Страх-2 (и это все о нем!)
Страх-2 (и это все о нем!)
Могутин долгое время был ревностным защитником лимоновского имиджа, в известной степени им же, Славой, сформированного, последовательно и с известной долей публицистической свирепости отстаивая свою точку зрения на объект опеки. Вдогонку «псовой» отмазки был опубликован «Страх — 2», который я тогда счел нужным слегка купировать, но в этой книге воспроизведу полностью:
«В одной из последних своих статей об экс-шефе Всероссийского бюро расследований (ВБР) теневого кабинета министров В. В. Жириновского Эдуарде Вениаминовиче Лимонове, „Страх. И кое-что еще“ („НВ“, № 19 (70), № 112 за 1993 год), я задавался уже вопросом: „Почему демократы не любят Лимонова?“. И сам же на него отвечал: не любят, потому что боятся, боятся, потому что считают его фашистом, экстремистом, „человеком с ружьем“, скорым на расправу.
Теперь тот же самый вопрос я переиначу в „Почему евреи не любят Лимонова?“. Смысл ничуть не изменился, да и ответ будет тем же: не любят, потому что боятся, боятся, потому что считают фашистом, экстремистом, антисемитом. Попробуем жеив этом случае отбросить в сторону физиологию, эмоции, присущую советской ментальности косность и всяческие предубеждения и поразмыслить логически, без соплей, слюней и прочих выделений.
По поводу определения „фашист“. На сегодняшний день это слово окончательно затерто и десакрализовано, сведено до уровня бытового лексикона. Не знаю, хорошо это или плохо, но сейчас в России фашистами именуют друг друга не только демократы патриотов и патриоты демократов, левые правых и правые виноватых, не только политики во время междоусобных перебранок, но и повздорившие супруги на кухне. Слово стало расхожим, потеряв свой первоначальный смысл. Я знаком с людьми, которые с гордостью именуют себя фашистами. Меня и самого неоднократно называли фашистом, вкладывая в это определение как положительный („голубоглазая бестия!“), так и отрицательный смысл („Да что вы с ним разговариваете! Он же бритоголовый!“). А вот Жириновский, при всей схожести карнавальных нарядов своих „соколов“ с наци, при всей нарочитой стилизации своих речей и лозунгов, страшно обижается, когда его называют фашистом (или делает вид, что обижается), подает в суд и даже выигрывает при этом процессы. То же самое — с Дм. Васильевым, В. Анпиловым и другими всем известными персонажами, сколь бы разнящимися они ни были. В сознании „демократической обчественности“ все они густо запачканы в неприятный, цвета „детской неожиданности“, окрас. Лимонов — один из них, быть может, самый красный и самый коричневый, решивший, что „лучше грешным быть, чем грешным слыть“. И он — единственный, кто, наплевав на тупые общественные стереотипы, перестал от этого открещиваться. Тем более что это все равно абсолютно бессмысленно в его случае. „Вот его истинное лицо!“ — заверещали праведные демократы, восторженно потирая ручки, но — обожглись, поумерили пыл. Случай Лимонова — особый. Потому что, как написал один псевдолитературный „деятель“, „собственно, Лимонову мы прощаем его фашизм, не верим, что он мракобес, — за прекрасную повесть о любви“».
Вот это да! Ничего себе: ОНИ ПРОЩАЮТ ЕМУ ЕГО ФАШИЗМ?! ОНИ НЕ ВЕРЯТ, ЧТО ОН МРАКОБЕС?! И все это — за прекрасную повесть о любви? Если так, то времена круто меняются, и демократы уже не те, что прежде.
С фашизмом, кажется, разобрались. Экстремизм. Качество, характеризующее человека, который бросается из крайности в крайность и не в состоянии (или он этого просто не хочет, ему это противно) придерживаться добропорядочной «золотой середины». Но можно ли назвать Лимонова экстремистом? Да — если иметь в виду эстетический и политический экстремизм, который исповедовали Бакунин и Кропоткин, Константин Леонтьев и Юкио Мишима, Пьер Паоло Пазолини и Жан Жене — те, кого сам Лимонов избрал в число единомышленников (по любопытному стечению обстоятельств четверо последних персонажей этого яркого перечня были гомосексуалистами). Кажущийся экстремизм Лимонова ни в коем случае не удается свести к простому и довольно распространенному желанию «пописать против ветра» (как выразилась М. В. Розанова). И — уж если продолжать эксплуатацию этого термина — лимоновский экстремизм не имеет ничего общего с экстремизмом Жириновского, Васильева или Анпилова.
В общем, и тут Лимонов верен себе: «Хотите считать меня экстремистом, считайте», но уточняет при этом: «Мои эстетические взгляды и пристрастия не изменились за последние четверть века, лишь углубились и уточнились. Если же говорить о моих политических взглядах, то и они мало изменились, скажем, со времен написания „Эдички“ („прекрасной повести о любви“, за которую благородные еврейские демократы способны простить ему даже фашизм и „мракобесие“!). То есть консерватором (реакционером!) или традиционалистом я был всегда. Это общество московское (не хочу называть его российским) болеет, исповедуя на сегодняшний день радикализм, каковой во всем мире считается правым консерватизмом! Не нужно с больной головы на здоровую, а? Сегодня на фоне всеобщей демократической революционности, когда каждый экс-преподаватель марксизма стал фанатиком демократии, подобные взгляды консервативны. Но это они мечутся между полюсами, я стою тверд как скала. Я последователен!» («МН» — 1.11.1992).
И наконец, обвинения в антисемитизме, вытекающие из «фашизма» и подкрепленные «экстремизмом». Вот, оказывается, каков главный козырь еврейских демократов в борьбе против «лимоновского засилья»! Но не является ли и это плодом больного воображения, симптомом, дающим простор для психоанализа? Лимонов неоднократно подчеркивал, что никогда не был антисемитом. Впрочем, нет — был: когда ухаживал за Леночкой Щаповой, виновницей написания и героиней «Эдички», бывшей замужем за евреем. Антисемитизм был исчерпан, как только Леночка ушла к Эдичке. Достаточно ознакомиться с содержанием лимоновских книг, чтобы понять: его любовь к евреям никогда не знала границ. Вернее, к еврейкам. Тут — целая галерея портретов Эдичкиных возлюбленных, начиная с пышнотелой Анны Моисеевны Рубинштейн, бурный и продолжительный роман с которой подвиг его к написанию «Молодого негодяя», и заканчивая безымянными подругами, которым он спел настоящий гимн в «Дневнике неудачника»: «Ох, еврейские девочки, еврейские девочки. Энергичные и пышнотелые, мягко, по-восточному романтичные, они рано покидают родительский дом. Они отважно выходят в мир, вооруженные диафрагмами, противозачаточными таблетками и книжкой о диетическом питании. Восторженные, носатенькие, поблескивая коричневыми глазками, они первые во всяком движении, то ли это женское освобождение, или социализм, или терроризм. Они первые бегут покупать новую книгу поэта, и вы найдете их обмирающие глаза, если взглянете в зал во время выступления любой рок-группы или исполнения классической музыки. Они учатся балету и фотографии, они самостоятельны и упрямы. Часто действительно развратные и очень сексуальные, они умеют смирять себя ради долга и семьи. Среди них можно найти редкие и тонкие цветы необыкновенной красоты — такие становятся куртизанками и покровительствуют искусствам.
Сколько ни изводили еврейских девочек Освенцимами и прочими сильнодействующими средствами, а они все бегут по улицам городов мирового значения, все глядят на вас влажно из-под руки в автобусе, все дают вам — славянские и других народов юноши — свое тело».
Я, конечно, понимаю, что еврейскую любовь Лимонову это объяснение все равно не принесет, но хоть ненависти поубавит. Лимонов сам, видно, тоже смирился, понял, что насильно мил не будешь, поэтому и констатирует спокойно, без нервов, без комплексов: «Шел мимо я — красная сволочь — кудрявый, длинноволосый, с темной кожей и черными мыслями. Э. Лимонов — человек из России. И что удивительно — талантливый нееврей».
Талантливый нееврей! Каково?! Хотите верьте, хотите — нет, но и такие случаются. Но за прекрасную-то повесть о любви, конечно, можно простить и эту возмутительную наглость, правда ведь, дяденьки демократы?..
И вот мы без слюней, соплей и прочей физиологии, спокойненько разобрались с господином Лимоновым: и с фашизмом его, и с экстремизмом, и даже с юдофобией. Теперь он перед нами — как облупленный! И что теперь? А вот что: г-н Лимонов написал-таки статью, которую от него так долго ждали господа демократы. «Извращения национализма» называется («Новый Взгляд» — № 117/93). Несколько слов о персонажах этой статьи.
Бывший лимоновский соратник В. Пруссаков с усиками а ля-Гитлер издает в Москве газету «Русское воскресение», украшенную свастикой и православным крестом. В качестве примера приведу только заголовки первого попавшегося мне под руку номера (№ 8/16): «Рисуйте свастики!», «Меткое гитлеровское слово. (К вопросу о краснокоричневых и ЖИДко-голубых)», «Холокост — миф XX века», «Не ругайте Гитлера!», «Спасите христианскую Америку! Прекратите завоз жидов!», «Жидовский беспредел в Америке», «Выродки. Болезни вырождения у жидов», «Гнусный жидовский садист и его жертва», «Русский жид — главный развратник США», «Пархатые не россияне», «Патриоты всех стран, народов и рас, объединяйтесь против общего ВРАГА!». На первой полосе крупным шрифтом — эпиграф из Гитлера: «Ныне я уверен, что действую вполне в духе Творца Всемогущего. БОРЯСЬ ЗА УНИЧТОЖЕНИЕ ЖИДОВСТВА, Я БОРЮСЬ ЗА ДЕЛО БОЖИЕ». Обойдусь без комментариев.
Также в России в издательстве «Молодая гвардия» (1992 год, тираж — 50 000 экз.) вышла книга Пруссакова «Оккультный Рейх и его Мессия», куда вошли три его работы: «Адольф Гитлер (Штрихи к портрету)», «Оккультный Рейх» и «Форд и Гитлер».
В своем первом интервью в СССР Пруссаков вспомнил и о Лимонове: «Мой друг Эдуард Лимонов раньше хотел быть американцем. Теперь хочет стать французом. В США он со всеми перессорился, потому что пытался сохранить независимость. А там это очень сложно. От бывшего советского ждут, что он начнет ругать Родину. Но когда пытаешься объективно смотреть на обе страны, то превращаешься в подозрительную личность».
Насколько я знаю, за последние лет десять Пруссаков и Лимонов встречались только на страницах «Дня»…
В той же «Молодой гвардии» в прошлом году несколькими изданиями вышла книга и другого персонажа лимоновской статьи, Григория Климова, «Князь Мира Сего» (общий тираж — 100 000 экз.). Сам Климов гордо именует себя профессором сатановедения и, судя по текстам, производит впечатление человека не совсем нормального, а вернее сказать — совсем ненормального. Его перу принадлежат книги «Берлинский Кремль», «Крылья холопа», «Дело № 69», в которых разоблачаются сионские мудрецы, загадки и тайны психвойн, дурдомов, 3-й ЕВмиграции, 13-го Отдела КГБ и «Протоколов советских мудрецов», «комплекс латентной педерастии Ленина», импотенция Синявского-Терца-Пхенца, проповедь гитлеровских идей о расчленении России и переселении русских за Урал Солженицына, деятельность новой диссидентской партии ППП (Прогрессивная политическая порнография) и многое другое.
Но самой известной книгой Климова считается изданный в России «Князь Мира Сего», «программное произведение».
Нет смысла говорить, что вся бурная деятельность Г. П. Климова не имеет никакого отношения ни к литературе, ни к философии, ни к каким-либо другим искусствам и наукам. Без поддержки двух-трех русских профессоров-антисемитов, преподающих в никому не ведомых провинциальных университетах Америки и ведущих непримиримую войну против профессоров-евреев, отхапавших себе все лакомые престижные места, Климову вряд ли бы удалось издать свои шизофренические сочинения даже таким мизерным тиражом, каким они вышли за границей.
Почти на каждом творческом вечере Лимонова в Москве находятся «таинственные» прыщавые подростки, спрашивающие его о Климове. Тинейджеров эти климовские «страшные сказки», должно быть, занимают больше, чем Толкиен и Кастанеда.
Говоря о Жириновском, которого никому представлять не нужно, хочется вспомнить, как развивался их бурный, но непродолжительный роман с Лимоновым. Владимир Вольфович встретился с Эдуардом Вениаминовичем, когда инициативная группа студентов историко-архивного института выдвинула Жириновского на должность ректора (вместо Ю. Н. Афанасьева). В тот момент я еще числился студентом этого заведения и предвкушал страшный скандал в институтских стенах (это было полтора года назад). Мы с Лимоновым пришли на Никольскую, где в актовом зале главного здания МГИАИ должен был выступить В. В. Он и выступил в присущем ему юмористическом духе с известными лозунгами, которые мало с тех пор изменились. Лимонов тогда быстро освоился и вскоре уже бойко раздавал свои автографы на программе ЛДПР. Естественно, никаким ректором В. В. не стал, а студентам — инициаторам его выдвижения жестоко набили морды студенты-демократы.
Через некоторое время, 1 марта 1992 года, Жириновский сделал ответный жест, посетив творческий вечер Лимонова в ЦДЛ, где уже по-свойски расписывался на лимоновских книгах. Все это было очень символично.
Они были нужны друг другу. Жириновский Лимонову — для того, чтобы пролезть в большую политику (тот наивно полагал, что В. В. ему в этом поможет), а Лимонов Жириновскому — чтобы пролезть в вечность, поскольку ведь не такой уж дурак Вольфович, чтобы не понимать, что настоящий, серьезный политик из него никогда не выйдет, а вот за счет того, что Э. Л. на него облокотился, в лучах его писательской славы и в его тени можно и остаться в истории.
Понятно, кто кого бросил. Так же как в свое время Леночка бросила Эдичку, Эдичка бросил Вовочку. Но — нужно отдать Лимонову должное: он довольно долго терпел Жириновского и хранил ему верность, отказываясь признать в нем того, кем он на самом деле и является, — трагикомическим персонажем политического варьете. Однако лимоновское терпение подошло к концу, когда Владимир Вольфович дошел до того, что стал на митингах раздавать конфеты.
В принципе Жириновский — мой любимый политик, он веселый дядька. У него хороший имидж, выдающиеся политические способности, но — он играет не по правилам жанра. Я понимаю, что очередной его спич при открытии очередного рок-клуба приносит ЛДПР новых сторонников из тинейджерской среды, но когда вся его политическая деятельность сводится к раздаче конфет и открытию рок-клубов, можно ли вообще называть это политикой?
Поддержав на Конституционном совещании президентский проект Конституции, Жириновский получил бесплатную поддержку и рекламу на ТВ и в демократической прессе. Тем самым он в очередной раз изменил своему популистскому курсу, подтвердив репутацию «карманного» оппозиционера.
Организовав национал-радикальную партию, Лимонов попытался сплотить вокруг себя реальные политические силы. И, кажется, ему это удалось. Он претендует на роль теоретика современного русского национализма. Кажется, он им уже стал (не считать же, в самом деле, теоретиками Анпилова, Жириновского или Васильева!). Его статьи читают миллионы, не меньше, чем его прозу. Я, в отличие от многих, не склонен разделять Лимонова-политика-публициста от Лимонова-писателя-поэта. И в первом, и во втором случае он одинаково талантлив и удачлив.
И конечно же, Лимонову мы прощаем и его фашизм, и экстремизм, и все что угодно за прекрасную повесть о любви. И «не верим, что он мракобес».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.