3.1. Взаимная любовь Заля и Рудабе
Мы подошли в большому разделу Шахнаме, охватывающему около 84 страниц в издании [876:2в], стр. 174–258. Это — «Сказ о Зале и Рудабе» и «Сказ о рождении Ростема». Перед нами — один из центральных сюжетов первого тома поэмы, как по объему, так и по насыщенности событиями. Именно здесь на страницах Эпоса впервые появляется образ знаменитого иранского героя Ростема (Рустама). Забегая вперед, скажем сразу, что образ этот многослойный. Но первый и самый яркий слой — это, как мы вскоре увидим, сведения об Андронике-Христе. Именно этим объясняется то большое значение, которое приобрел образ Ростема в иранской мифологии, истории, поэзии. Впрочем, современные почитатели героя Ростема, скорее всего, уже забыли о подлинном христианском происхождении этого образа.
Итак, что же сообщает Фирдоуси? Царь Заль захотел объехать от края до края отцовский удел. Взял с собой испытанных витязей и отправился в путь. Заль захотел посетить Индию, Кабул, Денбер, Мерг и Май. Прибыв в Кабул, он встречается с кабульским царем Мехрабом, который, опасаясь доблести Заля, встречает его подчеркнуто вежливо. Устраивается пир. Заль проникается симпатией к Мехрабу. И тут один из придворных Мехраба сообщает Залю: «Такую растит он красавицу-дочь, с которой и солнцу тягаться невмочь» [876:2в], с. 174–176.
Далее следует подробное и красочное описание дочери Мехраба по имени Рудабе. Кстати, РУДАБЕ означает, попросту, «рослая», «стройная» [876:2в], с. 625. Так что это снова — прозвище, а не имя в современном смысле. Фирдоуси перечисляет достоинства Рудабе. «Услышав о деве прекрасной такой, Заль разум утратил, утратил покой. Ведь если прекрасен отец, как весна, — какая же дочь от него рождена?» [876:2в], с. 176.
В то же время, Заль отказывается посетить дом царя Мехраба, поскольку считает его язычником: «Дотоле Мехраб не был знатными чтим, рожденным от дива, считался чужим; другой был он веры, другим шел путем» [876:2в], с. 178. Тем самым, некоторый отблеск «язычества» падает и на Рудабе, дочь Мехраба. То есть она рассматривается как «не совсем своя». То есть, прекрасная девушка, но с неким «изъяном», поскольку рождена от «не совсем правильного» отца. Тем не менее, заочная любовь Заля к Рудабе растет, хотя он еще ее не видел.
В это время царь Мехраб рассказывает своей жене и дочери о красоте и достоинствах посетившего их Заля-Дестана. Рассказ подробен и красочен. В то же время отмечается изъян Заля: «Кудрей белизна — вот единый порок, другого никто отыскать бы не мог. Ему эти белые кудри к лицу, они лишь сильнее влекут к удальцу» [876:2в], с. 180.
Выслушав рассказ отца, Рудабе загорается любовью к Залю, несмотря на то, что ни разу его еще не видела. «Любовь я узнала, я страстью полна, тоскою по Залю охвачена; мне покоя она не дает и во сне. Мне сердце и разум зажег он огнем, со мной его образ и ночью и днем» [876:2в], с. 180.
Прервемся на миг и осмыслим сказанное. Выше мы уже поняли, что именем «Заль» иранский Эпос называет Бога-Сына, то есть Христа, которого некоторые авторы путали с седовласым Богом-Отцом. Отсюда и белизна-седина волос молодого Заля. В то же время мы уже неоднократно сталкивались с тем, что различные авторы путались, и иногда отождествляли Бога-Отца с Богом-Сыном и Духом Святым, поскольку все трое составляют христианскую Троицу. В средние века было много дискуссий о том, как понимать единство Троицы и в то же время ее разделение на три божества.
Поэтому не исключено, что в данном повествовании прозвищем «Заль» иранские авторы назвали Духа Святого или Бога-Сына. Но в таком случае возникает естественная мысль, что красавица Рудабе, влюбившаяся в Заля, является отражением Девы Марии, которую охватила любовь к Духу Святому. А встречное влечение Заля к Рудабе — это стремление Духа Святого к Марии Богородице. Если это так, то, кстати, становится понятным и имя РУДАБЕ. Оно могло произойти от славянского РОД + БОГ, то есть РОДИЛА БОГА, то есть, попросту, БОГОРОДИЦА.
Подчеркнем, что взаимное влечение Заля и Рудабе вспыхнуло еще тогда, когда они не видели друга друга. Может быть, в такой преломленной форме отразился христианский догмат о том, что Дух Святой бесплотен, то есть как бы невидим.