Полпред президента Петр Латышев Начал строительство вертикали власти со штурма Екатеринбургского Дворца Пионеров
Полпред президента Петр Латышев Начал строительство вертикали власти со штурма Екатеринбургского Дворца Пионеров
Сентябрь 2000 года. Средний Урал. Екатеринбург — Челябинск.
Весной 2000 года президент России Владимир Владимирович Путин решил строить вертикаль власти. Прорабами стройки он назначил семерых чиновников, которых назвал своими полномочными представителями. 13 мая, сразу после своей инаугурации он подписал Указ о введении должностей полпредов в семи федеральных округах, на которые была разделена территория страны. Эти семеро чиновников, шестеро из которых были выходцами из силовых структур, должны были стать механизмом по закручиванию гаек, и они им стали. Мне удалось понаблюдать с близкого расстояния за работой двух из них — Петра Латышева (Уральский федеральный округ) и Сергея Кириенко (Приволжский федеральный округ).
Полномочный представитель президента Петр Латышев на страницах уральской прессы сразу получил краткое обозначение — ППП. Эта звуковая комбинация, похожая на рокот некоего военного механизма — скорее танка, чем вертолета, — очень хорошо отражает характер и образ действия нового чиновника. Петр Латышев родился на Украине, в Хмельницкой области, но начал милицейскую карьеру на Урале. Дослужился до главы Пермского ГУВД, потом командовал милицией Краснодарского края. Последняя должность — замминистра внутренних дел России. Известен тем, что боролся с коррупцией в Новороссийском порту, в Санкт-Петербурге, возглавлял оперативный штаб по Чечне. В Екатеринбурге пока прославился лишь как претендент на очень красивое здание Дома детского творчества (бывшего Дома пионеров).
Место действия; Уральский федеральный округ, «опорный край державы», включает Свердловскую, Челябинскую, Курганскую, Тюменскую области, Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий автономные округа. Три региона из шести — это серьезные доноры. Богатейший край с очень бедным населением.
Время действия: одни сутки с правом доступа всюду, куда бы ни ступила нога полпреда.
Повестка
Этого дня пришлось ждать неделю. Петр Михайлович был неуловим даже для своей пресс-службы. Тюмень — Москва — Челябинск, снова Москва — Екатеринбург, снова Челябинск — вот маршрут, который полпред прошел за одну неделю. Наконец в одно прекрасное утро в редакции раздался звонок: «Петр Михайлович дал добро. Охранник в курсе. Зовут Виталий Александрович. Высокий блондин с усами».
В челябинском аэропорту я был к обеду того же дня. На летном поле скучал самолет авиакомпании «Россия». Высокопоставленный пассажир прилетелнакануне. На остаток дня в повестке значились участие в церемонии награждения новыми квартирами семей погибших и раненных в Чечне, посещение семьи одного из погибших офицеров и три интервью — два местному телевидению и радио, одно нам. В нашем распоряжении была и первая половина следующего дня: прием граждан и выезд в Екатеринбург.
14.00–15.00. Квартиры посмертно
Латышева я застал в зале заседаний городской администрации. Он сидел в президиуме, а зал был заполнен людьми в погонах и без. Последних было меньше, их и награждали. Ордера выдали 19 семьям из 33, чьи родственники погибли или были ранены 2 июля этого года в Аргуне. Еще 80 человек «поощрили разными формами поощрения».
Петр Михайлович, разумеется, выступил. В каждом его слове звучало: «Не я, но пославший меня». Начал он так: «То, что здесь происходит, это знак того, что государство…» А закончил так: «Мужества вам, терпения, воли, благополучия. Государство всегда поможет. Так решил президент».
Из зала полпред вышел в сопровождении троих охранников. Я представился тому, который с усами, но тут вышел небольшой конфуз. Оказывается, на днях «Известия» об этом самом охраннике неприятно написали. Во время совещания в Тюмени о едином информационном пространстве некий работник ФСО стал объяснять журналистам, что можно снимать и спрашивать, а что нельзя. Пресса в долгу не осталась. Так оказывается, что это он, Виталий Александрович, и есть. С ним еще двое. Пока я думал, кто из нас должен извиняться, Латышев протянул мне руку, и уже через пять минут мы ехали в полпредском кортеже из четырех машин. По перекрытой дороге. Лишь гаишники в стойке «смирно», как версты полосаты, и лица с открытыми от удивления ртами в прижавшихся к обочине машинах.
16.00–17.30. Чеакуш
От мэрии до летного городка я насчитал 13 гаишников. ЧВАКУШ пишется именно большими буквами, потому что это — Челябинское военное авиационное командное училище штурманов. Хрущевки, многие в аварийном состоянии. Полпредская «Вольво» остановилась возле обычного подъезда, выходить пришлось в грязь. На четвертом этаже дверь открыла Полина Даниловна, мать командира роты спецназа Буйнакской бригады майора Сергея Молодова, награжденного звездой Героя России посмертно. Тут же разрыдалась.
— Здравствуйте, Полина Даниловна, — сказал Латышев. — Владимир Владимирович Путин, наш президент, лично поручил мне встретиться с вами. Он очень серьезно занялся этой проблемой — помощи со стороны государства сотрудникам правоохранительных органов, которые погибли при исполнении служебного долга. И вот я здесь.
Полпред говорил, как на машинке печатал. Он всегда так говорит. Полина Даниловна говорит по-другому:
— Муж умер два с половиной года назад. Вот теперь детенка моего уже 7 месяцев как нет. Как жить, я не знаю! Как я его уговаривала не идти в Чечню — нет, не послушал.
— Очень высокое чувство долга. — Это Петр Михайлович.
— Да, он говорил: «Если не я, то кто же?» О нем статья была в «Боевом братстве», «Негромкий спецназовец» называется. Квашнин наградил именным пистолетом. Теперь Герой мой детенок. Только где он?!
— России за последнее столетие очень много пришлось пережить… — сказал полпред.
— А, это конечно.
— Кризис социалистической системы… сопровождался… большими жертвами. — После каждого слова Латышев как будто притормаживал. — И в первую очередь… пострадали люди ответственные. Ваш сын был именно таким человеком…
— Только бы не напрасно! — вздохнула мать.
— …И вас хотелось бы поддержать… Все-таки утрата тяжелая… Мы с вами познакомились, я у вас побывал, мы сейчас сфотографируемся. (Сфотографировались.) И вот Валерий Михайлович Третьяков… мой федеральный инспектор в Челябинской области… Он всегда вам поможет. Это не единовременная помощь, Владимир Владимирович все это ставит на системную основу. Я на память о нашей встрече хочу подарить вам вот такой самоварчик.
Это был обычный тульский самовар. Почему самовар?
— Кульдяева знаете, Олега Владимировича? Поэта? Вот тут его песня есть «Шестая рота». Это про детенка моего. — Полина Дмитриевна открыла книгу «Шаг в бессмертие» с автографом Путина.
Латышев прочитал:
«Мы покидаем грешный мир.
На небе ждет нас командир.
На небе ждет Маркелов-батя,
Друзья, десантники и братья».
Полина Даниловна вдруг занервничала, засуетилась: «Помяните, помяните детенка моего. Оксана, неси быстрее. Не уходите!»
Пришлось выпить два раза «по 10 грамм». Чтобы не выпить лишнего, второй тост назвали третьим — за всех, кто не вернулся. Самой хозяйке спиртного нельзя, поэтому она пила воздух из рюмки.
18.00–22.00. Разговоры. Отбой
Выносливости полпреду, оказалось, не занимать. К третьей смене журналистов он был работоспособен, как телефон спецсвязи.
Петр Михайлович обычно дает интервью столько, сколько влезет в журналиста. Но говорить с ним — мука. Ни тени юмора, ни словечка вправо, ни словечка влево. Люди, знавшие его по работе» в МВД, говорят, что это с ним недавно, не освоился еще в должности. Будучи милиционером, он знал, где можно красное словечко вставить, где крепкое, а где и кулаком по столу. Теперь же его язык — как свинцомналитой. Я не рискну приводить даже выдержки из нашего разговора: читатель уснет, так ничего и не поняв. Только краткое содержание.
Главный вопрос, который я задал полпреду: «А зачем вообще нужны генерал-губернаторы, если в каждом регионе и так несколько десятков федеральных структур, которые нужно лишь как следует финансировать и контролировать?» Петр Михайлович ответил, что именно для. этого контроля они и созданы, а финансирование серьезно изменится с Нового года. А дело задумано большое — укреплять вертикаль власти.
По сложности свой округ полпред сравнил с Южным. Урал — это лежбище регионов-доноров со всеми вытекающими отсюда последствиями. В Ямало-Ненецком и Ханты-Мансийском округах добывающие компании не хотят заниматься геолого-разведочной деятельностью и работают на истощение природных ресурсов — надо активизировать Минприроды. В Свердловской области правит бал криминал. Регион занимает первое место в России по преступности. Это уже не говоря об известном всей стране приведении местного законодательства в соответствие с федеральным и едином информационном пространстве.
Первый удар Петр Латышев намерен нанести именно по Свердловской области. К губернатору Росселю у полпреда очень много вопросов. Например, как так получилось, что областное правительство возглавляет не губернатор, а рабочая лошадка по фамилии Воробьев? А сам Эдуард Эргартович фактически выполняет представительские функции. И сидит не на 16-м этаже здания администрации, как когда-то Борис Николаевич, а на другом берегу Исети, в своей легендарной резиденции. Другой вопрос — на каких законных основаниях региональное управление Мингосимущества делегировало свои полномочия администрации области, и как она ими воспользовалась? Наконец, что за странный орган такой у Росселя — Совет безопасности, в который входят руководители всех региональных силовых ведомств? Этот последний, кстати, после назначения полпреда дал трещину: силовики от Росселя побежали.
Спокойной ночи Латышеву я пожелал уже в одиннадцатом часу вечера. Мы с фотокорреспондентом сели в такси и тут же были остановлены нарядом ГАИ. За что — не поняли. Но не успел гаишник объясниться с таксистом, как взвыла сирена, блюстители порядка попрыгали в машину и унеслись изображать верстовые столбы. Полпред поехал спать в президентскую резиденцию.
10.00–15.00. Пойдем к Хаттабу!
Чуть не забыл. Во вчерашнем интервью Латышев очень много говорил о восстановлении доверия народа к власти. Это такое поручение президента. В рамках его выполнения и был назначен прием населения. Первый за сто дней полпредства. Оповещали о нем по местному телевидению. Сначала Латышев сказал: «Всех приму». Но когда оказалось, что звонков больше сотни, записали только 18 граждан и еще от 30 человек жалобы приняли в письменном виде. Тем не менее к 10 утра первый этаж администрации области был запружен народом. Сверх обещанных двух часов полпреду пришлось работать еще три, и он это сделал с демонстративным героизмом, заставив томиться в ожидании не кого-нибудь, а губернатора Петра Сумина.
Первая посетительница — мать военнослужащего, пострадавшего в армии от дедовщины. Но ее мы пропустим, потому что по сравнению со следующим этот случай еще ничего. А следующая — Валентина Михайловна, переселенка из Узбекистана. Русская. Уехала, когда в ее городке началась военная операция против экстремистов, дом продать не успела. У Валентины Михайловны 11 детей, и все приемные. Она их собирает, как некоторые старушки кошек и собак. Из них восемь несовершеннолетних и два инвалида. На свои деньги она им сделала четыре операции. «Живем все вместе в разбитом бараке. Рядом с нами пенсионер дядя Вася спит. А по нему крысы ползают. Ему тоже помочь надо. Я обратилась в поселковый совет, а Новоселов мне сказал: «Где была, туда и езжай. Набрала детей, теперь расхлебывай».
Дальше — Шлестова Галина Ивановна, ее дом оказался посреди строительной площадки, а строителям на это наплевать. Но о ней мы тоже не будем, потому что по сравнению с Амамбаевыми это еще терпимо. Амамбаевы — это две старушки, одна молодая старушка, другая старая. У них была двухкомнатная квартира, теперь нету, потому что их обманули при размене. Потом квартиру трижды перепродали. Суд тянется с 1996 года, последнее заседание было в апреле. «За нее я ведь всю жизнь работал, — плачет старая старушка Амамбаева, — я ведь заводской бабушка, советский бабушка».
— Вот Валерий Михайлович, — полпред указал на федерального инспектора, — он будет это дело контролировать.
— Так они же футболить будут.
— Это не тот случай. Владимир Владимирович лично поручил нам разбираться во всех подобных делах. Мы этого не оставим. Я поручу это заместителю генпрокурора по Уральскому округу. Мы с ним каждый день встречаемся.
— Дай бог, дай бог, — забормотали старушки, уходя, — здоровья вам, Петр Михайлович. Все бы с нами так. Как в сказке!
А что может сделать прокурор, даже федерального округа, если квартиру у старушек отобрали юридически грамотно? Ничего не может сделать.
У башкирки Юмагужиной такое сложное имя-отчество, что она предложила звать ее просто Галина Захаровна. Она вытряхнула перед полпредом гору железнодорожных билетов до Москвы и обратно. Всего — 340 билетов. В Москву она ездит судиться. Началось все с того, что в школе, где она работала, ее назначили ответственной за столовую. Она отнеслась к делу серьезно и стала воевать с поварами, которые в чай подсыпают соду, а в масло добавляют глицерин. А когда из школы ее вышибли, стала искать правду по всем фронтам. Юмагужина — православная, и это ей придает сил. Но закончился ее разговор с полпредом так: «Если и вы не поможете, я к Хаттабу пойду».
Пришли ходоки из вчерашнего ЧВАКУШа. Представители разваливающегося дома. Латышев и здесь пообещал помочь. Когда ходоки ушли, Третьяков сказал: «Петр Михайлович, там половина домов в таком состоянии». «Будем разбираться», — ответил полпред.
Я спустился вниз. Народу не убавилось. К лифту без очереди ковылял увешанный орденами ветеран. За его спиной люди переругались. Одни кричали: «Мы с утра стоим!», другие: «Как вам не стыдно!»
На этом наши сутки кончились. На следующий день, уже в Екатеринбурге, я пришел на интервью с первым замом Латышева Владиславом Тумановым — в отсутствие полпреда он выполняет роль федерального инспектора по Свердловской области. Встреча была назначена на 10 часов, я просидел до двенадцати — и так и не был принят. Что уж там говорить про обычных людей. При мне секретарша Наталья разговаривала с охраной: «Вчера тут лишние люди оказались, так что пускайте только по пропускам». Потом она разговаривала с другой секретаршей, тоже Натальей: «Сегодня опять звонят: «А можно…» Я говорю: «Нельзя!!!» Хватит мне вчерашнего дня».
А спустя еще три дня я позвонил в Челябинск и спросил, кому удалось помочь. Мне ответили: «Пока только одной женщине. За ней закрепили конкретного бизнесмена».
Интересно, хватит ли на всех бизнесменов?
ППП, ДДТ и тайный советник
ДЦТ — это Дом детского творчества. Бывший Дом пионеров. Слава и позор ППП. В тот памятный вечер, когда мы беседовали, полпред сказал, что конфликт вокруг ДЦТ исчерпан: пионерам вместо четырех избушек, которые предлагали вначале, предоставлено помещение в новом здании площадью 10 тысяч квадратных метров — это даже больше, чем у них сегодня. «Почему нельзя было сразу решить этот вопрос таким образом? — недоумевал полпред. — Мы сейчас уже задаем себе вопрос — случайны ли были эти маневры, или это чей-то замысел?»
Чей-то — это, конечно, губернатора Свердловской области Эдуарда Росселя.
Я навестил Дом детского творчества, но следов умиротворения там не нашел. В комнате Пушкина продолжают дежурить родители, которые клянутся покинуть ДДТ только в виде трупов. А замдиректора Любовь Аркадьевна Субботина говорит вот что: «Мы, конечно, понимаем, что нас отсюда все равно вытурят. Но новым зданием недовольны. Его еще год надо достраивать, нужны 60 миллионов рублей, а где гарантии, что нас не выселят раньше? К тому же сейчас мы в центре, а будем на окраине, детям неудобно добираться. А главное — это старина, здесь сами стены воспитывают, здесь Александр Демьяненко занимался, Шурика помните?»
Здание действительно шикарное, хоть и требует ремонта. Настоящий дворец, которому уже 200 лет. Анфилады комнат. Несколько пристроек, парк, который, возможно, тоже отойдет президенту. Прогуливаясь по широченным коридорам, я представлял себе роскошь, которая здесь будет. Тем сильнее было мое удивление, когда я побывал в нынешнем помещении полпредства.
Оно занимает пятый этаж в здании Госкомимущества на площади рядом с «членом КПСС» — так здесь называют небоскреб областной администрации. Евроремонт, современное оборудование, просторные помещения. Штат — 30 человек. Я спросил человека из ближайшего окружения полпреда, который согласился быть моим тайным советником: «Зачем вам Дом пионеров? Вам и здесь вроде бы неплохо». Он ответил: «Да, неплохо, но это вопрос статуса. Полпредство — это дом президента. Если Путин приедет сюда, ему придется работать на одном этаже в скромном здании Госкомимущества. А Россель будет сидеть в своей шикарной резиденции, которая, кстати, когда-то была Домом учителя. Это неправильно».
Еще два тайных советника
В Екатеринбурге здание мэрии серого цвета, а областная администрация — белого. Поэтому их называют белым и серым домом. Во враждующих лагерях мне удалось склонить к откровенности еще двух близких к мэру Чернецкому и губернатору Росселю людей. Вот что, например, сказали в «сером доме».
— История с Домом пионеров — удачный пиаровский ход губернатора. Он ведь не случайно выбрал именно это здание. Были и другие варианты, связанные с перемещением некоторых структур региональной власти, стоял вопрос о новом здании Промстройбанка. Это было бы и дешевле, и справедливее. Но с помощью Дома пионеров Россель решил убить сразу трех зайцев: выполнить указ президента за счет федеральной, а не своей собственности, скомпрометировать в зародыше все будущие реформы полпреда и, наконец, стравить Латышева с мэром, поскольку расхлебывать всю эту кашу с Домом детского творчества пришлось прежде всего ему. Но ситуация вышла из-под контроля, я думаю, что областники теперь и сами напуганы тем, что наделали. Особенно после того, как Латышев публично поставил вопрос, так ли уж нужна Росселю его резиденция.
Пока Латышев дистанцируется от местных властей. За сто дней не было ни одного рабочего контакта ни с мэром Чернецким, ни с губернатором Росселем. Хотя ситуация зачастую этого требовала. Он даже команду себе набрал, в основном из людей неместных, и семья его, насколько я знаю, переезжать из Москвы сюда пока не собирается. С другой стороны, как только полпредство обрастет местными связями, оно скурвится и не будет выполнять свои функции. Это тоже плохо. Тут важно соблюсти грань.
Сейчас область живет, как в песне Александра Новикова:
«Мы металл и камень плавим,
мы себя и город славим,
но про то, что мы оставим,
пусть другие пропоют».
Режим Росселя держится на использовании федеральных силовых структур в интересах определенных криминально-коммерческих кругов. Первый удар Латышева пришелся по Совбезу. Сейчас он создает структуру по управлению госсобственностью. Я думаю, губернаторская вольница заканчивается.
Тайный советник из «белого дома» разговаривал со мной со снисходительной улыбкой:
— Не зря нам, конечно, мента прислали, но мне кажется, Латышев недооценивает Росселя. Власть у того, у кого деньги. У Росселя они есть, у Латышева нет. Вот приехал патриарх. Полпред всех разбросал, прошел первый с ним здороваться. Ну и что? Когда мы все приехали в Верхотурье, все матушки прямиком к Воробьеву, председателю правительства: «Здравствуйте, Алексей Петрович!» Латышева даже не заметили. Потому что у Воробьева есть деньги, а у Латышева один президент на языке. То же и с силовыми структурами. Ушел прокурор из нашего Совбеза и тут же с инсультом в больницу попал — я думаю, это не случайно. Если Латышев будет платить им одну зарплату, будь за ним хоть десять президентов, они все равно вернутся к нам, потому что кушать хотят.
На Латышева Россель очень рассчитывает как на лоббиста. У нас миллиард рублей невозвращенного НДС, огромные долги оборонке — вот где нужна его помощь. Пока же он только вредит. Если не захочет у нас прописаться, его роль будет сведена к нулю. Сейчас к полпреду бросились все, кому не досталось росселевского пирога. Но когда станет ясно, что никакого пирога у Латышева нет, он останется один.
Кузнец, который нам нужен
Под занавес — шаг в сторону.
Вечер этого безумного дня, проведенного в рос- селевско-чернецко-латышевско-пионерском омуте, закончился для меня в тихой кузнице Владимира Кривушина. Друзья в гости привели. После всего, что пришлось услышать днем, кузница действительно казалась тихой.
Первую половину своей жизни Кривушин занимался ерундой, вторую — искусством. Просто бросил все и поехал по Союзу учиться ремеслам. Кузнечному искусству научился в Таллине, вернулся, пристроился к Екатеринбургскому художественному фонду, начал работать и зарабатывать. Первый очажок сделал из кирпичей, все, что имеет теперь, — плод своих рук. На заказ приходится делать всякое, но постепенно Кривушин прививает клиентуре вкус к нестандартному. Многие из тех, кто раньше заказывал розочки на ограду, теперь хотят оригинальную кованую мебель. Изящный трон весом 15 килограммов, к примеру, покупают по цене от 5 тысяч рублей. А один клиент так разошелся, что заказал себе массивную кровать с возможностью регулировать угол наклона лежака. Зачем — непонятно. Из любви к искусству, наверное.
Владимир Кривушин не завидует ни Латышеву, ни Росселю, ни Чернецкому. «Бедные люди, — говорит кузнец. — Не умеют ничего делать и вынуждены из кожи вон лезть, чтобы этого никто не заметил».
Когда Владимир Кривушин начинал карьеру кузнеца, ему было 42. Всем, кто застрял во власти, он советует следовать его примеру.