Драка

Драка

Русские люди, конечно, сильно изменились с развитием капитализма, но петь не разлюбили. Именно поэтому в городах, особенно в Москве, где не соберешься на лугу, на речке или ином каком просторе, так много караоке-баров. В одном из них произошла эта драка.

Час был поздний, вернее, ранний – около пяти утра. Народу за час до закрытия оставалось немного – завсегдатаи, в основном, девушки. Некоторые хорошо, годами знали друг друга, кто-то вообще здесь работал в другую смену, а сейчас пел в свое удовольствие. Были еще режиссер всяких музыкальных конкурсов – Женя, его приятель Валентин, еще пара засидевшихся мужиков, ну и все. Ничего, как водится, не предвещало. Но тут в караоке, как два горных орла, влетели какие-то не очень русские молодые люди. Влетели – не влетели, а вошли по-хозяйски, с блатной походочкой, презрительно поглядывая по сторонам. Один, пониже, в цветастой рубашке, все «нырял» по-боксерски, имитируя удары. Второй, высокий, под два метра, с прической «под горшок», вел себя посолиднее, в смысле – не «нырял», зато время от времени бил себе кулаком в ладонь, как бы подчеркивая готовность к бою. Было впечатление, что ребят зачем-то сорвали с ночной тренировки, еще не разогретых, и вызвали попеть. Среди девушек у них нашлась знакомая – какая-то длинная рыжая лярва прямо приютила у себя на груди «цветастого». Тем временем девушка-диджей разносила микрофоны, петь черед был Жене, а надо сказать, что в том караоке собирались, в основном, профи и полупрофи, так что голосами заслушаешься просто. Женя был из профи – полилось что-то современное, молодежное.

– Хорошо как ваш друг поет, – заметила девушка, сидевшая с подругой на соседнем диванчике.

– Хотите, потом познакомлю? – Валентин и сам рассчитывал на знакомство.

Знакомиться с симпатичными подружками лучше парой – с товарищем, к тому же Женя был уже в фаворе, так что шансы Валентина поднимались тоже.

– Ну… попозже только, – заскромничала девушка.

Микрофон дошел до «цветастого». Голос у того был неплохой, не профессиональный, конечно, но «цветастый» и не старался – орал, лишь бы громче, при этом, бросив рыжую, «пошел в народ» клеить своим пением новых девочек. Рыжая не очень заволновалась, хотя шею выгнула. При ней остался высокий – гладил по голому колену, наверное, успокаивал.

– Что за люди? – спросил Валентин у официантки.

– Да бывали здесь пару раз. Драчливые, а кто, откуда – не знаю, – пожала плечиками подошедшая официанточка.

– Ингуши, наверное, – сказал Женя, – или кабарда, что-то в этом духе.

«Цветастый» тем временем начал в буквальном смысле лезть из кожи, вернее, из рубашки. Девица, «облагодетельствованная» вниманием, не знала, куда деть глаза, она явно не хотела от этого парня ни стриптиза, ни песни, ни общества, но скандал поднимать не решалась.

– Вы бы к нам пересаживались, – обратился Валентин к соседке, – скоро до вас дойдет.

– Да… если что, мы вас позовем на помощь. – Девушка благожелательно улыбнулась.

«Цветастый» закончил изгаляться, но от девицы не отстал – остался за ее столиком, приобняв за плечи. Тут же подвалил и высокий – начали «клеить» с двух сторон. Рыжая лярва опрокидывала в горло рюмку за рюмкой во временном одиночестве.

– Слушай, они у себя там в ауле так же себя ведут? – спросил Валентин.

– Вряд ли. Там они все друг другу родня, не забалуешь. А тут – мы для них никто, стадо.

– А их старики там не воспитывают, не говорят, как себя в гостях вести нужно?

– В том-то и дело, что они давно себя чувствуют в Москве, как дома.

Валентин пропустил свою очередь – петь как-то расхотелось. Женя снова вышел из-за столика с микрофоном. Песня была такая нежная, что не станцевать с дамой было невозможно. Валентин только повернулся к соседке, но ее уже настойчиво приглашал высокий. Девушка посмотрела с мольбой на Валентина.

– Оставь девочку, она со мной, – не вдаваясь в церемонии, сказал Валентин.

– Слушай, кто ты такой, а? Я подошел – она за другим столиком сидит. Свободен, короче.

– Короче не получится. – Валентин встал.

Дрались двое на двое, вернее, сначала орлы вдвоем навалились на Валентина, потом, когда вступился Женя, вдвоем на него. Когда Валентин очнулся, в зале уже почти никого не было – на стуле сидел Женя и прикладывал лед к обоим подбитым глазам. Официантка принесла лед и Валентину, и, внимательно посмотрев ему в зрачки, пошла за стаканом водки. Поле боя осталось за друзьями, но потери были внушительные, особенно у Жени, которого добивали на полу ногами – глаза заплыли полностью, вся одежда была залита кровью.

– А где охрана-то ваша? – уже больше теоретически поинтересовался Валентин.

– Охрана, мать ее туда, стояла и смотрела. Козлы они, а не охрана, способны только спрашивать, столик заказан или нет, – отозвался Женя.

– Как стояла? Что, и оттащить не пытались? – слабо удивляясь, спросил Валентин.

– Козлы и трусы, – морщась то ли от боли, то ли от презрения, прошипел Евгений.

Принесли водку – за счет заведения. Валентин опрокинул стаканчик, на душе повеселело.

– Зря пьешь, – прокомментировал Женя. – Сейчас менты приедут, протокол, туда-сюда, а от тебя водярой несет. Еще и виноватым окажешься.

Замечание было резонным, но наряд милиции, действительно появившийся через пару минут, о протоколе и не думал. Лейтенант задал пару вопросов и, даже не переписав паспортных данных, посоветовал ехать в больницу или травмопункт снимать побои.

– Когда бумажка от врачей будет, тогда и будем разбираться, – заключил лейтенант и направился к выходу.

Сержант последовал за ним, разведя на прощание руками, сами, мол, видите, начальство «землю рыть» не велит. Видя такое дело, Валентин попросил еще водки – для анестезии. Когда принесли рюмашку, появилась бригада «скорой». Ребята молчаливо осмотрели Женю, потом прошлись взглядом по Валентину – все-таки ему досталось значительно меньше, записали Женину фамилию в свои бумаги и, поддерживая его под руки, повели к выходу, к машине. Валя пошел с ними.

В Первой Градской, кажется, тоже отмечали какой-то праздник – врачей в столь раннее утро почти не было. Вернее, они были, но не в своих кабинетах. Двери были везде открыты, но внутри не было даже медсестер. Валентин вспомнил, что действительно праздник-то наличествовал, по иронии судьбы – День святого Валентина. Наконец появилась женщина-офтальмолог, Женю повели на осмотр, Валентин зашел вместе с ним, Евгений без посторонней помощи передвигаться уже не мог – вместо глаз на лице светилось два красных фонаря. Но офтальмолог утешила – отслоения сетчатки и прочих неприятностей не случилось, в принципе, глаза остались целы. Следующим врачом был хирург. Пока ждали в коридоре, Евгения начало трясти – наступал болевой шок. Валентин завел друга в кабинет хирурга, положил на диванчик и пошел разыскивать хирурга. Того нигде не было, Валентин хотел спросить у офтальмолога, но ее тоже след простыл. Валентин вернулся к пустому кабинету, ну, пустому от врача – Женя по-прежнему лежал на диване и тихо поскуливал:

– Валя, Валентин, Валя…

– Здесь я. Хирурга искал, не нашел пока, никто и не видел, где он может быть.

– Валь, мне бы обезболивающее… изнутри жжет, голова лопается…

Валентин отправился было на поиски, но столкнулся с хирургом в дверях.

– Так, что это за проходной двор? Сами входят, ложатся тут…

– Доктор, мой друг… совсем плохо ему, мы уж в коридоре ждали, – начал оправдываться Валентин.

– Как фамилия? Так, карты на него нет, берите вашего друга и – в коридор.

– Нас офтальмолог к вам направил, карту у него заводили.

– Ничего не знаю, без карты лечить не буду. Будет карта, тогда заходите, а пока – в коридор, там ждите… – Хирург добавил строгости в голосе.

Делать было нечего, Валентин усадил трясущегося уже всем телом Евгения на диванчик в коридоре и отправился на поиски карты.

– Что за гестапо! – Чудом карта нашлась – ее уже отнесли в операционную, откуда и вернулся в свой кабинет хирург. Так или иначе, с Валиной помощью правда восторжествовала, и Женю повезли зашивать. Идя за носилками, где стонал его друг, Валентин вдруг подумал, что и у охраны караоке, и у милиции, и у врачей было что-то общее – полное безучастие. Равнодушие и безучастие. Или даже что то смешанное – грязнодушие… Вот у малых народов – чеченов там, ингушей и прочих такого нет – все друг друга знают, каждый второй родня, там слепого больного в коридор не выгонят. Может, нас, русских, слишком много, чтоб чувствовать себя народом, то есть родными друг другу людьми. Может, поэтому и хамят, что знают – равнодушие убило чувство национальной принадлежности? Валентин проводил друга до операционной и пошел к известному уже хирургу – позаботиться о себе. Но, поскольку бригада «скорой» его фамилии не вписала, то на него карту никто и думал заводить – в регистратуре посоветовали ехать в больницу по месту жительства, то есть на другой конец города.

– Кто ж меня повезет в таком виде? И в метро не пустят, – возражал было Валентин, показывая обильно обрызганные кровью рукава водолазки и брюки.

Девушка за регистратурным окном пожала плечиками и углубилась в медкарты тех, кому «повезло» больше. Валентин хотел сплюнуть в сердцах, но вспомнил, что это все-таки больница, плевать не стал и с досадой толккнул дверь.

Уже совсем рассвело, по Ленинскому проспекту неслись машины – люди выживали в этом городе, кто как умел. Валентин голосовал долго, даже успел замерзнуть, все-таки его вид отпугивал издалека. Наконец-то остановилась какая-то замызганная «шестерка». За рулем сидело лицо «кавказской национальности» примерно одного с Валентином возраста.

– До «Сокола»? Пятьсот рублей устроит, дарагой?

Это было дороговато, но Валентин уже зверски устал для торговли. Хотя ехать с кавказцем по понятным причинам не хотелось, но другие национальности не останавливались.

2008