5

5

Страна превосходной архитектуры, каменистая Армения в то же время и страна всех необходимых материалов для стройки. Огромны в ней залежи известняков: травертина, гипса и превосходной пемзы; все разновидности строительных песков — крупно- и мелкозернистых, гальки и бута — рассыпаны по речным долинам; на родине армянского классика, поэта Туманяна, в деревне Дсех, есть сырье для огнеупоров: около пятидесяти месторождений глины питают десятки заводов кирпича и черепицы.

На выставке тридцатилетия Советской Армении по графикам, развешанным на стенах, можно было видеть, как бурно растет в республике промышленность стройматериалов, отражающая и общий рост ее строительства. Выделка кирпича в Армении в 1950 году по сравнению с 1938 годом увеличилась почти в двадцать раз. Производство черепицы в Армении только за пять лет увеличилось больше чем в четыре раза. Бурно растет и добыча пемзы. А какие фабрикаты изготовляются из песков и глины Армении! На той же выставке можно было любоваться цветными тометовыми плитками для кухонных полов и стен, тометовыми плинтусами, красивыми мозаичными ступенями для лестниц. Глины в Армении самых разнообразных цветов; известь есть и белая (араратская), и темная (джаджурская), пемза серая (анийская), желтая (из Пемзашена), черная…

Но с искусственным кирпичом спорят армянские туфы, издавна заменявшие народу кирпич. Сколько их и какое разнообразие оттенков! Под Ленинаканом, на склонах Арагаца, возле селения Артик, разрабатывается знаменитый артикский туф. Его сухие и легкие плиты можно встретить в зданиях Москвы, из них построен машинный зал восстановленного после войны Днепрогэса, — их нежно-розовая, фиолетовая и золотистая окраски не тускнеют и не грязнятся от времени, и стены из артикского туфа не нуждаются в штукатурке. Но еще прекраснее армянский мрамор.

Геологи говорят:

«Уникальные месторождения армянских туфов и пемзы не имеют у нас аналогов. Нельзя указать аналогов и армянским мраморам, отличающимся исключительной красотой раскраски и рисунка» [10].

Спускаясь в подземные дворцы Московского метро, любители камня узнают своих уральских и алтайских друзей: малиновый родонит (орлец) с черными прожилками, словно веточками дерева, на станции «Площадь Маяковского»; фантастические пейзажи рисунчатой орской яшмы; однообразную, как серые облака над горным хребтом, но изящную в своем волнистом рисунке алтайскую яшму… Не так известны армянские камни, между тем они щедро участвуют в облицовке метро. Черный мрамор метро с золотистыми и белыми жилками — это армянский мрамор из Давалинского и Хорвирапского месторождений Вединского района; бледно-зеленые, причудливые, как вода в аквариуме, колонны одной из прекраснейших станций метро, «Киевской», — это знаменитый агамзалинский «мраморовидный оникс» из-под Еревана. Светлые станции «Новокузнецкая», «Павелецкая», «Автозаводская» облицованы белым мрамором, испещренным розовыми жилками, — из Агверанского месторождения Ахтинского района Армении. К перечисленным надо еще прибавить серый, всех оттенков, арзакендский мрамор.

Много находят в Армении и прекрасных поделочных камней — агата, халцедона, оникса, сердолика[11]. Минералоги могут набрать здесь отличные образцы для коллекций. Необычайны куски зангезурской медной руды с гнездами горного хрусталя, с тяжелыми подвесками свинца, с примесями малахита и лимонита. По дороге к озеру Севан — острые и гладкие камешки, похожие на куски доменного шлака или на черепки дорогого темного фарфора. Это обсидиан, заменявший первобытному человеку ножи и лопаты. Археологи при раскопках находят в Армении древние бусы и украшения из мелких розовых сердоликов неправильной формы. Это свой, армянский сердолик молочно-розового цвета, чуть тронутого аквамарином, напоминающий морскую волну при закате.

Недаром народный архитектор Армении А. И. Таманян, проектируя лучшие свои здания, никогда не забывал поделочного камня; он привлекал его на облицовку зданий и мечтал о возрождении каменной инкрустации, мозаики стен и полов. Мечты его сбылись. В 20-е годы мы любовались поделочными камнями и мраморами главным образом в Геологическом музее. Сейчас все эти богатства пришли на потребу человека, широко вводятся в быт. Их привели к человеку машины, облегчившие чудовищно трудоемкую работу каменотеса. Армянский Институт сооружений поставил себе задачу: заменить медленную ручную обработку камня механической. И под руководством проф. Касьяна решил эту задачу. Механик тов. Карагезян придумал метод фрезерования туфа; на основе его опытов группа авторов (тт. Касьян, Тер-Азарьев, А. А. Акопов, Р. В. Акопов и другие) сконструировала станки, дробящие твердые породы вибрационным способом, режущие камень термическим способом, давшим замечательные результаты. Так ворвалась механизация в самую кустарную, самую древнюю профессию армянского труженика, в ручную работу каменотеса.

Есть странная, необъяснимая связь между красками неба и камня, характером небесного пейзажа и окраской местных минералов, словно элементы и в их газообразном и в их застывшем состоянии любят ложиться одинаково, строятся по «местным» признакам и живут в избирательном сродстве со своею природой. На Урале замечаешь это по яшме, как бы повторяющей удивительные тона и рисунки уральского неба. В Армении нет разнообразных красок, присущих нашему Северу, но в ней есть та сухость, легкость, перистость, необычайная, едва касающаяся глаза нежность тона и рисунка, какую невольно подмечаешь и в небе и в камне. Помню один утренний рассвет на вершине Дорийского каньона, минуту неподвижности перед самым появлением солнца, похожим в горах на вспархивание птицы. Когда блеснет золотой ободок солнца над горизонтом, это чувство всеобщего вспархивания охватывает вас почти физически, как ветерок, пробегающий по траве, по камню, по щеке, по волосам. А ветра нет, — только блеск пролился на землю, и движение прошло от первого солнечного луча. В одну такую минуту старый геолог Ованнес Тигранович Карапетян, так много потрудившийся для Армении в советские годы, творец ее геомузея и автор целого ряда геологических исследований, отбил молотком и протянул мне кусок так называемого ажурного кварца, в изобилии находившегося на горе.

Я увидела камень, как бы инкрустированный в середине кружевным, тонким фарфором, молочно-белым, с голубым ободком, проходящим по его краям, как зубцы изящной вышивки. Все словно запечатлелось тогда в этом куске ажурного кварца: и раннее утро, и нежная птичья перистость облаков, и прошедшее по траве движение, и холодок, и горная чистота воздуха.

Помню еще, как внизу, в том же каньоне, в первый год строительства Дзорагэс рыли шурф под дождем. Не видно ни облачка в небе, солнце светит, а сбоку откуда-то пронесся косой дождь. Мокрый рабочий без шапки вылез из шурфа и, отряхиваясь, раскрыл ладонь. Там влажно блестела находка — горсть кристалликов аметиста, крупных, словно капли розового дождя, только что упавшего на нас неведомо откуда.

Но геолог видит связь камня с пейзажем иначе, чем художник. В своих «Воспоминаниях о камне» покойный академик А. Е. Ферсман рассказал, как он понял впервые геологическую карту по аналогии с туркменским ковром. Перед ним ожил ее внутренний «рисунок» — история становления Земли; он увидел:

«…расплавленный океан еще раскаленного земного шара; на нем отдельные острова более светлых гранитных пород, первая твердая кора земли; страшные бури и катастрофы потрясают эти первые щиты, сгибая, обламывая их, заливая потоками расплавленной лавы, разрушая яркими солнечными лучами, заливая первые пустыни первым дождем первых туч. А под ними еще кипят расплавленные магмы, те, что застыли потом в глубинах океана в черные скопления базальта…»[12]

И дальше Ферсман рисует последовательное складывание земной тектоники, образование осадочных пород и пород вулканических, магматогенных. Для каждого участка нашей планеты эта тектоника своеобразна, и каждое своеобразие предопределяет ту или иную группу ископаемых, могущих тут оказаться, и то или иное возможное их залегание в земле: пластами, жилами, гнездами. Видеть этот рисунок «ковра земли» внутрь, в его пространственную, шеститысячекилометровую глубину, — значит хорошо представить себе «геологические предпосылки» данной страны и ее металлогению, то есть происхождение ее рудных богатств. Наша необъятная родина еще мало изучена с этой металлогенической точки зрения. Маленькая республика Армения, в прошлом исследованная классиками геологии и географии, а за четверть века советского строительства — целой школой советских геологов, тоже еще не может похвастаться полной изученностью: с каждым годом открываются в ней все новые и новые богатства. Только в 1945 году советские геологи смогли обобщить найденные ими закономерности в первую металлогеническую схему Армении, по которой страна поделена на шесть тектонических зон…

Что же имеется и чего нет в Армении?

Прежде всего, как уже говорилось выше, в этой вулканической стране просто несметны богатства строительного камня. Использование этих богатств увеличивается с каждым годом не только потому, что растет добыча камня, но и потому еще, что сами отходы от производств, связанных с глиной, кальцитом, известью, пемзой и т. д., дают в свою очередь ценнейшее сырье для новых строительных материалов.

Большое промышленное значение для всего нашего Союза имеют армянская медь и молибден. Подобно тому как на Урале в отдаленные времена варили в ямах, заменявших самую примитивную печь, железо из богатых уральских руд, так и древнейшие народы Армении с незапамятных времен умели использовать медную руду. Первобытный человек, живший в Армении, пользовался чистою медью, позднее он научился приплавлять к меди олово и получать бронзу. Так — очень рано — начался в Армении бронзовый век. Предметы из чистой меди найдены были при раскопках в Алавердском и Ленинаканском районах, бронзовые орудия — на Севане, в Зангезуре, в Араратской и Ширакской долинах.

Интересное открытие удалось сделать археологам: они нашли в Ленинакане и под Ереваном (при раскопках в Кармир-Блуре) каменные формочки для отливки бронзовых предметов — секир, плоских топориков, различных украшений. В Ленинакане была обнаружена даже целая первобытная «литейня» — каменная мастерская с формочками для литья. В Ереванском государственном историческом музее можно увидеть предметы конца третьего тысячелетия до пашей эры, то есть начала бронзового века (раскопки музея в 1936–1937 годах у села Шеигавит), а также второго и первого тысячелетия до нашей эры (раскопки в Шенгавите, Ленинакане и Кармир-Блуре).

Медь так давно выплавлялась в Армении, ее так выкачивали концессионеры в XIX веке, что одно время казалось — залежи ее уже исчерпаны, тем более что богатое Алавердское месторождение как будто подходило к концу. Но вот в последние годы одно за другим открываются новые богатейшие источники медных руд.

Есть в Армении небольшое количество различных ценных ископаемых. Водится, например, золото, — и россыпное по речкам, и связанное в медных рудах с серебром, с цинком; есть немного свинца, кадмия, кобальта, извлекаемых при переработке медных концентратов в Кафане. Такие элементы, как висмут, сурьма, ртуть, попадаются в столь ничтожных количествах, что и говорить о них не приходится. Немногим больше их таллия, мышьяка и серы. До сих пор в Армении не найдено бокситов; мало марганца, мало угля, а там, где он есть, он плох, то есть очень еще молод.

Я пишу, что в Армении нет бокситов. Но те, кто видел в Араратской долине корпуса большого алюминиевого завода, могут спросить с удивлением: а как же сырье, если нет бокситов? Дело в том, что вместо бокситов в Армении есть для алюминия другое сырье: алунит и нефелин.

Для другого легкого металла, магния, очень важного в промышленности, тоже есть здесь богатейшее сырье — доломиты, открытые лишь за год до Отечественной войны неподалеку от Еревана. Нужно еще упомянуть о базальте, алавердском барите, больших залежах хромита. Все это — нужнейшее промышленное сырье. На витринах Геологического музея Армении, начало которому положили коллекции О. Т. Карапетяна, весь этот мир ценных рудных ископаемых расположен в его металлогенической логике, с указанием его промышленного значения. Многое впервые начато производством именно тут, в Советской Армении, как, например, плавка базальта; другое успешно привилось здесь и стало мощным, как производство карбидо-кальция из давалинского травертина; третье, оригинальное по производству, огромно по своей роли в хозяйстве, как, например, извлечение из азота воздуха ценнейшего удобрения — цианамидкальция, необходимого для почвы Армении. Кироваканский химический комбинат уже успешно вырабатывает этот продукт, а колхозы вносят его под зябь. «Камень» (точнее — порошок), извлеченный из воздуха энергией речной воды, пошел на питание земли, чтобы помочь ей родить хлеб!