть снаружи окно. Засветился желтый, мутный свет фары, чтобы сразу показать в своем луче сумасшедшую пляску снежинок. И все-таки хорошо, — хорошо среди сурового величия гор, окаменевших под серым широким небом, в необъятном пространстве, даже в душном, захватившем сердце метании снежного бурана!

Снег исчез так же внезапно, как начался. Вместе с шофером, румяный, усталый, окрепший от борьбы со стихией, от выскакивания в снег, вытаскивания машины, мокрый от ветра и пота, пьете вы жадно воду прямо из кувшина в деревушке Терп и с наслаждением, впервые, сыплете пальцами на сухой лаваш сероватый, перевитый зеленой травкой, весь в крошинках, ароматный деревенский сыр.