Лицо России не тени, а синяки (Ещё раз о Столыпине)

Лицо России не тени, а синяки

(Ещё раз о Столыпине)

В первом номере родного «Российского Колокола» за этот год появилась очень и очень характерная статья секретаря Союза писателей России А.П. Иванова с выразительным названием (очевидно, да так и явствует из некоторых мест статьи, – отголоском недавнего всероссийского пропагандистского проекта) «Тень на лице России». Почему характерная?

Потому что с первых слов сквозит неприятие единственной вразумительной, вернее – более полезной, чем вразумительной, но все-таки объективно ПОЛЕЗНОЙ передачи Российского телевидения, «сваренной» якобы по западным рецептам. (Между строк хотелось бы заметить, что автор исколесил полмира и две трети западных стран и, владея двумя основными европейскими языками, то есть будучи в состоянии понять содержание этих самых западных телепрограмм, ничего подобного не видел. Хотя, может быть, и просто упустил, ручаться не буду. Не в этом суть.) Когда я слышу с экрана (опрос на канале ТВЦ) ответы вполне совершеннолетних соотечественников обоего пола на вопрос «Кем был Жуков?» – «какой-то князь до революции», а на вопрос «Когда началась Вторая мировая война» – ответ «в середине прошлого века» оказывается самым близким к истине, то любая передача, любой проект, могущий вызвать интерес «поколения пепси» (и не только) к отечественной истории – живительная «пепси и кока-кола заменяющая» влага просвещения на высохшие от потребительской гонки умы россиян. И, будь телекостюм хоть трижды сшит по чужим лекалам, на нашем человеке все равно будет смотреться по-русски: с оторванным воротом и рукавами в драке за истину. Но у нас, как известно, любят кулаками помахать и после драки. Вот А. Иванов размахнулся на Н. Михалкова, целя в представляемого первым П. А. Столыпина, названного в обсуждаемой статье «неудачником реформатором». Припомнились и военно-полевые суды и полное отсутствие влияние столыпинской аграрной реформы, «узаконенной царем за год до убийства самого реформатора и не получившей поддержки в народе». При этом Н. Михалков обвиняется в историческом невежестве. Одну минуточку!

Земельный вопрос был коренным вопросом, позвоночником всех государственных имперских организмов – начиная с несчастных братьев Гракхов в Древнем Риме. Россия начала ХХ века – не исключение. Тогда в России было зарегестрировано 395 миллионов десятин земли (десятина – 1,09 га). Из них:

155 млн принадлежало казне (в основном, леса, тундра, болотистые земли) и различным «учреждениям», в основном, церкви и монастырям (15 млн);

139 млн – крестьянские наделы (из них – 14,5 млн – казачьих);

101 млн – в частном владении.

К 1905 году у крестьян было уже 165 млн земли против 53 млн десятин земли дворянской (к 1918 году останется 40 млн) – 16 млн выкупили купцы и торгово-промышленные компании, 26 млн – крестьяне через Крестьянский банк. И вся эта крестьянская земля находилась в общине, привыкшей столетиями к ее непроизводительному возделыванию – принудительное трехполье, чересполосица и как результат – низкая урожайность, а именно – 30, максимум 35 пудов с десятины. Если учесть, что из 30 пудов 8 пудов шли на семена, а цена на рожь тогда составляла всего 50 копеек за пуд, то становится понятным, что при такой урожайности выкупить свой надел и развивать культурное сельское хозяйство крестьянин просто не мог – в Крестьянском банке выкупные цены составляли 105 рублей в 1907 г. и 136 рублей в 1914 г. за десятину. От урожая до урожая денег не хватало, а уж на выкуп и инвентарь копить нужно было бы десятилетиями. Вот что необходимо было ломать, и Столыпин это сделал.

Вопрос решался в следующем хронологическом порядке:

1. Манифест 3 ноября 1905 года «Об улучшении благосостояния и облегчении положения крестьянского населения» (уполовинивание выкупных платежей за землю с 1 января 1906 г. и отмена их вовсе с 1 января 1907 года).

2. Август 1906 года – принимаются указы об увеличении земельного фонда, находящегося в распоряжении Крестьянского банка.

3. 9 ноября 1906 года – Указ о крестьянском землевладении и землепользовании (о праве выхода из общины, причем с наделом, бывшим у крестьянина на то время).

Аграрный законодательный пакет действительно был утвержден Думой только в 1910 году, на что намекал А. Иванов. И зря намекал, потому что основа аграрной реформы – Указ Правительствующему сенату от 1906 г., принятый в обход Думы, действовал с момента его принятия. Путь же указа до закона был действительно долгим. В феврале 1907 года была созвана 2-я Государственная дума. В ней, как и в 1-й Думе, земельный вопрос оставался в центре внимания. Именно консервативная позиция 2-й Думы в земельном вопросе и стала основной причиной ее роспуска 3 июня 1907 года. Обсуждение аграрного закона от 9 ноября 1906 года началось в 3-й Думе только 23 октября 1908 года и продолжалось более полугода. После принятия указа 9 ноября Думой он с внесенными поправками поступил на обсуждение Государственного совета и так же был принят, после чего по дате его утверждения царем стал именоваться Законом 14 июня 1910 года.

Этот закон вводил чрезвычайно важные изменения в землевладение крестьян. Все крестьяне получали право выхода из общины, которая в этом случае выделяла выходящему землю в собственное владение. При этом закон предусматривал привилегии для зажиточных крестьян с целью побудить их к выходу из общины. В частности, вышедшие из общины получали «в собственность отдельных домохозяев» все земли, «состоящие в его постоянном пользовании». Это означало, что выходцы из общины получали и излишки сверх душевой нормы. При этом если в данной общине в течение последних 24 лет не производились переделы, то излишки домохозяин получал бесплатно, если же переделы были, то он платил общине за излишки по выкупным ценам 1861 года. Поскольку за 40 лет цены выросли в несколько раз, то и это было выгодно зажиточным выходцам. В целом абсолютно ясно, цель реформы – создание, как мы бы сейчас это назвали, «среднего класса». В абсолютно аграрной стране им мог стать только свободный, крепкий, хозяйственный крестьянин. И именно он мог стать основой политической стабильности – как раз то, что мы слышим и сейчас. Только с созданием современного среднего класса никак не выходит, хотя вроде все как бы согласны. А тогда реформа вовсю тормозилась Думой, потому что умы госмужей того времени занимала та самая простая идея Шарикова – «взять и поделить». Взять и разделить 130 000 поместий, доказывал Столыпин, это – негосударственный подход. Крестьянские наделы будут временно увеличены, но с ростом населения очень скоро обратятся в пыль. Но очень уж живучая идея в России – это было записано в программе всех революционных партий, кроме РСДРП (!). (Марксистская экономическая наука – все-таки наука, а Ленин был последовательным марксистом.) Но главный аграрный закон действовал – и вот результат. За пять лет его действия, то есть с 1907 г. по 1911-й, было получено 2 миллиона 653 тысячи прошений о выходе из общины (более 25 % дворов – из 10 миллионов), средний урожай 1908–1912 годов составил 51 пуд (озимых – 57 пудов) с десятины, экспорт пшеницы в эти же годы принес в казну более 750 миллионов (!) тогдашних рублей. С 1905-го по 1913 г. объем ежегодных закупок сельхозтехники вырос в 2–3 раза. Производство зерна в России в 1913 г. превышало на треть объем производства зерновых в США, Канаде, Аргентине, вместе взятых. Российский экспорт зерна достиг к 1912 г. 15 млн тонн в год. В Англию масла вывозилось на сумму, вдвое большую, чем стоимость всей ежегодной добычи золота в Сибири. Избыток хлеба в 1916 г. составлял 1 млрд пудов. И это за 8 лет действия реформы, а Столыпин просил двадцать мирных лет, и «вы не узнаете нынешней России». Да, надо признать, что разрушение общины уничтожило ее нивелирующее действие, когда «всем миром» решали, отсюда появились «столыпинские помещики» и «маломочные» крестьяне, продававшие свои земли и шедшие в наем к более удачливым или работящим, что означало классовое расслоение, а потом и классовую борьбу. Но даже Ленин, эту борьбу распаливший в кровавейшую Гражданскую войну, признавал по поводу Столыпинских реформ, что при таком развитии производительных сил в деревне нынешнее поколение революционеров революции при жизни не увидят. Такая оценка главного политического противника – не лучшая ли похвала человеку, заявившему с трибуны 2-й Думы 10 мая 1907 г.: «Им нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия!»[34] По-моему, историки могут со мной и не согласиться, но если бы Николай после убийства Столыпина пригласил единственный великий ум того времени после Столыпина – Ленина – занять его место, ни Февраля, ни Октября через шесть лет не случилось бы. Но это из области гипотез. А вот еще из области фактов – по поводу военно-полевых судов. Столыпин, как известно, сменил на посту премьера Горемыкина после роспуска 1-й Госдумы 8 июля 1906 года. Уже 12 августа гремит взрыв на Аптекарском острове – на даче Столыпина. Жертвами теракта стали более 100 человек, 27 человек были сразу убиты, пострадали 14-летняя дочь и 3-летний сын самого Столыпина. Волна террора просто захлестнула Россию, по некоторым данным, гибли примерно 330 человек в год. Ну а если стали взрывать премьера – какие могут быть реформы, скажите, пожалуйста?! Представьте хоть на секунду такую ситуацию в наших современных условиях – не при царизме, заметьте, а при управляемой демократии. Поэтому не стоит удивляться, что 25 августа (в порядке 87-й статьи Основных законов, предусматривающей в некоторых случаях прямое имперское законодательное управление без внесения законопроекта в Думу) был введен в действие Закон о учреждении военно-полевых судов для борьбы с терроризмом, и действовал он до весны 1907 года. За это время были казнены 683 человека, а террористами убиты 768 и ранены более 800 человек. Сперва успокоение, потом реформы – единственный правильный принцип для всех времен и народов. Остается пожалеть, что в современной России нет ни того, ни другого. Но об этом позже. Так что не так уж «низко пал» Н. Михалков, отстаивая кандидатуру Петра Аркадьевича Столыпина и, уж точно, не проявил никакой «исторической невежественности».

Вообще все участники дискуссии проявляли историческую, ну, если не невежественность, то необъективность, выпячивая добродетели и замалчивая явные грехи своих «выдвиженцев». А. Иванов в согласии с бывшим тогда митрополитом, а ныне Патриархом всея Руси Кириллом насчет Александра Невского опровергает наших «недругов», которые «пытаются опорочить и его имя за якобы верную службу хану и подавление бунтовщиков, учинивших расправу над монгольскими чиновниками». Речь, по-видимому, идет о восстании 1262 года в Суздале, Владимире и Ярославле, когда русские побили ханских баскаков, собиравших «выход» – дань. Невский тогда еле-еле вымолил прощение у хана и на обратном пути из Орды умер в Городце Волжском. Это правда, и это в вину, как и служение сначала Батыю, потом его сыну Сертаку, поставить Ярославовичу в виду тех исторических условий невозможно. Но когда Батый утвердил на Владимирский стол не Александра, а брата его Андрея, а Сертак позже отдал Владимир Александру и между братьями возникла распря, кто навел на Русь страшную Неврюевую рать? Если верить не Карамзину, а Соловьеву и Татищеву – Александр Невский. Вот за что уже есть исторический спрос. И вообще, если мерять по «татарской» шкале, то Иван Калита предпочтительней – при нем, как писал Карамзин, «христиане на сорок лет опочили от истомы и насилий долговременных», то есть целых 40 лет больших набегов ордынцев не было, а мощь государства Московского укреплялась. Укреплялась и укрепилась настолько, что уже внук Калиты Дмитрий, вошедший в мировую историю как Донской, сломал хребет тому самому игу, которое началось с добровольного отвоза первой дани в Булгар в 1239 году (ни Золотой Орды, ни ярлыков еще не было, Киев еще не взят) после поражения на реке Сить отца Невского – Ярослава. В принципе, можно согласиться с А. Ивановым в лестной оценке долгого царствования Иоанна III Васильевича. Но ради исторической правды надо признать, что через сто лет после Мамаева побоища в очень сходной геополитической ситуации в стоянии на Угре Ивану и всей Руси несказанно повезло. Любимый историк А. Иванова Карамзин пишет по этому вопросу: «Любимцы его жалели своего богатства; он жалел своего величия, снисканного трудами осьмнадцати лет, и, не уверенный в победе, мыслил сохранить оное дарами, учтивостями, обещаниями». Не вдаваясь в исторические детали, хотелось просто напомнить, что не по-державному оробевшего Ивана увещевали на битву и престарелый архиепископ Вассиан, и бояре, и простой люд, и даже его сын, ответивший на родительский приказ прибыть с позиций в Москву: «Лучше мне умереть здесь, нежели удалиться от войска». Что случилось двумя неделями позже, когда Угра покрылась льдом, не поддается описанию. Вернее, разумению. Иван дает приказ войскам отойти к Кременцу, чтобы сподручней было биться на боровских полях. Но русские рати… «не отступали, но бежали от неприятеля, который мог ударить на них с тылу. Сделалось чудо, по словам летописцев: татары, видя левый берег Угры оставленный россиянами, вообразили, что они манят их в сети и вызывают на бой, приготовив засады: объятый страшным ужасом, хан спешил удалиться (7 ноября). Представилось зрелище удивительное: два воинства бежали друг от друга, никем не гонимые!» (Н.М. Карамзин. История государства Российского. Ростов-на-Дону. Ростовское книжное издательство, 1994. Книга 2, с. 472.) Вы можете себе представить, что бы было, если бы хан Ахмат не перехитрил сам себя – все труды Калиты, Симеона, Дмитрия Донского и самого Иоанна пошли бы прахом и Русь вполне могла бы не взлететь до России. Но все равно – я никак не желаю впадать в чаадаевщину и не могу не подписаться под святыми словами еще одного «выдвиженца» на «звание Имя России» Александра Сергеевича Пушкина: «Ни за что на свете я не хотел бы переменить Отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал».

И все-таки наш народ запоминает уважительной генетической памятью не Иванов Третьих, а Иванов Четвертых, топивших во все века этот же народ в крови ради государства, с которым они связывали свою абсолютную власть над все тем же народом.

Так что все властители Руси и России поступали с ней, как с любимой женой – и лаской и таской. От первого – слава, от второго – не тени даже, а синяки. Почему-то у нас одно без второго не выходит – не та историческая традиция.

В нынешние времена принципиально ничего не изменилось. Но раз нет войны, раз редкий период демократии, хотя и наследственной, то почему опять надо решать – кто виноват и что делать? Что делать в России – известно. Искать виноватых, естественно. Вечные вопросы – потому что виноватых никогда не находится. Возьмем современный кризис. Кризис мировой, системный, и поэтому вдвойне странно, что никто не оказался к нему готовым, хотя все заметные экономики – часть этой самой системы. Причем российская экономика – одна из самых уязвимых, ориентированных на конкурентные преимущества «низкого ранга», как говорят экономисты. Проще говоря – на природные ресурсы. Кто виноват в том, что мы проскочили выгоднейший исторический период для модернизации сырьевой экономики в «интеллектуальную»? Кто виноват, что деньги на «поумнение» нашей экономики наглухо закупорили в Стабфонде, конвертировав их большей частью в американские казначейские бумаги? Если бы эти почти полтора триллиона рублей бюджетных денег, отпущенных на антикризисные меры (тема отдельного разговора), вовремя вложить в модернизацию, уже и на кризис понадобилось бы на порядок меньше. Но правительство консервирует денежными вливаниями даже не вчерашний, а позавчерашний экономический уклад – например, автопром. Если хотя бы народ «проедал» нефтяные деньги, но нет. Посмотрите бюджет Российской Федерации, и вы убедитесь – как всегда, основные статьи бюджета – внутренняя безопасность, армия, госуправление (чиновники). Статьи «Образование», «Здравоохранение», «Соц. защита» всегда вкупе составляют меньше одной статьи «Охрана общественного порядка и национальная безопасность», другими словами, содержания безопасности власти. Статьи дохода показывают однозначно – как мы сидели на углеводородной игле, так и сидим, не слезаем. Чтобы слезть, надо готовить место, куда слезть. А слезть можно только в постиндустриальную экономику, то есть в производство новых технологий. Для этого нужно вкладываться в НИОКР. США это давно поняли и тратят больше 350 млрд долларов в год прямых инвестиций на науку – около 2,6 % ВВП. Мы – не больше 1 % от нашего ВВП (плюс 2,2 % в оборонке), то есть в тридцать с чем-то раз меньше в натуральном объеме. При этом Россия тратит на инновации не более 10 % инвестиций, хотя Германия, к примеру, 50 %, а Франция – целых 90 %. К тому же наблюдается очевидный перекос – акцент не на создание новых технологий, но на их продвижение на рынок и потребление. И никакие налоговые льготы на инновации (как НДС) не помогут увеличить их в доле ВВП на порядки, что требуется России для вступления в постиндустриальную технологическую эпоху. А что вообще означает создание новой технологии? Приоритет в новом стандарте, использовать который вынужден уже весь остальной мир. Как стандарт мобильных телефонов или программного обеспечения, к примеру. Вот поэтому от кризиса меньше всего пострадают те, кто меньше зависит от чужих стандартов. И это, к сожалению, не мы.

Стабфонд и природные ресурсы так или иначе кончатся – кто будет виноват в неизбежных социальных потрясениях (ибо стократно был прав Ф. Бэкон, сказавший, что причины восстаний бывают двух родов – много нищеты и много недовольства. Первого у нас всегда было в избытке, может достать с лихвою и второго), когда они только начнут кончаться и расходы на социалку станут самыми низкими в «демократических» государствах? А иначе – без такого бюджета, скажут нам, не удержать территории от внешнего врага и не удержать порядок внутри. Несогласных – от имени народа – прикладом в зубы. Так, собственно, и появляются синяки на лике Родины.

Можно согласиться с А. Ивановым, что сам принцип видеть в одном, даже самом блистательном историческом лице лицо всей России – неразумен. Но если предположить, что премьеров при демократии не убивают, то реформаторский гений Столыпина пригодился бы России сейчас намного больше, чем чей-либо другой. Для новой, глобальной технологической модернизации России. Для создания нового прочного «высокотехнологичного» и образованного среднего класса – основы любой политической стабильности. И кажется мне, что когда-нибудь России снова повезет – явится подобный гений. А не явится – нас ждут такие потрясения, что 17-й и 37-й годы покажутся «легкой отрыжкой». Интересно, кого тогда будут выдвигать новые «присяжные», лет этак через пятьдесят, на роль символического лица России? И на каком языке?

* * *

«Я думаю, что и все русские люди, жаждущие счастья и успокоения своей стране, желают скорейшего разрешения аграрного вопроса, который, несомненно, сейчас является важнейшим для страны. Всем ясно, что никто не будет прилагать свой труд к земле, зная, что плоды его трудов могут быть через несколько лет отчуждены. Земля должна быть отдана в частную личную собственность крестьянству. Надо предоставить самим крестьянам устраиваться так, как им удобно. Закон не призван учить крестьян и навязывать им какие-либо теории, хотя бы эти теории и признавались законодателями совершенно основательными и правильными. Пусть каждый устраивается по-своему, и только тогда мы действительно поможем населению. И само правительство во всех своих стремлениях указывает на одно: нужно снять те оковы, которые наложены на крестьянство, и дать ему возможность самому избрать тот способ пользования землей, который наиболее его устраивает… Но прежде чем говорить о способах, нужно ясно себе представить цель, а цель у правительства вполне определенная: правительство желает поднять крестьянское землевладение, оно желает видеть крестьянина богатым, весьма достаточным, так как где достаток, там, конечно, и просвещение, там и настоящая свобода. Но для этого необходимо дать возможность способному, трудолюбивому крестьянину, то есть соли земли русской, освободиться от тех тисков, от тех теперешних условий жизни, в которых он в настоящее время находится. Надо дать ему возможность укрепить за собой плоды трудов своих и представить их в неотъемлемую собственность. Пусть собственность эта будет общая там, где община еще не отжила, пусть она будет подворная там, где община уже не жизненна, но пусть она будет крепкая, пусть будет наследственная. Такому собственнику – хозяину правительство обязано будет помочь советом, помочь кредитом, то есть деньгами…Таким образом, вышло бы, что все государство, все классы населения помогают крестьянам приобрести ту землю, в которой он нуждается… Если бы одновременно был установлен свободный выход из общины и создана таким образом крепкая индивидуальная собственность, было бы упорядочено переселение, было бы облегчено получение ссуд под надельные земли, был бы создан широкий мелиоративный землеустроительный кредит, то хотя круг предполагаемых правительством земельных реформ и не был бы вполне замкнут, но виден был бы просвет… Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!»

2009

Данный текст является ознакомительным фрагментом.