После Миттерана ничего практически не изменится

После Миттерана ничего практически не изменится

Мы стояли в праздничном зале Елисейского дворца Наполеона, когда старик вручал ордена Почетного легиона. С позолоченного потолка, расписанного путти и русалками, свисали люстры размером с небольшие автомобили. Награждаемый делал шаг вперед: ученый, посвятивший всю свою жизнь изучению диакритического знака; Сильви Гиллем, балерина; дородный старик, который когда-то бежал из нацистского плена. Каждого президент республики благодарил, произнося безукоризненно написанную речь, и каждый целовал Франсуа Миттерана в обе щеки, где-то в области уха, со смесью преданности и эгалитаризма, характерной для французского президентства.

Церемония задумывалась трогательной, и она была таковой для небольшой аудитории, состоящей из семьи, лояльных к Миттерану политиков и странного навязчивого журналиста из Лондона. Глядя на восковую кожу и полысевшую от химиотерапии голову, все мы понимали, что эта встреча может быть последней. Самое позднее к маю Миттеран должен оставить дворец. Заканчиваются два срока по семь лет его президентства.

Интересно, а какой панегирик заслужил сам Миттеран. Несомненно, он хочет остаться в истории как один из основателей единой Европы. Но наследие Миттерана под угрозой. Он даже не назвал своего преемника. Созданная им Социалистическая партия развалилась. На его руках кровь Мишеля Рокара, его бывшего премьер-министра, а Делор вышел из игры. До президентских выборов осталось четыре месяца, а французские политики уже почти в маниакальном состоянии. Способных молодых людей мучают сомнения, на какую лошадку из правого крыла ставить.

Будет ли это Жак Ширак, напористый и напомаженный, лидер голлистов? Или Эдуар Балладюр, щеголяющий в гольфах лилового цвета в стиле Дживса, которого Ширак по ошибке назначил премьер-министром? Все ставят на Балладюра, хотя у Ширака в руках административный ресурс партии. Кто бы ни выиграл, что-то меняется с уходом Миттерана. В Елисейском дворце царит печаль. Европа, говорят они, пойдет ко дну без его макиавеллиевских талантов. «Это вопрос размаха, – сказал советник, – разницы между статическим и динамическим видением».

Лондон приветствовал неизбежный триумф голлистов. Если верить МИДу, мы будем свидетелями возврата голлизма, который ставит суверенитет государства на первое место и противостоит Брюсселю. Если это верно и мы увидим забвение всех усилий Миттерана по строительству франко-центристкого европравления, то это будет явление исключительной важности для Британии и Европы. Однако такое предположение пока преждевременно.

Приведем по возможности весомые доводы, почему на Даунинг-стрит могут радоваться, если президентом Франции станет голлист. Согласен, падение Берлинской стены привело к фундаментальному сдвигу баланса сил в Европе. Прежнее равновесие между Францией и Германией исчезло. Британию, столь долго презираемую и отвергаемую, тоже прижмут к галльской груди. «Это простой здравый смысл, что Франция, Британия и Германия должны быть направляющими странами в ЕС», – сказал мне Морис Кув де Мурвиль. Да, тот самый Кув де Мурвиль, который, будучи премьер-министром, блокировал вступление Британии в ЕС в 1963 году.

Францию и Британию сблизили события в Боснии. Убедительнее 100 франкофильских речей Дугласа Хёрда оказался сюжет на французском ТВ о генерале сэре Майкле Роузе, который командовал французскими войсками, и притом на французском языке. Французские политики наконец последовали примеру Британии в том, что стали замечать голоса, критикующие Брюссель. Г-н Паска, корсиканец, который питает надежды стать премьер-министром при президенте Балладюре, более или менее забраковал шенгенский план по отмене пограничного контроля, который когда-то привел Британию в смятение.

Во всяком случае французское мнение о Европарламенте более едкое, чем мнение Британии. Оживление в Лондоне относительно грядущего правления голлистов еще больше усилится в силу того, что это означает продолжение приватизации в духе Тэтчер компаний Radio Monte Carlo и, кто знает, может, даже Air France, а также критику огромных вливаний работодателей в государство всеобщего благоденствия.

Хотя между сменой интонации голлистов и политическим потрясением есть разница. Не надо, во-первых, преувеличивать желание французских правых последовать экономическому примеру Британии. Во Франции, где рост экономики готов обогнать рост экономики в Британии и где на прошлой неделе Банк Франции объявил, что критерии для валютного союза будут достигнуты к 1996 году, отношение к британской экономике остается раздражающе сочувственным. Лучшим выходом, как предполагают правые тори, будет победа Ширака. Но в некоторых отношениях он левее Миттерана. Его голлистская концепция нации означает Францию, более яростно защищающую своих фермеров; более склонную попрать конкурентное право ЕС; еще больше защищающую интересы своих рабочих.

Конечно, сейчас федерализм такое же ругательное слово во французском политическом лексиконе, как и в Британии. Представители г-на Балладюра говорят, что они хотят наказать Брюссельскую комиссию, которая привела французский истеблишмент в ужас тем, что использовала свою прерогативу вести переговоры по вопросам более свободных мировых рынков. И все же решение голлистов на миллион миль дальше от того, что приемлемо для Лондона. Я слышал, что группа сенаторов-голлистов строит собственные планы для межправительственной конференции 1996 года. Они хотят ограничить права комиссии созданием постоянного комитета министров в Брюсселе и второй палаты Европарламента: другими словами, двух более централизованных институтов ЕС.

Будет ли следующим президентом Ширак или Балладюр, французы останутся преданными идее европейской pouvoir politique (политической власти), сказал один политолог. А один политик, фанатично выступающий против единой валюты, предупредил: «Я бы сказал г-ну Мейджору, не думайте, что французы собираются отказаться от своих стратегических целей». Возможно, решению Делора не участвовать в выборах придали слишком большое значение. В действительности разница была бы небольшой. Когда Делор занимал пост министра финансов в Париже, едва ли он был его величеством Европой. Он восстановил валютный обмен и девальвировал франк в четыре раза против немецкой марки. Закон «О единой Европе» подписал Жак Ширак, а на прошлой неделе он написал ошеломительную статью в Le Monde, восхваляющую франко-германскую ось.

Миттеран сейчас – торопливый старик, отчаянно пытающийся спрогнозировать будущее, которого не видит. Если спросить, потеряла ли европейская программа Франции свою псевдорелигиозную безотлагательность с его уходом, ответ будет «да». Но если британские политики полагают, что французы отказались от своей политики, что европейские институты, базирующиеся в Брюсселе, предлагают лучшие способы защиты французского языка и культуры, распространения французского влияния и контролирования немцев, то они глубоко заблуждаются.

19 декабря 1994 г., The Daily Telegraph

Триумф Делора, Коля и Миттерана.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.