Московских милиционеров учат быть дядями Степами, а у них не получается

Московских милиционеров учат быть дядями Степами, а у них не получается

14 апреля 2002 года, Москва:

Руководство столичного ГУВД взялось исправлять нравы своих сотрудников. Каждый понедельник теперь начинается для милиционеров с лекций в актовых залах, где в течение получаса замы по воспитательной работе, ветераны МВД и даже профессора-криминологи учат их правильному общению с гражданами. Процесс роста милицейской вежливости корреспондент «Известий» наблюдал в УВД Центрального округа столицы…

В 9–15 в актовом зале здания на Большой Полянке собралось человек сто. Если не знать, где находишься, публику можно принять за обычных студентов. Лица все больше молодые, одежда — штатская. Но начальник пресс-группы Елена Перфилова заверила, что передо мной почти весь руководящий состав УВД Центрального округа и что ниже лейтенанта здесь нет никого, а есть и майоры с полковниками.

— Все вы знаете о существовании приказа МВД номер 170, — начал полковник Михаил Федотов, ответственный за воспитательную работу. Он взял со стола небольшой красочный плакат и показал публике. — Мы специально издали выдержки из него, чтобы их развесили во всех отделениях милиции. Вот что должен делать сотрудник милиции. Согласно этому приказу: «Уважать человеческое достоинство граждан, поддерживать и защищать права человека и гражданина, руководствоваться принципом, закрепленным в Присяге: «Служа закону — служу народу». Действовать при выполнении должностных обязанностей и общении с гражданами при всей строгости и решительности законно, безупречно, справедливо. Быть в общении доброжелательным, стремиться завоевать расположение и доверие граждан, добиваться взаимопонимания, воздерживаться от ненужной резкости. Постоянно работать над повышением своего уровня духовной культуры…»

— Я хочу добавить, — взял слово заместитель начальника УВД Центрального округа по личному составу полковник Игорь Павливкер. — Имейте в виду, что по результатам этих лекций каждый подпишет справку. В ней будет написано, что я, такой-то, предупрежден о недопустимости проявления грубости, хамства, унижения и оскорбления человеческого достоинства граждан при осуществлении мной оперативно-служебной деятельности. Чтобы потом никто не говорил, что не был в курсе.

— Ни в коем случае нельзя указывать гражданину на несущественность его обращения, — продолжил Федотов. — У нас это часто бывает. Подходит к милиционеру человек, а тот ему: «Да чего ты ко мне пришел? Сам, что ли, разобраться не можешь?» Это недопустимо. Более того, даже если человек ведет себя по отношению к вам неправильно, нельзя отвечать в том же духе. Тактичность необходима даже по отношению к преступнику. Если он нарушает закон — действуйте, как предписано. Но ни в коем случае не подключайте эмоции. Чтобы у человека сложилось правильное впечатление — не вы лично требуете от него пройти в отделение, а закон и народ, которому мы служим, того требует. Я вот тут задумался: а для чего мы созданы вообще? И понял, для народа. А сейчас слово предоставляется Виктору Ивановичу Динеке. Он доктор юридических наук, профессор Академии управления МВД.

Выступление профессора стало кульминацией тридцатиминутки. Молчаливые и непробиваемые до сих пор слушатели стали внимать, а иногда даже улыбаться.

— Я хочу задаться другим вопросом: не как должно быть, а почему мы имеем то, что имеем. Почему за последние 15 лет у нас наблюдается верный рост таких нарушений закона со стороны сотрудников, которые не обусловлены корыстными побуждениями, а именно психологической неуравновешенностью? Почему милиционеры хамят? Еще в XIX веке Иван Тарасов, один из лучших юристов и криминалистов того времени, на этот вопрос отвечал примерно так. Сотрудник российской полиции вынужден испытывать на себе огромное административное давление высшего начальства, и эта власть чаще всего применяется по отношению к нему неграмотно и неадекватно. Это провоцирует сотрудника на то, чтобы в такой же манере обращаться с гражданами. С тех пор мало что изменилось. Все дело в правовом поле, в котором находятся сами сотрудники. А это правовое поле создают руководители среднего и высшего звена, то есть мы с вами. Поэтому если вы думаете, что раз не заняты на территории, а работаете в кабинете, то вас не касается наш сегодняшний разговор, то напрасно вы так думаете. Это первое. Второе. То, что называется хамством по отношению к гражданам, часто возникает даже тогда, когда вроде бы никто никому не нагрубил. Типичный пример: сотрудник видит на улице нарушителя правопорядка. Вежливо сопровождает его в отделение для разбирательства. Вежливо оставляет его дежурному и уходит. Дежурный через какое-то время направляет его к сотруднику отделения. Задержанный приходит к нему, а тот понятия не имеет, что этот задержанный совершил. Сотрудник спрашивает у дежурного. Дежурный или не помнит, или не знал даже. Все начинают нервничать, вести себя неадекватно. Вот и получается неправомерное задержание и грубое обращение. Жалоба в прокуратуру.

Тут я еле-еле сдержался, чтобы самому не попросить слова. Дело в том, что на днях мой знакомый оказался точно в такой же ситуации. Час продержали в обезьяннике, а потом стали у него же интересоваться, а чего это он в обезьяннике делает. «Откуда я знаю, может, тебя задержали, когда ты траву курил?!» — кричал ему дежурный. «Да нет, товарищ милиционер, я всего лишь возле Кремлевской стены помочился». Я, наверное, так энергично улыбнулся, что невольно хихикнул, и человек десять из зала посмотрели на меня так серьезно, будто я злостно нарушил приказ номер 170.

— В нас по-прежнему жива привычка к насилию, о которой писал еще Короленко в письме Луначарскому, — продолжал профессор. — «Советская власть разрешила частное насилие во всех формах. И частное насилие стало по сути всеобщим делом». Этот стереотип поведения жив не только в милиции, но и в ЖЭКах, больницах, среди журналистов…

Некоторые из зала опять обернулись в мою сторону.

— … Да и обычные граждане по отношению друг к другу грешат тем же. И тут я хотел бы остановиться еще на одной проблеме. Разграничение ответственности милиции и общества. Возьмем, к примеру, американский штат Айова. Договор местной полиции с властями штата. Кстати, по этому договору работник отдела по борьбе с наркотиками получает 78 тысяч долларов в год. — Профессору пришлось выдержать паузу, по залу прокатилась волна оживления. — Но еще больше поражает в этом договоре один пункт: «Преступность является внутренней болезнью общества, за лечение которой полиция ответственности не несет». Во как. Корректно, но недвусмысленно обществу дают понять, что оно тоже в ответе за правопорядок. Мы — блюстители правопорядка, но вы, товарищи американцы, уж будьте любезны блюсти нравы. У нас же винить милицию за разгул преступности стало уже хорошим тоном. Это я к чему говорю. К тому, что наши сотрудники — часть общества и болеют они теми же болезнями, что и все остальные. Но если человек на улице отвечает только за себя, то мы — представители закона, власти, поэтому с нашей стороны такие выходки воспринимаются особенно болезненно. В связи с этим я хочу привести в пример еще один пункт из документа, которым руководствуется полиция штата Айова: «Гражданин, которому полицейский сделал замечание или по отношению к которому он применил меру наказания, должен уходить с чувством удовлетворения и благодарности». Спасибо за внимание. Тема следующей лекции «Денежное довольствие».

На выходе из Управления в киоске продавали сувенирные фуражки полицейских разных стран — от Америки до Йемена. В основном все неприметных, черных или серых тонов. Только наша милицейская фуражка с кокардой выделяется ярким окрасом. Я попросил одного из штатных психологов УВД провести психологический анализ полицейских головных уборов.

— Конечно, наш отличается повышенной тревожностью. Сигнал, который посылает эта фуражка окружающим, примерно таков: «Осторожно, милиционер». Может быть, с этого и начинается непонимание.