Клятва Гиппократа

Клятва Гиппократа

«Покажи мне свой телефон, и я скажу, кто ты», – такая или примерно такая мысль крутилась в голове у Николая. Николая Валентиновича, если называть его так, как называли медсестры и молодые врачи *** ведомственной больницы. Только что от него вышел молодой самоуверенный тип с золотым телефоном «Верту» – такие трубки, как дорогие часы, продавались с индивидуальными номерами и стоили, как четыре «Жигуля» Николая. Только «Жигули» работали, когда сами желали, а телефон этого посетителя – наверное, без износа. По нему и были заказаны какому-то неведомому доставале дефицитнейшие в России лекарства. Николай диктовал список, тип передавал дальше, повторяя название каждого лекарства дважды. «Четко работает, – подумал тогда Николай, – не хочет допустить ошибки. Может, только такие люди и могут заработать себе на такой телефон. И не только на телефон, наверное. Никакого родного “авось”, все под контролем. Как и я во время операции. Только вот заработал на стандартную “Нокию”, да и то с “кривым” номером».

Лекарства были нужны для лечения друга этого нового русского, какого-то известного в своих кругах спортсмена. Его коллеги тоже приезжали, привозили его жену, расспрашивали, что и как, записывали инструкции, фамилии светил в этой области, заходили в палату и разговаривали с больным. Разговаривали – громко сказано, больной сам не мог выговорить и слова, реагировал только глазами. Диагноз был не из легких, вернее, диагноз никто из врачей наверняка поставить не смог. Внутренние гнойники появлялись у больного внезапно, сами собой и в разных местах. Была проведена уже не одна операция, но причины заболевания не только не были устранены, но и толком не выявлены. Без этих самых лекарств больному долго не продержаться, это уж точно.

Собственно, можно было идти домой. Коллеги уже разошлись, с больными прощаться необязательно. Николаю вспомнился медицинский анекдот. Врач обходит больных перед выходными, смотрит у всех температуру, всякие показатели и ласково говорит: «Петров – до свидания, Иванов – до понедельника, больной там, у окна, – как ваша фамилия?» – «Сидоров». – «А вы, Сидоров, прощайте». Цинизм – часть врачебного ремесла, тут уж ничего не поделаешь. Невозможно принимать страдания всех больных близко к сердцу – никакого сердца не хватит. На собственную семью-то не хватает. Дочь уже взрослая, наседают на него вместе с женой – достань то, купи это, а теперь задумали ехать отдыхать на горнолыжный курорт. Кататься с горы стало входить в моду, как раньше теннис. Все от увлечений наших правителей. Если следующий президент будет увлекаться бадминтоном, их семейному бюджету бы, точно, полегчало.

Николай все-таки зашел в палату к спортсмену. На него смотрели глубокие от страданий глаза с одним вопросом: «Вы можете мне помочь?» Николай, отведя глаза, проверил трубки, торчащие из всего тела, как провода из разобранного робота. Как раз тот случай, когда не грех и попрощаться, мелькнуло в голове. Но Николай сказал что-то ободряющее и вышел в коридор. Домой не хотелось, возвращаться в кабинет – тоже. Николай достал пачку «Опала» и закурил прямо в коридоре, у окна. Курить там было, конечно, запрещено, но замечания делать было уже некому – рабочий день закончился, коридор был пустой. Николаю вспомнился почти такой же коридор в казарме, когда он еще служил в Советской армии. Их, зеленых новобранцев, сразу же определили в «карантин», как называется служба до присяги. Вот такой же коридор они драили, не разгибая спины, всю ночь. Он назывался «взлетка», видимо, потому, что был очень длинный, как взлетная полоса. Штатные уборщицы больницы, наверное, коридорам имен не дают. Для них вся жизнь – сплошная «взлетка», с которой, правда, уже никуда не взлетишь. Вспомнив об уборщицах, Николай подставил ладонь, чтобы не стряхивать пепел на пол.

На улице стоял ласковый летний вечер. Автомобиль завелся без труда, но Николай не стал сразу трогаться с места, выкинул окурки из пепельницы, поискал что-то в бардачке, воткнул в мобильник зарядное устройство. Домой душа по-прежнему не торопилась, но было что-то еще. Конечно, этот тип с золотым телефоном ничего плохого не сделал, говорил с ним вежливо, даже предусмотрительно, вел себя естественно, без вальяжности, которую Николай так не любил в людях. Классовая неприязнь, что ли, но Николай не был завистлив. Работал человек, может, воровал. Даже наверняка воровал, но, значит, и рисковал. Вон сколько мрачных историй по телевизору – люди гибнут и гибнут за металл без выходных. А этот – нормальный вроде, какой-то новый новый русский. Другу вот приехал помочь. Тут Николай вытащил очередную сигарету из пачки. Вот оно, в чем дело, оказывается. Друг приехал не просто проведать, а помочь делом. К нему, Николаю, так вряд ли бы кто приехал, случись что, не дай Бог. Приехала бы жена, даже дочь, пара знакомых врачей, уселись бы на краю кровати, достали бы обязательные апельсины, начали бы охать, участливо смотреть. Но помочь делом, «впрячься», как сейчас говорят, – вряд ли. Достаток не позволяет. Все беспомощные. И он, который оказывает людям самую квалифицированную помощь, тоже беспомощен. К своим сорокам годам не завел друзей с возможностями. Да и вообще не завелись – все поддерживают знакомство, это дружбой не назовешь. Как и с женой – любовью это не назовешь, дружбой тоже. А как назвать, не знакомством же. Сигарета обожгла пальцы. Проследив за витиеватым полетом окурка в наступающую темноту, Николай выжал сцепление.

Дома все было в порядке, вернее сказать, как всегда. Ни радости, ни скандала. Поцелуй в щеку, равнодушное «привет», «как дела», «нормально». Ужин ждал горячим на плите, но есть не хотелось. Ничего не хотелось, если только курить. Но дома у них не курили, балкон был загроможден потерявшими смысл вещами, выходить же на лестницу было лень. Значит, курить не хотелось тоже. Николай посмотрел на жену, расставляющую тарелки. Они были ровесниками, когда-то вместе учились в медицинском институте. Жена тоже работала врачом, только не в какой-нибудь обеспеченной ведомственной больнице, а в обычной районной поликлинике. «Хорошо сохранилась», – подумал Николай. Жену звали Саша, Александра. Когда Николай хотел выразить нежность, он обращался к ней «Санечка». Только вот давно уже перешел на «Сашу». Хорошо сохранилась, а для чего? Или для кого? Для меня – вряд ли. Или женщина хочет нравиться всем, даже когда некому нравиться персонально?

– Ты не проголодался?

– Не особенно, но что-нибудь пожую.

Жена положила на тарелку жареную куриную ножку и придвинула Николаю.

– Ты помнишь Песковых?

Песковы были их соседями по подмосковному пансионату, где они отмечали прошлый Новый год. Они сошлись тогда вместе с Песковым, Олегом, кажется, на почве неприятия современной попсы. Их вкусы в музыке не совпадали, Николай любил джаз, а Олег – рок, но людей может объединять не только общая любовь к предмету, но и общая нелюбовь. Ну а жены всегда быстро и легко находят общий язык – на основе любви к тряпкам и несогласия с мужьями одновременно. Тогда они обменялись телефонами, но, где работал Песков, Николай уже не помнил, никаких контактов они с тех пор не поддерживали.

– Припоминаю. А что?

– Звонила его жена, Зина, хотела с тобой поговорить.

– По поводу?

– У нее муж заболел чем-то, она хотела с тобой посоветоваться.

– А что она с тобой не посоветовалась, ты же врач?

– Это, кажется, по твоей специальности. Она позже перезвонит.

Николай хмыкнул что-то с набитым ртом. Александра поняла это как согласие поговорить. Время было довольно позднее, ночь заползала в открытое окно с прохладным воздухом и комарами. Дочери Маши еще не было. Спрашивать, где дочь, было бессмысленно – где-то с подругами по клубам. Но Николай все-таки полуспросил:

– Машка опять на тусовке?

Жена кивнула.

– Где же ей быть. Денег хочет занять у кого-то, чтобы новый горнолыжный костюм купить, пока летние цены. Какой-то сверхмодный.

Как дочь будет отдавать этот долг, спрашивать тоже не имело смысла – из папиного кармана, конечно.

– И вот еще. Ей через месяц в институт поступать, ты помнишь, сколько стоит обучение?

Николай помнил, но вопрос надо было понимать по-другому: «Ты достал эти деньги или опять бегать по родне, занимать?» Отвечать было нечего, но тут как раз зазвонил телефон. Это была Зина Пескова.

– Николай Валентинович, извините за поздний звонок, но у нас неотложное дело.

«Ну, если по отчеству, значит – что-то серьезное», – отметил про себя Николай. Не решив, как обращаться к Зине, на «вы» или на «ты» – на «вы» вышло бы суховато, на «ты» в этой ситуации несколько покровительственно, Николай решил ответить неопределенно.

– Я внимательно слушаю, что случилось?

– Понимаете, муж заболел чем-то серьезным, районный врач сказал – нужно срочно госпитализировать.

– А чем заболел, какие симптомы?

Пока Николай слушал, Александра стояла рядом, и от нее не ускользнуло, как у Николая поползли вверх брови.

– Это точно так, как… точно соответствует описанию? Да, тогда привозите ко мне, прямо завтра. Тут откладывать нельзя… Уже договорились в стационаре? В каком?.. Ну это неплохо, там грамотные врачи, я знаю заведующего отделением – тезка мой… Да, правильно, Николай Семенович… А, вот в чем дело… Но это очень редкое лекарство, его у нас не производят, завозят только в ЦКБ… да, для слуг народа… Хорошо, я постараюсь узнать. Позвоню, да, сразу, как что-нибудь узнаю. Хорошо, до связи.

Николай положил трубку, но остался стоять на месте в задумчивости.

– Что, редкая болезнь? – понимающе спросила жена.

– Не столько болезнь, сколько лекарства. Редкие и очень дорогие. Надо же, как бывает – у меня сейчас лежит точно такой же больной, только состояние уже почти критическое.

– Лекарств нет?

– Нет, но у него есть друзья – завтра обещали привезти.

– Не имей сто рублей…

– А имей дружищу, что может дать тыщу, – подхватил Николай. Но жена даже не улыбнулась, наоборот, глубоко вздохнула и пошла на кухню мыть посуду.

Тип с золотым телефоном приехал без звонка, где-то за полчаса до обеда. Лекарства сдал точно по списку, и номенклатура и количество – все точно. Зашел в палату к своему приятелю, подержал его за руку, сказал что-то грубо ободряющее – что-то типа как это нас тут всех подводишь, кидаешь, тревожишь, в общем, что-то мужское, затем попрощался с Николаем.

– Теперь все в порядке?

– Теперь будет легче работать, а там – все зависит от его здоровья, ну и от Всевышнего, конечно.

– Человечество своему бессилию дало имя «Бог». Ницше сказал.

«Шибко грамотный», – подумал про себя Николай не без раздражения. Кто бессильный – они, врачи, честно работающие с утра до ночи, или простые пациенты, что бессильны перед властью денег? А кто сильный – чиновник да ворюга, что почти совпадает? Они-то по-божески и не жили никогда. Вот и выходит – сильный тот, кто в Бога не верит. А во что тогда? Да ни во что, в себя только. Но этот грамотей-то – вон, другу помогает как-никак. Значит, хоть в дружбу верит. Черт побери их всех!

Николай вспомнил о вчерашнем Зинином звонке. Лекарства, которые ей для Олега, скорее всего, никогда не достать, лежали перед ним на столе в ярких глянцевых упаковках, как детские конфеты. «Где-то добыл все-таки. Хотя что значит – где-то? Какой-то врач в ЦКБ продал за две цены, украв у такого же пациента. Кто там будет проверять – пациенту скажут, что не завезли, вот и всех делов. Больной-то не догадался местному доктору две цены предложить. Да, краденые лекарства, не иначе». Николай даже посмотрел одну коробку на свет, как сомнительную купюру. Мелькнула простая мысль – позвонить Зине и сказать значительно, но и просто: «Приезжай, забирай медикаменты. Было не просто, но я организовал». Николай представил себе, как засуетятся на том конце провода, рассыпятся в благодарственных охах и ахах, даже родным назовут. Ну не родным, так дорогим, точно. А он чуть небрежно – не стоит, мол, для друзей, какие вопросы. Каким значительным он будет в глазах этой растерявшейся Зины. Таким, каким в глазах жены давно уже не был, если вообще когда-то был. Тут Николай вспомнил о вчерашнем вопросе оплаты за обучение дочери. Если эти лекарства продать даже по номиналу – хватит да еще на горнолыжный костюм останется. А почему он должен дарить такой дефицит, собственно, получужим людям? По номиналу – уже страшная услуга, что они, денег не найдут, что ли. Пусть у друзей возьмут, у знакомых. Тут Николай вспомнил, что лекарства-то совсем не его и даже не друга его больного, который их сегодня привез, а самого больного.

Николай позвонил дежурному врачу справиться о состоянии спортсмена. Самому идти не хотелось. Не хотелось смотреть в эти спрашивающие глаза, хотя у него было сегодня, что ответить, как ободрить – необходимые лекарства привезли, все скоро наладится. Но из-за лекарств и не хотелось идти. Показания больного были, как говорят медики, «стабильно плохие». Николай посмотрел на стол. В принципе, ничего не мешало ему присвоить эти разноцветные драгоценные коробочки.

Он их получил неофициально, другие врачи ничего не знают, а эти – как они будут проверять, использовались лекарства или нет, какие, в каких дозах, вместе с другими или по отдельному плану лечения. Что они, консилиум будут собирать, что ли? Вот только спортсмену уже помочь он не сможет. «Зато смогу помочь Олегу, он в таком же положении. За что – зато? За то что мой больной отдаст концы, когда спасение было в моих руках? Но спортсмен – мой больной, а Олег – мой знакомый больной. Он что, виноват, что у него нет друзей с деньгами? Зато у него есть друг, хоть без денег, но с лекарствами – я. Опять же, за что – зато? Да он и не то чтобы друг, знакомый. Но он же не виноват, что только знакомый… опять же – по номиналу… Но это же получается воровство… Они и так краденые…» Мысли неслись в голове Николая, нагромождаясь друг на друга, как льдины во время ледохода. От этого заломило в висках. Николай вспомнил, кем работал Олег Песков – журналистом в какой-то еженедельной газете. Получалось, судьба в его лице решала, кто для нее ценней – журналист или спортсмен. «При чем здесь профессия, черт побери?» – обругал сам себя Николай. Но от сознания того, что именно он сейчас взвешивает людские судьбы, что-то приятно кольнуло. Николай вытащил сигарету, но вместо того, чтобы прикурить, потянулся к телефону.

– Але, Зина? Приезжайте… приезжай, я достал то, что вам нужно. Сколько стоит? – Неожиданно для самого себя Николай быстро сказал: – Нисколько. У нас тут случайно оказалось… на складе. Да, почти все есть. Жду.

Николай сидел за столом, так и не прикурив. Головная боль не проходила, отдаваясь в висках колокольным уханьем с каждым ударом пульса. Николай собрал лекарства в пакет, предварительно завернув в плотную бумагу, и вызвал дежурную медсестру.

– Надюша, я что-то прихворал, давление бешеное, я поеду домой, отлежусь. Ко мне тут должны приехать… женщина, зовут Зина, передай ей пакет, пожалуйста.

– Обязательно, Николай Валентинович.

Конечно, лучше бы самому, не дай Бог, Зина вздумает благодарить его через медсестру, наболтает лишнее, но оставаться в больнице Николай больше не мог. Зину он видеть тоже не хотел, любая благодарность отзывалась бы эхом в совести. К спортсмену и другим больным Николай хотел заходить еще меньше.

Жена пришла домой немного позже обычного, но в глазах вместо обычной усталости было какое-то оживление.

– Меня Зина нашла по мобильному, тараторила, как бешеная, все тебя благодарила, только святым не называла. Ты все-таки лекарства для нее оставил?

– Да… решил вот… помочь.

– Ну я так поняла, что ты ей по дружбе большую скидку сделал. Может, и не стоило-то… нам деньги позарез, сам знаешь.

Николай обозлился.

– Какая скидка? Что я, торговец, что ли, с рынка, лекарствами торговать? Что я тебе – жулик какой? Я клятву Гиппократа давал, если ты еще помнишь такую! Идите вы все с вашими лекарствами!

Жена оторопела.

– Так ты что, просто отдал? Бесплатно, что ли?

– Да! Да! Да! Бесплатно, представь себе!

Николай понимал, что он зря орет на жену, что злиться, кроме как на себя, не на кого, что он сделал что-то такое, что уже не исправишь. Но ведь у сильного всегда бессильный виноват, и Николай, уже не в силах остановиться, крикнул жене прямо в лицо уже совсем лишнее:

– Спекулянтка ты, вот кто, а не врач! Вспомни клятву Гиппократа, черт тебя побери!

Глаза у жены опять сделались усталыми.

– Лучше бы ты о семье вспомнил, Гиппократ… несчастный.

Остаток этого дня они не обмолвились даже дежурными словами. Николай плохо выспался, то ли оттого, что спал на раскладушке, то ли еще отчего. На работу пошел, даже не побрившись, во вчерашней рубашке. Рабочий день полз, как гусеница, головная боль отпустила только после обеда, а вечером спортсмен умер, не дождавшись операции.

2007