Страх

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Страх

В нашем государстве насилие играет колоссальную, не всегда уловимую роль. Отстаивая на него монополию, власть странно уживается со многими видами негосударственного — рассеянного насилия в своем кругу. В теле государственности вечно есть причины для страха, и именно они почему-то дороги власти. Но зачем ей, монополисту, младший партнер в таком важном деле, как страх, боль и смерть? Это реликт или это политика? Шрамы прошлого или современный артефакт с видом на будущее? Это политический рынок, на котором Государственность продает сама себя.

ЛАНДШАФТ насилия — паралич воли

Человек в России погружен в среду рассеянного, якобы частного, насилия, где все ждут атаки. Власть дружески намекает ему: я-то тебя защищаю, но погляди — вокруг одни отморозки! Кто знает… Что в этом важно? Что неопознанность страхов превратила насилие из эксцесса в ландшафт.

Властям и гражданам хорошо известно, что в отделениях полиции пытают. Описаны и орудия пытки, часто более изощренные, чем в сталинском НКВД. При том, что пытки чаще всего бесцельны (рядовой мент зверствует лишь ради отчетности), власть никогда не предпринимала резких усилий к их отмене. Страх подвергнуться истязанию составляет, видимо, важный, хотя и фоновый фактор ее капитала. Не пользуясь авторитетом, власть использует как его заменитель диффузный страх, испаряемый основой системы.

Власть скрытно сожительствует с частным насилием — оно ценно тем, что мультиплицирует страхи. Добывая из памяти и активизируя опыт прошлых насилий, страх подкармливает неуверенность — от которой страхует власть.

Гражданин всегда в обороне — зато власть в авангарде. Хотя истинно важные вещи не спрятаны и не сокрыты, фокус внимания перенацелен в прошлое, где все уже позади, а ты все равно должен бояться. Во всякий момент нашей новой истории мы найдем страх, готовый к употреблению. Гражданам положено бояться то «красно-коричневых», то «олигархов», то, еще комичнее, — миллиардера Прохорова. Факты объявляют угрозами, когда их уже нельзя изменить. Например, угроза «голода и гражданской войны» — эффективный жупел реформаторов 1991 года — артефакт еще сталинской пропаганды, широко ею использованный в 1930-х годах.

В крайнем случае станицы Кущевской это легко разглядеть. Полезные для работы рынка сделки здесь форсируются бандитскими методами — но без противостояния с государством. Региональные кланы-насильники не оспаривают монополии центра на власть. Напротив, оснащая ее добавочным насилием, кланы кущевского типа форсируют рынок, выступая институтами развития на местах. Но где государство на этой картинке?

АБСОЛЮТНАЯ сила — власть через рынок

Рынок опасен для его участников. От неопределенности здесь не уйти, но можно застраховаться — на рынке же, известными инструментами. Но использование рынка российской властью — это ботокс неучтенного страха, впрыснутый внутрь нормального риска.

Власть рынка открыла слабому государству шанс обновить власть над человеком — подорванную перестройкой и прямо запрещенную Конституцией РФ. Рынок — среда абсолютная. Правда, он абсолютизирует лишь власть законных сделок свободных агентов рынка.

Но что если выпустить на рынок две группы агентов, практикующих насилие, — «незаконных» частных и «законных» правоохранителей? Вторые станут «бороться» с первыми, получая «право» вторжения в любые сделки.

Силы рынка превратятся в ловушки для частного лица. А слабая власть, столкнув следователей, нотариусов и бандитов, станет всеохватна, подобно рынку. Эта всеохватность власти, лишая всех, кто ею охвачен, надежды на беспристрастность, не является ни правовой средой, ни идеократией советского типа. Это — пространство вольной охоты.

Государство превращается в ловчий ландшафт, ландшафт зла с глазками. Закон не предопределяет пределов отводимого тебе насилия, и рэкетир вдруг превращается в бизнес-ангела. Тогда государство разводит руками — сам виноват! «Убийство связывают с коммерческой деятельностью покойного»…

Государство продается на РЫНКЕ СТРАХОВ

Все, чем занято трудовое население — бизнес, работа, рыночная активность, изображают как полууголовное дело в СМИ, вещающих на это же население. Возникает вопрос: кому выгодна неестественная атмосфера вины?

Выгодно продавать страх. Но не тем, у кого есть деньги купить защиту, а миллионам, которые не могут ее купить. В едином пакете со страхом продается Государственность, которую иначе не купили бы из-за бесполезности ее услуг. На суверенном рынке «Государственность» сбывают как акцизный товар массового потребления. Рынок обслуживает власть, а та вмешивается в него, создавая угрозы.

Рядом с рынком в России находится власть-диджей, ритмично поигрывающий его опасностями. Рыночные угрозы он микширует с нерыночными и использует этот скрэтч то ради модернизации, то против тебя лично.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.