91. Ф. Ф. Тищенко
91. Ф. Ф. Тищенко
1886 г. Декабря 12? Москва.
Федор Федорович.
Сейчас получил ваше письмо* и спешу ответить, чтобы яснее еще выразить вам то, что писал тотчас по прочтении вашей повести*. Повесть до пистолета* (пистолет не естествен) хороша и по языку, и по содержанию. Видна жизнь описываемых людей, и жизнь эта занимает и трогает; место в первых скобках особенно хорошо, но с пистолета начинается холодная выдумка, не только не занимательная, но чрезвычайно скучная. Жизни людей не видно, а видно, что автор рассказывает то, чего никогда не было; видно даже, что ему самому скучно заниматься этим пустым делом. Зачеркните все от пистолета и продолжайте так же, как вы начали, — живите жизнью описываемых лиц, описывайте в образах их внутренние ощущения; и сами лица сделают то, что им нужно по их характерам сделать, то есть сама собою придумается, явится развязка, вытекающая из характера и положения лиц, тем более что
<2> лица очерчены прекрасно. Вы же вместо этого бросаете внутренний ход чувств своих лиц и описываете то, что никому не нужно знать, что не идет к делу, и описываете поверхностно, без интереса к новым лицам. Напрасно вы думаете, что это будет развлечение читателю. Лучше играть в бабки или карты; больше будет развлечения. Простите, голубчик, что я так резко пишу вам. Мне хочется отвратить вас от легкомысленного отношения к искусству. Это великое дело, и нельзя его делать шутя или из-за целей вне искусства. А вы можете овладеть искусством с тем, чтобы посредством его служить людям.
Кончить историю можно и убийством генерала*, и убийством приказчика, и возвращением жены к мужу, и смертью того и другого, как могла кончиться история в жизни, и во все можно внести правду и освещение такое, какое вытекает из взгляда на жизнь автора. Если вводить генерала и лавочника, то надо было их вводить сначала и, описывая события с ними, описывать их так же, с такой же любовью и подробностью их внутренние движения, с которыми описаны Катерина и Семен, иначе это будет то же, что картинка с подписью «это человек». Карпинского вы описываете длинно, а он все не живой.
Впрочем, я напрасно все это пишу вам. Если, как я понимаю вас, у вас есть талант, то вы все это должны сами чувствовать. Если же нет, то тупо скованно не наточишь. Я понимаю вас так: у вас тонкая, художественная натура, но взгляд на жизнь у вас неверный. Вы, например, на писание смотрите, как на средство жизни. Это ужасная ошибка. Это значит высшее условие подчинить низшему. Будете думать о том, что вам даст писанье, и оно ничего вам не даст. Не будете думать об этом, и оно даст вам гораздо больше того, что вы можете ожидать.
Пожалуйста, примите все мои резкие слова с тою же любовью, с которой пишу их.
Л. Т.
О деньгах за «Грешницу», пожалуйста, обратитесь к Оболенскому. Я исполнил ваше желание, передал ему рукопись и письмо ваше и больше ничего не могу сделать, кроме напоминания ему, что и сделаю.
Посылаю вам назад рукопись, надеясь, что вы последуете моему совету.