Тропическая демократия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Тропическая демократия

Мне довелось воочию наблюдать эволюцию бразильской демократии со всеми присущими ей особенностями, достоинствами и недостатками. Она развивается, совершенствуется, перенимая опыт у более зрелых западных демократий. Свою первую конституцию (1891 г.) бразильцы списывали с основного закона США. Даже над названием страны особенно не мудрствовали, а позаимствовали у американцев — Соединенные Штаты Бразилии. Право голоса тогда получили только граждане мужского пола. Женщинам пришлось ждать этого счастливого момента почти 50 лет[50]. Бразильская демократия не торопилась уравнять мужчин и женщин в правах. А вот ценз грамотности закрывал доступ к избирательным урнам 50% населения и после принятия конституции 1946 года. В то время около 30 млн. бразильцев не умели ни читать, ни писать. Так что о демократии как власти народа долгое время можно было говорить с очень большими оговорками. Это скорее была власть кофейной олигархии, при которой лишь части народа отводилась роль статиста у избирательных урн. Такое благо маячило впереди. Нельзя же было сразу, одним махом давать столько прав людям, которые не имели никаких демократических традиций. До этого надо было дорасти. И бразильцы росли, переходя от одной стадии демократической зрелости к другой, более высокой. В программу обучения демократии входил и авторитарный режим Ж. Варгаса[51], который сильно урезал права граждан, видимо, посчитав, что в свое время юристы переусердствовали и, поддавшись иностранному влиянию, дали бразильцам слишком много демократических свобод.

Отстранение Ж. Варгаса от власти в 1945 году ознаменовало победу тех, кто хотел возврата к демократии. Стали вновь проводиться выборы, к которым, однако, не допускали коммунистов, после того как они в 1945 году получили 600 тыс. голосов и провели в Национальный конгресс одного сенатора и 14 депутатов. Испугавшись «красной угрозы», олигархические круги поспешили объявить компартию вне закона. Бразильские демократы еще не доросли до такого демократизма, чтобы спокойно терпеть в парламенте левую оппозицию. Чтобы дожить до такой степени демократической зрелости, им потребовалось почти полвека.

Особенно отсутствием демократизма страдали бразильские военные. Да и где они могли познать эту сложную даже для гражданских людей науку, ведь не в казармах же или военных училищах? Они частенько поддавались соблазну навязать свою волю, которая не всегда совпадала с желанием избирателей. В августе 1961 года их перестал устраивать своенравный президент Жаниу Куадрос. Их не смутило то обстоятельство, что на выборах он получил поддержку подавляющего большинства избирателей. Но какое это имело значение, если своими действиями во внешней политике глава государства вызывал у генералов с трудом скрываемый гнев. Ему пришлось уйти в отставку, пробыв на посту президента семь месяцев.

Пришедший ему на смену вице-президент Жоан Гуларт[52] любил щегольнуть левой фразой и туманными намеками на социальные реформы. Олигархия, действуя заодно с генералами, не стала долго его терпеть и в апреле 1964 года попросту выдворила из страны. Коммунистов и других левых, глотнувших глоток свободы при президенте Гуларте, а заодно и прочих любителей демократии вновь загнали в глубокое подполье.

Я приехал в Бразилию, когда Ж. Гуларт, крупный землевладелец из южного штата Риу-Гранди-ду-Сул, находился у власти. Принадлежность к земельной олигархии, однако, не мешала ему придерживаться левых взглядов и возглавлять влиятельную Трабалистскую (рабочую) партию. При нем впервые в Бразилии были отменены все запреты на политическую деятельность. В многотысячных митингах и манифестациях громко заявляли о себе коммунисты, анархисты, безответственные деятели разных мастей и ориентирующиеся на них профсоюзы. В бурный водоворот политической борьбы оказалась втянутой и армия. Увлечение левой фразой и социальной демагогией погубило Гуларта, хотя сам он не одобрял левацкие перегибы своих сторонников. В то время бразильцы, серьезно напуганные приходом коммунистов к власти на Кубе, побаивались, как бы нечто подобное не произошло и в их стране. Разгул демократии, открывший выход на политическую арену левым силам, серьезно напугал военно-олигархические круги, которые без всяких церемоний свергли законного главу государства и установили на долгие двадцать лет авторитарный режим.

Так что пришлось мне пожить при бразильской демократии всего лишь два года. Хорошее это было время! Бразильцы по своей натуре не очень приспособлены для жизни в условиях диктаторского режима. Они слишком эмоциональны и свободолюбивы для этого. Откровенно говоря, мне, как и другим недавно прибывшим в Бразилию иммигрантам, нелегко было разобраться в том, что происходило в стране. Мне было не до бразильской политики. Интуитивно я сознавал, что лучше держаться подальше от политических страстей, достигавших порой опасной отметки. Для иммигранта участие в политических распрях могло иметь печальные последствия вплоть до высылки из страны.

Остроумные люди назвали правление военных (1964–1985 гг.) «свинцовыми годами». Хотя, конечно, нельзя все рисовать в серых тонах. За двадцать лет военные привели Бразилию к экономическому расцвету, который не выразишь сухими цифрами. Они сосредоточили в своих руках бразды правления и сохраняли в Бразилии относительную свободу, но лишь для тех, кто не интересовался политикой и открыто не заявлял о своей оппозиции правительству. Это было почти идеальное государство для бизнесменов разного калибра. Один мой знакомый предприниматель до сих пор с тоской вспоминает о тех временах, когда его бизнес процветал, принося немалые барыши. Его фирма едва успевала строить промышленные предприятия для американских и западноевропейских компаний, которые устремились в Бразилию, привлекаемые высокими прибылями и благоприятным инвестиционным климатом. Такие люди, как он, не без основания до сих пор восторгаются «экономическим чудом» тех лет.

Выходившие в ту пору газеты только на первом этапе подвергались цензуре. Позже среди журналистов укоренилась практика пропускать свои материалы через собственную цензуру. Так было демократичнее. Формально сохранялись все атрибуты представительной демократии — выборы, парламент, суды и две политические партии. В проправительственный Национальный союз обновления (АРЕНА) входили те, кто поддерживал военный режим, а в оппозиционное Бразильское демократическое движение (МДБ) — его противники. Военные до предела упростили бразильскую партийную систему, отменили прямые выборы президента и губернаторов штатов. В Национальном конгрессе даже можно было поиграть в оппозицию режиму, допускалась критика, но до определенных пределов. Любой сенатор или депутат, осмелившийся с парламентской трибуны выразить несогласие с политикой властей, на следующий день мог оказаться без мандата на улице. Его, конечно, не волокли в полицейский участок или в ближайшую казарму. Он всего лишь терял заработок народного избранника и становился абсолютно вольным человеком, освобожденным на десять лет от такого бремени, как гражданские права.

Каждые пять лет военные проводили выборы президента страны. Внешне все выглядело вполне демократично, хотя, откровенно говоря, не очень, ибо выборы президента и губернаторов не были прямыми. Военные не доверяли своему народу и очень сомневались в его способности выбрать из двух кандидатов того, кто был в униформе с генеральскими погонами. На таких выборах всегда побеждал тот кандидат, которого военная верхушка выдвигала из своей среды. Иногда кое-кем из политической элиты вдруг одолевало желание поучаствовать в конкурсе на должность президента.

В конце 70-х годов, когда дело шло к очередным выборам, председатель сената банкир Магальяэс Пинту публично заявил о своих президентских амбициях. Этот облысевший старец, согнувшийся под тяжестью своих 70 лет, прошел большой политический путь. Успев побывать депутатом, сенатором, губернатором, министром, он отвечал всем требованиям (по бразильским меркам) для выдвижения на пост президента страны. Кроме одного — у него не было военного мундира. Когда о его кандидатуре заговорили на всех углах, репортер газеты «Жорнал ду Бразил» спросил сенатора, действительно ли он собирается выдвинуть свою кандидатуру на пост президента в обход правительственной партии АРЕНА. М. Пинту подтвердил это. Настойчивый журналист продолжал расспрашивать: «Сенатор, вы уверены, что отвечаете всем требованиям, чтобы занять столь высокий пост? Ведь у вас нет ни военного мундира, ни звезд на погонах»? На такой щекотливый вопрос М. Пинту, хорошо знавший бразильскую политическую кухню, ответил весьма остроумно: «Мне сопутствует путеводная звезда. Она неоднократно помогала преодолевать разные невзгоды, на которые так щедра наша жизнь». Однако путеводная звезда на этот раз не помогла ему. Банкиру Магальяэсу Пинту не удалось дожить до того времени, когда военные наконец вынуждены будут найти забытый путь в казармы, уступив дорогу политикам.

В 1985 году я наблюдал, как под напором народа, эмоции и негодование которого, как пар из котла, стали вырываться наружу, военные ретировались в казармы. К власти пришли гражданские деятели Танкреду Невес[53] и Жозе Сарней. Можете представить, что такое видеть своими глазами встречу бразильцев с демократией! За годы правления военных выросло целое поколение бразильцев, которые были лишены этой привилегии. Каждую неделю в Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу тысячи людей выходили на улицы, требуя возврата к прямым выборам главы государства. Как по волшебству, появились три десятка партий, заявивших о своих правах на власть. Мне казалось тогда, что бразильцы немного перебарщивают. Наверное, это результат того, что столько лет им затыкали рот. Стремление к демократии росло в прямой зависимости от количества лет диктатуры. Стены в крупных городах стали ареной, где разыгрывались самые яркие пропагандистские баталии. По красочным картинам на стенах домов можно было наглядно видеть, на чьей стороне симпатии простых людей. Удивительно, сколько в народе было скрыто талантливых художников, специализирующихся на настенной живописи. Нечто подобное мне приходилось наблюдать в Лиссабоне в 1976 году, накануне первых демократических выборов после падения салазаровской диктатуры. Огромная стена, окружавшая политехнический институт, представляла собой красочную панораму политических баталий. В качестве главных персонажей выступали доблестные военные из «движения капитанов», какие-то сумрачные с виду политические агитаторы и идущий за ними простой народ под красными флагами.

В Бразилии народное ликование по поводу возвращения демократии было незабываемым. Я никогда не видел таких грандиозных праздников, кроме карнавала. Как-то мы разговорились с одним знакомым, который был далеко не в восторге от такого эмоционального всплеска по поводу пришествия демократии и прямых выборов, без посредников. Он считал, что правительству сначала следовало бы провести референдум, чтобы выяснить заинтересованность народа в прямых выборах.

— Народ надо готовить к такому разгулу демократии, — настойчиво убеждал он меня.

— Народ или руководителей страны?

— Конечно, народ.

— Ответственность за плавный переход от авторитарного режима к демократии лежит на руководителях страны. Это они должны были заблаговременно подготовиться, а народ к этому всегда готов, — рассуждал я вслух, совершенно забыв, что мне, недавнему иммигранту, лучше было бы придержать язык за зубами. Вероятно, пьянящий дух демократии подействовал и на меня.

Как показала жизнь, бразильцы не очень хорошо были подготовлены к выборам при таком пестром наборе партий и кандидатов. Многие никогда в таких сложных условиях не избирали. Это ведь не одно и то же — выбирать из двух партий на парламентских выборах и из двух кандидатов в президенты или губернаторы.

Теперь в Бразилии многое иначе. Демократия набрала силу. Восстановлено избрание президента и губернаторов путем прямых выборов. Разрешена деятельность политических партий. В Национальном конгрессе представлены политические силы, стоящие на диаметрально противоположных позициях, — от коммунистов и «зеленых» до евангелистов и консерваторов, бывших когда-то опорой военного режима. Всем нашлось место на политическом Олимпе, хотя по сути мало что изменилось. Реальная власть как принадлежала «денежным мешкам», так и остается в их руках. И на этом никак не отражается смена политических партий у власти. Партийная мозаика так усложнилась и запестрела, что порой трудно понять, чьи интересы выражают те или иные партии, оказавшиеся у власти в результате выборов.

Демократия оттенила в бразильской жизни немало побочных явлений, которые существовали и раньше, но так резко не бросались в глаза. При авторитарных режимах о негативных сторонах жизни не принято было распространяться в газетах и по телевидению, говорить громко с парламентской трибуны. Теперь прозрачность общественной жизни позволяет ставить такие проблемы правового и нравственного характера, о которых раньше вслух не говорили. Прежде всего, это касается незаконного обогащения и коррупции. И кто только не замешан в этих грехах — депутаты конгресса и муниципальных палат, губернаторы и мэры!

В сенате долгое время обсуждался проект закона о ежегодных проверках доходов лиц, занимающих государственные должности. Даже если закон когда-нибудь будет принят, что очень сомнительно, он мало что изменит. Останутся лазейки, которые помогут жуликоватым чиновникам избежать наказания. Например, сомнительные доходы можно записать на подставных лиц или родственников. Но в любом случае такой закон стал бы первым шагом в борьбе с незаконным обогащением политиков и чиновников.

В наши дни коррупция стала банальной вещью. Такое положение дел не может не возмущать честных бразильцев. Когда утром житель Сан-Паулу или Рио-де-Жанейро берет газету «Фолья де Сан-Паулу» или «Жорнал ду Бразил» и узнает об очередной финансовой афере в верхах, он не в состоянии сдержать свое возмущение. Иногда он берется за ручку и пишет в газету, имеющую специальную рубрику для писем читателей. Ее очень интересно читать. Из писем узнаешь очень много о жизни простых людей и о том, что они думают о политиках, министрах, губернаторах и мэрах. Так формируется общественное мнение. В Бразилии оно пока еще слабое, незрелое. Это естественно. Иного не может быть в стране, всего лишь 117 лет назад избавившейся от рабства и долгие годы сносившей ограничения авторитарных режимов.

Как-то я спросил свою соседку, профессора университета, что она думает о коррупции.

— Бразилию многие считают исторически коррумпированной страной. Но то, что раньше воспринималось как нечто естественное, сейчас вызывает отвращение и возмущение. Для начала нужно реформировать судебную систему и избирательный закон. Политики и чиновники занимаются хищением государственных денег, и все сходит им с рук. До суда дело не доходит. Если так будет продолжаться, нам потребуется еще 500 лет, чтобы Бразилия стала цивилизованной страной, — ответила она.

В свете фактов коррупции и казнокрадства, о которых частенько писали газеты, мне нечего было ей возразить. Я ограничился лишь банальными словами, что, дескать, не все так плохо обстоит в Бразилии. В некоторых развитых странах высокие правительственные чиновники вытворяли и не такое. Разница лишь в том, что там с ними поступали сурово, невзирая на занимаемые посты. А в Бразилии до недавнего времени за коррупцию никого не привлекали к ответственности.

Но меняются времена, иными становятся и бразильские нравы. Демократия с присущей ей открытостью, гласностью и торжеством права постепенно берет верх. И в Бразилии налицо перемены. За последние десять лет за казнокрадство был отстранен от должности президент республики Ф. Коллор, несколько депутатов Национального конгресса лишились своих мандатов. Сенату, где нравы круговой поруки более живучи, также пришлось поступиться некоторыми принципами. После долгих проволочек в 2000 году сенаторы проголосовали за лишение своего коллеги Луиса Эстевана сенаторского мандата. Этот преуспевающий бизнесмен за короткий срок сколотил приличное состояние (400 млн. долл.). Жил он в столице в роскошном особняке, имел собственный реактивный самолет. На свою избирательную кампанию будущий сенатор потратил 7 млн. реалов. Его затраты быстро окупились. После избрания он добился прекращения 14 судебных разбирательств, в которых фигурировал в качестве обвиняемого. Однако появилось еще одно дело — о крупном хищении государственных средств, выделенных на строительство комплекса зданий для суда по трудовым вопросам в Сан-Паулу. Прокуратуру и парламентскую комиссию по расследованию поразили масштабы хищения — из 231 млн. реалов исчезли 169 млн. След привел прокурорских следователей в банк, где на счетах фирмы сенатора были обнаружены 62 млн. реалов. В этой афере вместе с сенатором и владельцем строительной компании участвовал бывший председатель суда по трудовым вопросам. Спрятав несколько миллионов долларов в зарубежном банке, отставной судья пустился в бега. А бывший сенатор был привлечен к судебной ответственности.

— Процесс перемен в обществе, — говорил мне знакомый юрист Сержио, — идет настолько медленно, что люди с недоверием относятся к заявлениям властей о неминуемом наказании виновных. Они убеждены, что страна находится в руках мошенников и лишение мандата одного сенатора — изолированный эпизод, который принципиально ничего не меняет. Но это неверно. Хотя и медленными шагами, Бразилия продвигается к действительно демократическим порядкам.

Я полностью согласен с юристом. Мои личные наблюдения подкрепляют убеждение, что заметные перемены происходят и в этой сфере. Разве можно было 20 лет назад предположить, что бывший председатель Центрального банка Бразилии Франсиско Лопеш будет вынужден явиться в федеральную полицию для дачи объяснений относительно происхождения 2 млн. долл. на его зарубежных счетах? Прокуратура настаивала на его аресте, но влиятельные друзья помогли ему в этот раз избежать лишения свободы. А смещение с должности мэра Сан-Паулу по обвинению в использовании бюджетных средств не по назначению и в незаконном обогащении? Селсу Питта[54] получил у местного магната ливанского происхождения Юниса кредит в 800 тыс. реалов под смехотворные 6%. Банки в то время брали за кредиты 30–40%годовых. Такова плата за услугу, которую мэр оказал богатому приятелю. Через месяц решением суда высшей инстанции С. Питта был восстановлен в должности мэра, но его рейтинг среди жителей города упал до 3%.

— Бразилия начинает пожинать плоды реформы прокуратуры, проведенной согласно конституции 1988 года, — продолжал рассуждать мой приятель Сержио. — Эта реформа развязала руки прокурорам, позволив им добираться до взяточников в самых высоких слоях бразильского общества. Новое поколение юристов, пришедшее работать в прокуратуру в 90-х годах, принялось за дело. Раньше риск предстать перед судом за незаконные действия для влиятельных людей был минимальный.

Но прокуроры, какими бы смелыми и принципиальными они ни были, не смогут покончить с коррупцией. Важно, чтобы уверенность в безнаказанности была подорвана. Лишение мандата сенатора Эстевана и арест банкира Качиола (за финансовые махинации) создали прецедент, за которым последуют другие. В обществе начинает формироваться новый моральный стандарт. Раньше посадить на скамью подсудимых крупную фигуру практически было невозможно. Теперь бывший сенатор и банкир провели в тюрьме несколько дней. Их выпустили на свободу под залог. Банкир Качиола на следующий день скрылся от правосудия. Газеты писали, что он уехал за границу. Бывший сенатор Эстеван продолжал жить в роскошной вилле в столице на виду у всех, как бы бросая вызов обществу, которое его отвергло.

У бразильской демократии много причуд. Она произрастала в тропической стране, где долгие годы правовые нормы имели относительную юридическую силу. Традиции довлели над законом. В провинции убрать неудобного политика, в том числе и физически, считалось в порядке вещей. В 90-х годах в Бразилии были убиты 50 мэров городов. В глубинке местные воротилы от политики, нередко связанные с торговцами наркотиками и организованной преступностью, вершат всеми делами, не останавливаясь ни перед чем в достижении своих целей. Несколько иначе обстоит дело в столице и крупных городах. Здесь общественный человек на виду. Если у него подмочена репутация, ему будет сложно попасть в большую политику. И, конечно, к физическому устранению конкурента в крупных городах никто не решится прибегнуть.

Другая слабость бразильской демократии — непотизм. О нем постоянно пишут бразильские газеты, возмущается общественность, но ничего не меняется. У председателя сената Национального конгресса А. Магальяэса в родном штате Байя, где вся общественная жизнь находилась под контролем его семьи, на работу в государственных структурах было устроено более 10 родственников. Но это нисколько не помешало ему выступить инициатором кампании против непотизма. Это была своевременная инициатива. В 1999 году 186 депутатов бразильского конгресса устроили на работу в качестве своих помощников 315 родственников. Попытки как-то ограничить депутатские аппетиты (некоторые имели по три-четыре родственника в своем аппарате) не дали ощутимых результатов. В муниципальной палате Сан-Паулу в 2000 году работали 42 родственника депутатов. Непотизм, означающий умение устраивать фаворы родственникам за счет казны, превратил законодательный орган крупнейшего бразильского города в кормушку для детей, братьев, жен, племянников и других родственников городских депутатов.

И тем не менее демократические веяния, присущие современной цивилизации, не проходят мимо бразильских традиций. Позитивные перемены в политических нравах приветствуются общественностью и «человеком с улицы», который не очень доверяет местным политикам, считая всех их продажными. Конечно, это преувеличение. В Бразилии немало честных и порядочных политиков. Они, кстати, ведут борьбу с коррупцией в своих рядах. Вот только если бы их было еще больше…

Заметную роль в разоблачении громких скандальных дел, в которых были замешаны представители правящей элиты, играют бразильская пресса и телевидение. Печать и в 50–60-х годах выступала блюстителем нравственных устоев общества. Ее по праву называют «четвертой властью». От публикаций в крупной газете здесь нельзя просто отмахнуться или оставить их без внимания. И, как правило, политик, честь которого оказалась затронутой, вынужден отвечать на критику в его адрес.

Как и в других странах с хрупкой, неразвитой демократией, оставляющей немало лазеек для мошенников и проходимцев, люди с нечистой совестью пытаются найти правовую защиту в парламенте. Их потом разоблачают и отдают под суд. Так было в 1999 году с бывшими депутатами Паскоалом и Албуркерке, которым через год после избрания пришлось поменять депутатские кабинеты на тюремные камеры. Бывший полковник полиции штата Акре и депутат Паскоал получил 16-летний срок за то, что возглавлял банду, занимавшуюся торговлей наркотиками, убийством неугодных людей и прочими преступными деяниями.