«Повеет законам бизнеса мы уже должны увольнять людей»
«Повеет законам бизнеса мы уже должны увольнять людей»
На здании центрального офиса «Юганскнефтегаза» висит табличка — «Осторожно! Лавиноопасная крыша». Серьезные последствия от ареста Ходорковского под этой крышей ощутили во второй половине минувшего лета. Но с тех пор положение «ЮНГ» уже приблизилось к критическому.
— Мы подошли к тому моменту, когда по всем законам бизнеса уже пора временно увольнять людей, — говорит директор по развитию производства Юрий Левин. — Конечно, мы будем тянуть до последнего, но наши возможности не безграничны. Мы уже сейчас можем встать в любой момент — из-за какой-нибудь ерунды. Вот кончится графитовая смазка, и у нас будет выбор: либо нарушать технологию, либо останавливать все 150 ремонтных бригад. Закупить новую смазку не на что. С 25 августа мы сидим без денег. Счета заморожены. Все, что на них приходит, идет на налоги и зарплату. Из 14 буровых бригад работает лишь одна. От нас ушли почти все иностранные партнеры-. «Шлюмберже», «Халибертон», «Петроальянс». Остались лишь те сервисные компании, руководителей которых по старой советской традиции можно уговорить «войти в положение». Но и они уже берут кредиты, чтобы оставаться на плаву — в сущности, чтобы кредитовать нас. В октябре на «Юганскнефтегазе» впервые упала добыча нефти — правда, пока лишь со 145 тысяч тонн в сутки до 144,5 тысячи тонн, но это уже очень тревожный сигнал. Если бы мне кто-нибудь год назад сказал, что мы когда-нибудь заведем папку «Остановка производства», я бы его убил. А сейчас это реальность. Даже если завтра в Москве как-то выберутся из проблемы ЮКОСа и разморозят нам счета, потребуется год напряженной работы, чтобы вернуть «Юганскнефтегаз» в прежнее состояние.
Юрий Левин — типичный птенец гнезда Ходорковского. В Нефтеюганск попал по распределению в 1983 году-, тогда за место здесь, на передовой нефтяной отрасли, студенты дрались. Начинал простым оператором, но во второй половине девяностых резко пошел вверх по служебной лестнице, поскольку отвечал всем четырем требованиям ЮКОСа к персоналу: молодой, перспективный, злой, талантливый. После стажировки в Москве его вернули сюда в 2001 году уже в качестве заместителя гендиректора. Левин считает, что Ходорковский создал великолепную систему мобильного менеджмента, способную решить любую задачу в любом месте и на любом производстве.
— Но в последнее время мне приходится работать не менеджером, а клерком, только успеваю на запросы отвечать. — Юрий Алексеевич включил проектор, на экране высветился график под названием «Динамика запросов со стороны внешних организаций в ОАО «ЮНГ». Если в январе их было 36, то в октябре — 101. Большинство из них — от органов природопользования, на втором месте — Министерство по налогам и сборам, затем МВД и органы прокуратуры. — Иногда складывается ощущение, что мы — какая-то Атлантида, которую только что открыли и теперь все нами интересуются.
— Причем большинство вопросов — на грани разумного, — подхватил разговор директор по региональной политике Сергей Буров. — Представьте, что вас кто-нибудь спрашивает, сколько коробков спичек вы купили шесть лет назад в магазине № 28. Вы будете долго смеяться, а нам приходится всерьез отвечать. Я помню, как в советские времена я строил себе дачу. Приходилось каждый чек сохранять, чтобы потом можно было отчитаться, где какую доску купил, и доказать, что ничего не украл. Похоже, эти времена возвращаются.
Впрочем, пока кризис «ЮНГ» в полной мере ощутили лишь в смежных сервисных организациях: в них задержка зарплаты перевалила уже за третий месяц. Работники самого «Юганскнефтегаза» пока получают деньги вовремя. У служащих центрального офиса список неудобств исчерпывается отключением Интернета и выхода на межгород для всех ниже начальников отдела, а также ликвидацией корпоративного тарифа мобильной связи. Теперь каждый оплачивает свой сотовый сам. О положении работников московского офиса ЮКОСа можно судить по бесплодным попыткам командированных обитателей гостиницы «Рассвет» атаковать стоящий в холле банкомат.
— Ситуация в городе пока под контролем, — вместо мэра Виктора Ткачева, который почему-то очень часто находится за пределами региона, ситуацию в городе охарактеризовал председатель городской думы Рашид Тагиров. — Я оцениваю наш запас прочности — около двух месяцев. Потом могут начаться волнения. Напряженность уже ощущается: задержка зарплаты в сервисных компаниях ЮКОСа привела к падению в городе спроса на товары и услуги. Даже те, кто получает зарплату вовремя, теперь предпочитает на всякий случай затянуть пояса и экономить. Бюджет города пока спасает то, что год назад мы считали большим несчастьем — перераспределение. собранных налогов в пользу Ханты-Мансийского округа и федерального бюджета. С тех пор мы считаемся дотационным городом, но именно эти дотации сейчас держат нас на плаву. По сути, мы сегодня держимся за счет общих средств округа.
Но даже при всех напрягах расходная часть бюджета Нефтеюганска — около трех миллиардов рублей. Это почти на миллиард больше, чем, к примеру, бюджет города Твери, население которого превышает Нефтеюганск в пять раз. Вместе с тем даже до реформы межбюджетных отношений, когда все нефтяные города Ханты-Мансийского автономного округа (Сургут, Нижневартовск, Когалым) были донорами, столица ЮКОСа оставалась дотационной. В деле оптимизации налогов эта компания преуспела больше других.
«Ходорковский — это холодная сила денег»
Южносургутское месторождение. Бригада № 8 ремонтников сервисной компании 000 «РУСРС». Внешне это выглядит так: посреди заснеженного болота два вагончика с надписью ЮКОС, у одной из скважин стоит машина с вышкой, по стропилам которой из-под земли извлекаются трубы. Вокруг видны еще несколько десятков скважин. Выглядят они совершенно несексуально: просто из-под земли выныривает и снова ныряет в землю железная труба, на трубе — кран. Красные трубы — холодные. Это нагнетательные скважины. По ним под землю подается вода, чтобы поднимать нефть в верхние пласты. Синие трубы — теплые. В них расположенный под землей насос качает нефть с глубины 2,5 километра. Традиционные нефтяные вышки — это уже вчерашний день нефтедобычи, их продолжают изображать на всяких буклетах исключительно для красоты.
Идет подземный ремонт нагнетательной скважины. Три человека на ледяном ветру с помощью специального оборудования извлекают из нее трубы. Пока наш фотограф снимает этот процесс, его синий пуховик покрывается черной нефтяной крапинкой. У рабочих нефтью не залиты только лица.
Начальника бригады Вахида Белосарова мы застали в вагончике. Он свое уже отпахал, в нефтянке с 1976 года. Несмотря на то что Белосаров сидит в тепле, вид у него нерадостный. И не только потому, что два месяца не платят зарплату.
— По большому счету нам все равно, кому достанется ЮКОС, — говорит Вахид, не стесняясь присутствия работников идеологического фронта из «ЮНГ». — Лишь бы скорее ситуация как-то разрешилась. Лично к Ходорковскому мы никогда особой любви не испытывали. За что нам его любить? Мы когда-то по пояс в грязи поднимали эту нефть, работали на износ, а пришел Ходорковский, и нас, ремонтников, даже не спрашивая нашего согласия, выделили в отдельную фирму, лишили всех льгот, связанных со стажем работы, в том числе и права помощи при переселении на материк Мы теперь по отношению к ЮКОСу никто. От меня требуют сдать даже удостоверение ветерана. Какая после этого любовь.
— Это называется оптимизация производства.
— Я не разбираюсь в экономике, но я разбираюсь в справедливости, — вмешивается в разговор старший мастер Рафаиль Сабитов. — И я не понимаю, почему законы бизнеса должны им противоречить. Можно было поверить в эту оптимизацию, если бы рядом с нами не было города Сургута. Там зарплаты у нефтяников в два-три раза больше. Я недавно смотрел одну передачу по сургутскому телевидению и чуть не упал со стула. Звонит в прямой эфир помбур (помощник бурильщика. — Д. С. -М.) и задает лидеру профсоюза вопрос: «До каких пор мы будем получать эти несчастные 40–50 тысяч рублей в месяц?
Сколько можно это терпеть?» Мне хотелось позвонить и сказать: «Ребята, а вы знаете, сколько у нас помбуры получают? Максимум 18 тысяч!»
— Пятнадцать лет назад на зарплату и отпускные можно было съездить в отпуск семье из трех человек. — В вагончик за шел Василий Сагорин. Обеденный перерыв. — А сейчас только на билет в один конец хватит. Я сам вахтовик, живу в Нижнекамске, сюда езжу уже 19 лет. До 1997 года мы бесплатно летали на самолетах. Теперь за свои ездим на поезде в плацкартных вагонах. Это тоже оптимизация.
— Но ведь ездите же, никто не заставляет.
— Да, вы правы. Ходорковский платит столько, за сколько люди готовы работать. Ни больше и ни меньше. В том же Сургуте, если сейчас снизить всем зарплаты в два-три раза, люди тоже будут работать. Куда ты денешься с подводной лодки? Тут, на севере, у рабочей силы нет выбора. Просто Владимир Богданов, который возглавляет «Сургутнефтегаз», считает, что если ты зарабатываешь огромные бабки, то вроде как и людям надо платить по-человечески, а не по законам рынка. Вон арабские шейхи, и то со своим народом делятся сверхприбылями, за это их и боготворят. А Ходорковский — это не человек, а холодная сила денег. Даже когда он демонстрирует человеческие чувства — это расчет, и ничего больше. Помнишь, Вахид, как во время кризиса он призывал нас «поддержать родную организацию» и добровольно написать заявления о временном снижении зарплаты на 30 процентов? Написали, и что? До сих пор эти 30 процентов не восстановлены. Короче, Ходорковский — это высокотехнологичная машина, зарабатывающая деньги. Быть таким — это его право, только тогда и на нашу любовь не надо рассчитывать.
«Шапка-валенки — страшный человек»
Нефтеюганск состоит из 16 микрорайонов. То место, с которого город начинался, называется микрорайон 2-а. Он состоит из нагромождения нескольких десятков домов, которые здесь называют балки (с ударением на последнем слоге). Балок — это убогая хижина, обшитая рубероидом. Ее стены состоят из двух слоев вагонки; пространство между которыми засыпано опилками. Со временем опилки сыреют, проседают и стены оказываются пустыми. Даже если топить эти дома не переставая, в них все равно будет холодно. Тем, кто живет в балках, завидуют те, кто живут в железных вагончиках. Их от 30- градусного мороза отделяет лишь слой ржавого металла. Летом он нагревается так, что люди предпочитают спать на улице. Микрорайон 2-а находится в самом центре города. Люди здесь живут десятилетиями. Каждая предвыборная кампания начинается с того, что сюда приезжают все кандидаты и обещают расселить эти дома в два счета. После выборов все об этом забывают.
— Мы бы давно уже сами нормально отстроились, но нам не разрешают, — говорит Александр Щеглов с улицы Культурной. Он родился и вырос в железном вагончике. — И квартиры не дают, и строиться не позволяют. Говорят: «К 2007 году ваша проблема может быть решена. Не хотите ждать — покупайте по ипотеке». А как я куплю по ипотеке, если у меня зарплата со всеми северными 12 тысяч рублей. Да еще при том, что я вырабатываю полторы нормы, а так бы еще меньше было. А цены на жилье здесь такие же, как в Петербурге.
В одном из таких балков живет самая старая жительница Нефтеюганска — Агрофина Печникова. Ей 70 лет, здесь она с 1963 года, и помнит еще те времена, когда на месте города был охотничий поселок Усть-Балыкский.
— Сюда мы приехали из Татарии, — вспоминает Агрофина Алексеевна. — Сначала жили в военных палатках без отопления, потом поселили в вагончики, некоторые так в них и остались, некоторые сами построили вот эти балки. Муж работал в экспедиции. Подъемных кранов тогда не было, когда приезжали баржи с цементом, их разгружали вручную. В 39 лет мужа парализовало, в 40 он умер. Я проработала в «Юганскнефти» до 65 лет, потом сократили, уже при Ходорковском. Они тогда всех старше 50 сбрасывали. По-моему, единственный, кому удалось удержаться, был Шапка-Валенки. Остальные расползлись и замолчали.
— Шапка-Валенки?
— Ну, Анфир Фазаутдинов. Его все знают. Страшный человек. Кличка у него такая — Шапка-Валенки. Это потому, что он маленького роста и когда надевает шапку и валенки, то между ними почти ничего не остается.
Анфир Шапка-Валенки — очень упрямый человек. Это, наверное, единственный человек в России, которому удалось победить ЮКОС (Путин может стать вторым). Когда Анфира сократили, он выучил наизусть две страницы из «Трудового кодекса» и в поединке с адвокатами ЮКОСа восстановился на работе через суд. Ему до сих пор платят зарплату, но до работы не допускают. Правда, без последствий для Анфира эта борьба не прошла. С тех пор он постоянно с кем-то судится и все время пребывает в разъездах по инстанциям: то в Ханты-Мансийске, то в Москве. Застать его дома не удалось.
Рядом с калиткой Агрофины Алексеевны стоит бочка из-под топлива. В таких бочках местные жители хранят воду. Почему-то все они с надписью «Лукойл». Время от времени в поселок приезжает водовоз. Один раз присосаться к водовозу стоит 50 рублей. Если машины долго нет, люди идут за водой почти за километр, в микрорайон № 11. Там жизнь чуть-чуть комфортнее, но гораздо вреднее. Микрорайон № 11 состоит из фенольных домов. Из них людей переселяют более активно, но возникает другая проблема: переезжая в новые дома, хитрые жители сдают квартиры в фенольных бараках переселенцам из Средней Азии и Закавказья. В итоге фенольные районы становятся наиболее криминогенным местом в городе. Одно время здесь процветала наркоторговля, но в последнее время этого зла стало меньше. Глава местного УВД Николай Цибулько по образованию не силовик, а метеоролог. Может быть, поэтому он вовремя почувствовал изменение в социальном климате города и предпринял ряд решительных мер. Теперь наркоторговля отступила в поселок Гидронамыв (Гидра), расположенный километрах в 30 от Нефтеюганска. Это крупнейшая перевалочная база наркотиков в Ханты-Мансийском округе. Отсюда они поступают в крупнейшие города региона. Вообще проблема наркомании — бич северных нефтяных регионов. Денег тут у людей много, а делать в свободное от работы время нечего.
«Ходорковский слишком поздно понял, что любой скотовод должен быть немножко земледельцем»
В Нефтеюганске есть развлекательный центр «Империя». Крупнейший в Зауралье. Общая площадь — пять квадратных километров, количество посадочных мест во всех заведениях центра — три тысячи. В «Империи» мы сидим и беседуем с человеком, который просил не называть своего имени. Этот человек работает в топ-менеджменте «ЮНГ», но иллюзий насчет своих работодателей не питает.
— Когда Ходорковский впервые приехал в Нефтеюганск, он заявил, что денег в город вкладывать не будет. Его дело добывать нефть и платить налоги. Из этой фразы тут же родился слух, что при ЮКОСе Нефтеюганск станет вахтовым поселком. Город охватила паника. Цены на недвижимость упали, люди стали продавать квартиры за копейки и уезжать. Потом, году в 1997-м, было падение цен на нефть, понижение зарплат. Накануне ареста Ходорковского вроде все стабилизировалось и улеглось, но его все равно здесь не жаловали. В лучшем случае, относились как к неизбежному злу. Неизбежному, но стабильному. Иногда стабильное зло лучше, чем непредсказуемое добро.
На сцене «Империи» разыгрался стриптиз. Оставшись топлес, барышня нависла со сцены над толпой.
Какой-то разгоряченный зритель засунул ей в трусики три тысячных купюры. Когда стриптиз закончился, разгоряченный зритель вернулся за столик к друзьям — неподалеку от нашего. Друзья пили вторую бутылку «Хеннесси» на троих. «Ты чего, охренел?! — возмутились его друзья. — Зачем так много дал?!» — «Да ладно, — ответил любитель стриптиза, — я что, не нефтяник, что ли?!»
— Очень характерный случай, — прокомментировал мой собеседник. — Только вот голову даю на отсечение — это сургутские. Их здесь, в «Империи», вообще процентов восемьдесят. У нефтеюганских столько денег нет.
В качестве подтверждения слов моего собеседника раздался мощный рев толпы в ответ на призыв диджея: «Ты слышишь меня, Сургут?!» И раза в три слабее после крика: «Нефтеюганск, это твоя «Империя»!»
— На месте Путина я бы не сажал Ходорковского, а назначил бы его премьер-министром, — продолжил топ-менеджер. — Эту вертикаль власти, которую уже пять лет как рожают, он выстроил бы рекордными темпами. Знаете, какая в ЮКОСе вертикаль власти? Абсолютная монархия. Причем эта вертикаль не просто тупо репрессивная, она умеет добиваться от своих подданных и покорности, и активности. Вообще любопытно, что самые активные поборники либеральных ценностей в мире — это владельцы крупного капитала, которые свой бизнес как раз предпочитают выстраивать по законам империи. Империя «Майкрософт», империя «Проктер энд Гэмбл», империя «Макдоналдс». Ходорковский из того же ряда. Только он сделал одну ошибку: забыл, что нефть, в отличие от программного обеспечения и гамбургеров, железно связана с конкретной территорией. И с этой территорией надо считаться. Он это понял, но слишком поздно. Кстати, благодаря скромному хозяину этого заведения.
— А кто это?
— Владимир Семенов. Он и Ходорковский — это два абсолютно противоположных типа предпринимателей. Семенов, конечно, не миллиардер, но по местным меркам тоже тот еще олигарх. Начал на заре перестройки с видеосалона, потом купил два грузовика, стал заниматься перевозками. Теперь у него 800 единиц техники, бензоколонки, гостиница, рестораны, вот этот развлекательный центр, в нефтяном бизнесе он один из крупнейших партнеров «Юганскнефтегаза». Но при всем при этом Семенов по складу характера какой-то… земледелец, что ли. Он весь здесь, в этом городе. Он вообще не выводит деньги в офшор, игнорирует предложения о расширении бизнеса до всероссийских масштабов, все вложения делает здесь, кормит всех пенсионеров города, устраивает для малоимущих r «Империи» бесплатные вечера. В Нефтеюганске Семенов культовая фигура. Если бы его арестовали, тут случился бы реальный бунт. А Ходорковский — он всегда был не земледельцем, а скотоводом. Для него главное — его дело, все остальное — только питательная среда для этого дела. Именно после знакомства с Семеновым Ходорковский понял, что быть хоть немного земледельцем все-таки выгодно. Он кое-что даже успел сделать: построил спорткомплекс «Олимп», учредил «ЮКОС-классы». Я уверен, что, когда он писал свое покаянное письмо, он думал о Семенове.
«Еще немного президентской власти»
— Начинаем церемонию открытия фестиваля «Новая цивилизация»! Сегодня в нашу школу съехались 26 ЮКОС-классов из 12 городов. — Голос директора школы номер один Нефтеюганска Ирины Славинской дрогнул. — Извините меня, я волнуюсь. Потому что трудные времена. Но мы выстоим!
ЮКОС-классы — это стратегический проект компании. Система подготовки кадров по японскому образцу — начиная со школьной скамьи. В Нефтеюганске и ближайших поселках района учиться в ЮКОС-классах действительно престижно. Это не только больший объем знаний и жизненная перспектива, но еще и особая идеология: типа мы — энергичные люди в свободном жизненном пространстве.
Дальше пошли выступления ЮКОС-классов в жанре капустника.
— Мы стали идеалом, — заявил со сцены один ЮКОС-класс. — Нам трудно, но мы справляемся.
— Все мы дети ЮКОС-класса. ЮКОС — нам теперь отец, — продекламировали их коллеги из другой школы.
— Тебе повезло, ты не такой, как все, ты работаешь в ЮКОСе, — перепели Шнура ученики из поселка Пойково.
— Крошка-брат ко мне пришел, и спросила кроха: «ЮКОС — это хорошо или это плохо?» — начали участники фестиваля из Пыть-Яха. И закончили: «Крошка-брат в постель пошел, и решила кроха: «ЮКОС — это хорошо. А не ЮКОС — плохо».
Под занавес школьный танцевальный коллектив задвинул на сцене «Хава Нагилу», после чего был объявлен перерыв. Подхожу к активисту ЮКОС-движения Андрею Смирных и спрашиваю:
— Какой ты хотел бы видеть Россию лет через десять? Чего ей не хватает?
— Ей не хватает более сильной президентской власти.
— Не понял. Еще более сильной?!
— Ну да.