Иллюзия свободы выбора

Иллюзия свободы выбора

Если предположить, что женщина до того эмансипировалась, что стала как бы мужчиной, то разумно начать с того, как хорошо она может играть мужскую роль в процессе выбора партнёра. В конце концов, разве не свободу выбора сулила ей эмансипация?

Кто кого выбирает

Способ выбора партнёра, как и характер любви, до эмансипации был разный для мужчин и для женщин. Претерпел ли он изменения?

Как раньше, так и сейчас, женщина старается выглядеть как можно красивее, чтобы привлечь «самых лучших» мужчин, а мужчины, как раньше, так и сейчас, выбирают «самых красивых» женщин, основываясь только на своём вкусе. При этом мужской выбор достаточно прост, по сравнению с выбором женщины, которая может согласиться создать союз или отвергнуть претендента, ожидая следующего предложения. Эта последовательность создаёт иллюзию, что решает женщина. Она остаётся пассивна, предоставляя инициативной стороне возможность показать всё, на что та способна в дополнение к внешней мужской «красоте», а сама всесторонне оценивает партнёра — ведь она по-прежнему несёт большую нагрузку. Но поскольку женщина пассивна, основная роль в выборе, как и раньше, принадлежит мужчинам. Даже если женщина отказывается, у мужчины практически всегда остаётся шанс её переубедить. У самой же женщины нет реальных механизмов заполучить нужного мужчину. Иллюзия освобождения была в том, что роль женщины можно изменить, что можно дать женщине такое же право выбора, как у мужчины. Например, можно дать женщине доступ во все слои общества, можно позволить женщине кокетничать и приставать, не опасаясь моральных издержек, можно поставить её на равные материальные позиции, можно даже позволить ей отдаться мужчине и потом выкрутить ему руки, тайком родив ребёнка. Эта иллюзия так и осталась иллюзией, породив, однако, полную сумятицу и в головах, и в обществе, начиная с несчастных женщин и кончая несчастными детьми. Активная женщина скорее отталкивает мужчину, чем привлекает.

Что это, как не дискриминация женщины? Разве мужчины тут не противодействуют реализации законных женских прав? Разумеется. Но если женщина всё же реализует своё гражданское право на выбор мужчины, то как и всё с эмансипацией, как и всё остальное в нынешнем аморально-правовом балагане, это даст маразматический результат.

Если прямой, традиционный порядок выбора партнёров ориентирован на создание прочной семейной пары, то обратный порядок — выбор женщиной — на полигамию, разврат и гарем. Для примера можно взглянуть на стаи поклонниц, вьющихся возле своего кумира. В таких стаях мужчина демонстрирует женское поведение, а женщина — мужское. Кумир завоёвывает широкую известность, демонстрируя себя большому количеству женщин, заинтересованная часть которых слетается на его «зов», предлагая свои «услуги». Здесь просматривается полная аналогия с красивой женщиной, которая демонстрирует себя и собирает поклонников, чтобы сделать выбор. Но в случае инверсии, кумир делает выбор, часто множественный, не ведущий ни к какой долговременной связи. В полном соответствии с ситуацией гарема, он не собирается заниматься воспитанием потомства. И даже если государство возьмёт потом на себя заботу о потомстве, едва ли такое воспитание можно будет считать полноценным. Такой добровольный гарем — всё, что может предложить эмансипация женщине в плане свободы выбора. Ну не любят мужчины, когда за них выбирают! И не полюбят, сколько ни поднимай ценность женщины. И если уж почти невинная, всего лишь немного ретроградная проституция вызывает такие эмоции, что можно сказать о ещё более глубоком откате назад, в самый что ни на есть каменный век?

Выбор женщины мужчиной — лишь следствие всемирно-исторического принципа приобретения её в собственность. Своего рода биологическое наследие. И до тех пор, пока любовь будет основана на том, на чём она основана, женщина будет оценивать и выбирать из того, что ей предлагается, а не из того, что ей хочется. Свободу выбора ей предоставляет государство. Это лёгкий и приятный выбор — карьеры, профессии, творческой деятельности. С мужчиной всё остаётся сложно, хотя и интересно. Здесь свобода женщины по прежнему ограничена. Здесь выбор лежит в традиционной плоскости — что ответить, «да» или «нет».

Игра в слова

И в самом процессе рассмотрения кандидатов, свободы у женщины с эмансипацией не прибавилось. Она в любом случае продолжает оставаться связана основным инстинктом, даже если ей не нужны длительные отношения.

Представим эмансипированную женщину в баре. Независимую, свободную и пришедшую, чтобы выбрать себе мужчину для короткого знакомства. Скажем, на ночь. С одной стороны, она сама выбирает. С другой, ей ни к чему торговаться, у неё всё есть — от мужчины ей ничего материального не надо. Будет она вести себя иначе, чем повела бы себя на её месте неэмансипированная женщина? Та, которая скромная, застенчивая и зависимая от мужчины?

Вот сидит она и ждёт, кто на неё клюнет. Почему-то сама не выбирает, сама не подходит. Мало того, представим к ней подошёл наконец божественной внешности кандидат, с которым она бы, не задумываясь, улетела на край света. Но как бы он ей ни понравился и как бы страстно она ни желала в данный момент с ним улететь, если он ей прямо скажет об этом (о переспать, разумеется, а не улететь), он будет вежливо послан на три буквы. Почему? А как же свобода, независимость, самообеспеченность? Оказывается, эмансипация тут ничего не меняет. Как бы ни была самоценна женщина, она не может идти против закона повышения стоимости. И закон этот в данном случае запрещает женщине прямо говорить о сексе.

Казалось бы, при чём тут закон? Что может быть проще, чем прямые и честные переговоры? Ведь в этом случае обе стороны всё знают и понимают?

А в том, что это унижает женщину. Даже если она не собирается с кандидата что-то получить, кроме выпивки, ей всё равно надо для самочувствия знать, что она не просто сексуальный объект, но женщина, которую добиваются. Женщина, которая чего-то стоит, женщина, ценность которой незыблема.

Можно возразить, что главной целью тут является сама предварительная игра, которая приносит женщине сексуальное удовольствие. Чувствовать свою власть и наслаждаться ею иногда не менее приятно, чем физическая близость. Но в нашем случае — это вторично, потому что цель у посетительницы была вполне ясна ей самой.

Поведение женщины нового времени в баре показывает нам пример переговоров между мужчиной и женщиной. Переговоров, ведущихся намёками и иносказаниями, которые уже сами по себе есть признак осознания сторонами ценности предмета переговоров, и цель которых — сбалансировать её, даже если это по сути абсолютно не требуется. Каждое прямое упоминание или слишком явное подразумевание фактов продажи и цены означает понижение этой цены. И следовательно, означает унижение женщины. Торговля должна идти вне языка, в области скрытых смыслов, которые все понимают, но не смеют выразить вслух, дабы сохранить нетронутой священную женскую ценность. Тут мы натыкаемся на тот же феномен, что и раньше, когда столкнулись с государственным регулированием личных отношений. Не то что праву с его сухим канцелярским слогом и суровыми казёнными последствиями, но даже самому человеческому языку оказывается неподвластна эта сфера!

И отсюда вытекают все культурные запреты на низкие и низменные слова по отношению к женщине, которыми мы тут так нахально пользуемся и которые наверняка не единожды покоробили слух щепетильного читателя. В приличном обществе моветоном являются любые ассоциации женщины с сексуальным объектом, «мужской игрушкой» и т. п. чепухой. Не приняты в приличном обществе и любые сексуальные выражения, пошлые выражения и нехорошие выражения, содержащие намёки на некий обмен «ты — мне, я — тебе» в личных отношениях. Священным стало табу на комбинацию слов «собственность», «на» и «женщина», пронизывающую всю эмансипированную культуру, как унижающие женщину, её человеческое достоинство. Пусть сама эмансипированная женщина социально не отличается от мужчины и более того — настолько ценна, что давно не нуждается в повышении своей ценности. Пусть сам язык то и дело намекает на сокрытую в его недрах истину — как, например, множество тонких, но всем хорошо понятных значений содержащихся во вполне невинных словах «иметь» и «дать». Пусть.

Подтверждение закона стоимости неожиданно находит своё место даже в социальной науке, если так можно назвать нынешнюю политкорректную её версию, как огня боящуюся словосочетаний «цена/стоимость женщины/женского тела», и предпочитающую эвфемизмы типа «стоимость секса», «незаменимость самки», даже «инвестиции в женщину», словно она коммерческий банк. Той самой наукой, которая по уму-то давно должна была разобраться с этой эмансипацией. Вероятно, политкорректность восстаёт внутри учёных, словно всё их второе существо. Вероятно, по мнению учёных, экономические рыночные слова не только ненаучны, но и грубы, вульгарны, унизительны. И с этим последним нельзя не согласиться — когда речь идёт о предпродажных переговорах. Но когда речь идёт о науке, играть в сексуальные игры по меньшей мере странно. Это так же уместно, как рожать в одежде. Может, есть смысл такую гендерную «науку» поставить в кавычки? Вместе со всей её восставшей политкорректностью, а точнее, социальной версией закона стоимости? А поскольку социальные науки сейчас стали почти исключительно женской вотчиной, естественно задуматься, а кому, кроме самих женщин, нужна такая «наука»? К счастью, эта книжка к науке никаким боком не относится, и можно говорить правду сколько душе угодно.

Впрочем, поход за правдой далеко увёл нас за рамки темы.

Ритуал ухаживания

Эмансипация предоставила женщине возможность побыть мужчиной и там, где ей этого вовсе не хотелось. Стереотип «равенства» грубо влез в тонкий творческий процесс ухаживания, где эмансипированная женщина, заинтересованная в длительных отношениях, старается не спугнуть перспективного «партнёра» слишком явным пребыванием в своей нормальной женской роли.

Если в механизме выбора эмансипация оказалась бессильна что-то изменить, то в ухаживании её присутствие очень заметно. Обычная тактика ухаживания есть игра на повышение стоимости. Женщина анализирует кандидата, оттягивая время, разогревая его желание и периодически прощупывая его готовность. Если он слишком настойчив, его следует охладить, если холоден — разогреть, если нахален — обидеться. Впрочем, если безразличен, обидеться тоже. В переводе на язык ценности, это её повышение до теоретической бесконечности. То есть не будь кандидат настойчив или, наоборот, не заинтересован, женщина, вероятно, никогда ему не уступит.

Однако в наше время такая тактика работает редко. Нынешний мужчина просто не в состоянии платить столь высокую цену. Кроме того он в большей степени, чем раньше, ждёт от женщины сигналов, потому что знает, что имеет дело с самообеспеченной, самодостаточной женщиной, которая в нём не особо нуждается. Да и сама эмансипированная женщина должна держать марку и подчёркивать свою свободу.

Уже при предварительном знакомстве она не должна давать повод попадать в зависимость. Таким образом ей потом легче расстаться с «эмансипированным» мужчиной. Будь она нормальной, она бы не мучилась по этому поводу. Но для независимой и «равной» это как-то неудобно. Точно так же и далее ей приходится вносить «равный вклад» — оплачивать свою половину культурных и пищеварительных походов и продолжать изображать всяческую самодостаточность. При этом она искренне убеждена, что таким образом лишает мужчину права что-то там требовать от неё, позволяет себе не испытывать мучительного ощущения своей «обязанности» перед ним и т. п. ересь, фактически отказывая себе в праве быть женщиной и вертеть мужчиной так, как ей положено природой.

Эти дополнительные расчёты и размышления усложняют и без того запутанный процесс, который по своей сути не изменился и не мог измениться — женщина вовсе не собирается ухаживать за мужчиной и добиваться его благосклонности. Однако оплачивая свою долю и держа таким образом дистанцию, женщина теперь выступает не только в роли «раздумывающей», но и в роли «отказывающей», тратя впустую энергию и деньги. В результате становится непонятно — что это за отношения складываются? То ли дружба, то ли деловое знакомство, то ли ещё что. Поочерёдно приглашая друг друга на «свидания», обмениваясь «подарками», стороны играют теперь куда более двусмысленные роли. Поддерживая своими финансовыми «вкладами» в ухаживание никому не нужную дистанцию, женщине потом приходится уступать больше чем прежде, самой же преодолевая её, ещё сильнее при этом походя на квазимужчину, который, если он нормально мыслит, давно уже воспринимает такие «вклады» насторожённо и холодно, предоставляя женщине инициативу самой распутать свой клубок интересов. И если раньше женщина могла «размышлять» до последней черты, то теперь момент её решения становится очевидным до отвратительности. Если она начинает воспринимать оплату мужчиной её расходов как приемлемую для неё, вся интрига пропадает. Женщина, загнанная в угол своей независимостью и эмансипацией, в этот момент становится похожа на проститутку, принимающую оплату вперёд. И если она вдруг возвращается к роли «сомневающейся», вновь посылая неверные сигналы и запутывая мужчину, всё её предыдущее поведение начинает выглядеть нелепо и некрасиво.

У мужчин поведение эмансипированных женщин, стремящихся подчеркнуть свою независимость, лишь вызывает ответное стремление к отношениям «партнёрства», не налагающим никаких обязанностей. Пока женщины не окажут мужчинам доверия своей зависимостью от него, об ответственности можно не мечтать. Но и играть в квазинезависимость современная женщина уже не может. В нынешнем просвещённом эмансипацией мире это уже слишком явно походит на «купи-продай». И чем больше ей приходится изображать равенство, тем сильнее желание последующей расплаты и компенсации. Чем ближе дело подходит к телу, тем дальше посылаются все эти новомодные штучки, заменяясь традиционной оплатой «романтического» ужина, дорогого отеля или ещё чего-нибудь посущественней, отчего все предыдущие игры в «дистанцию» и «равные вклады», начинают выглядеть как этап холодного расчёта и оценки финансовой состоятельности мужчины, характерные для прожжённых хищниц. Как оно в принципе и оказывается при таком раскладе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.