Ату его!

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ату его!

Не очень понятно, зачем недругам Собчака понадобилось преследовать и травить его и после того, как он был низвергнут ими с мэрского трона. Тем не менее, они продолжали травлю и преследование. Видимо, тут действовал какой-то охотничий азарт, не позволяющий остановиться, отдышаться.

Говорили, что главными застрельщиками этой кампании были глава МВД Анатолий Куликов и генпрокурор Юрий Скуратов, причем Куликов с его агрессивным характером, как говорится, "на полкорпуса" опережал тут Скуратова. Но и генпрок наскакивал на бывшего питерского мэра не намного менее яростно.

Люди, с симпатией относившиеся к Собчаку, -- Чубайс, Немцов, Юмашев, -- предпринимали неимоверные усилия, чтобы прекратить это дело, поскольку ни на йоту не верили, что Собчак мог участвовать в каких-то квартирных махинациях (это было главным обвинением, выдвигавшимся против него). Что-то им удалось притормозить, но остановить этот каток они не смогли.

Валентин Юмашев мне рассказывал, что во время их встреч со Скуратовым генпрок говорил ему примерно следующее: "Валентин Борисович, вы не представляете, какая там коррупция! Собчак собрал вокруг себя таких бандитов! Сам он, может быть, и неплохой человек, но -- такое наподписывал!.. Конечно, сажать в тюрьму его никто не собирается, -- мы знаем его заслуги перед демократией, -- но мы обязаны разобраться в правонарушениях".

Примерно то же самое говорил он и Ельцину. Однажды, после разговора с Немцовым, который пытался защищать Собчака, президент позвонил Скуратову и жестко "попросил" его оставить бывшего питерского мэра в покое...

Но в покое его не оставили. 3 октября 1997 года Собчака, по сути дела принудительно, в сопровождении ОМОНа, доставили для допроса в следственный отдел питерской прокуратуры. Хотя Скуратов и обещал его не сажать, похоже, от посадки Собчака отделяло совсем небольшое расстояние...

Сам Анатолий Александрович позже так говорил об этом: -- Когда меня вопреки закону по-хамски задержали для дачи свидетельских показаний, я понял, что существует опасность превращения демократического государства в полицейское. Система карательных органов, существовавшая при коммунизме, не изменилась, а только затаилась.