Так жил Саддам

Так жил Саддам

САДДАМ ХУСЕЙН

Эскиз к политическому и психологическому портрету

В судьбе последнего иракского правителя, как и у подавляющего большинства лидеров вождистского склада, множество загадок и темных мест, связанных то ли со сложными и крайне запуганными комбинациями различных спецслужб, то ли с проявлением оккультных сил. Сегодня, например, остается даже неизвестным — жив он или нет, а если жив, то где находится, к чему стремится и кто его охраняет. Ясно же, пожалуй, лишь одно: Саддам Хусейн представляет собой явление «вождя», возникающего в истории, как правило, в периоды кризиса и при решающих поворотах жизни наций. Появление вождя обычно связано с судьбоносными испытаниями, выпадающими на долю нации и страны, и оно не какая-то случайность, но историческая необходимость. И это относится в полной мере не только к Хусейну, но и к значительно более могучим фигурам недавнего прошлого — Сталину, Гитлеру и Муссолини.

В течение ряда лет американский черный пиар «лепил» из иракского президента кровавое чудовище, ненасытного «багдадского мясника», представляющего собой угрозу всему миру и мечтающего стать царем нового Вавилона. Но кем был (или — кто он есть) этот харизматический усатый араб, которого покойный русский поэт Феликс Чуев называл «сыном Сталина»? Давайте попытаемся прямо вглядеться в него, рассказать о нем без прикрас и умолчаний.

28 апреля 2002 года радостный шум и гомон заполнил улицы иракских городов и деревень: миллионы людей отмечали очередной день рождения своего лидера — Саддама Хусейна, и их лица, казалось, выражали неподдельное счастье. Повсюду проходили торжественные митинги и манифестации, а в Тикрите, — городе, в котором родился Саддам, — состоялась стотысячная демонстрация. Иракцы, съехавшиеся из всех уголков страны, оглушительно громко, будто бы желая, чтобы их услышали и за океаном, взывали к американскому президенту: «Буш, Буш, послушай нас! Мы скажем тебе правду: мы все любим Саддама Хусейна!»

Однако, как известно, спустя всего год, в апреле 2003-го, — может быть, те же иракцы, хоть и в куда меньшем количестве, — осыпали проклятиями и оскверняли портреты и скульптуры своего поверженного вождя. Когда же они были искренни, когда говорили правду? На взгляд автора этих строк, трижды бывавшего в саддамовском Ираке, скорее в первом случае, чем во втором. Впрочем, так ли это важно? Ведь у толпы, как было уже давно замечено, нет своего мнения: подобно женщине, она легко поддается внушению, а потому переменчива и непостоянна. Чем, между прочим, и пользуются манипуляторы общественным сознанием, особенно отточившие свое мастерство на рубеже XX и XXI веков. Для того чтобы убедиться в этом, русским читателям, очевидно, совсем не надо всматриваться в закордонную даль, а достаточно лишь посмотреть на то, что сегодня творится в их собственной стране и что сделали с ними самими…

Вопреки субъективным суждениям прозападных журналистов, пытающихся по неискоренимой привычке выдавать желаемое за действительное, неопровержимые факты красноречиво свидетельствуют о том, что Саддаму Хусейну удалось стать общенародным лидером, сумевшим за годы своего правления сплотить совершенно разнородные этнические, религиозные и племенные локальные сообщества. И еще, что, вероятно, не менее важно: он был вождем, обладавшим яркими чертами арабского национального характера, и его имидж соответствовал тому, что от него ожидало разношерстное население Ирака, которое, как верно подметил российский востоковед В. Львов, склонно к пороку и анархии и «постоянно готово восстать против любого правительства». Саддам прекрасно осознавал, с каким человеческим материалом ему приходилось работать и кем он управлял, и именно этим, а вовсе не «манией величия с ярко выраженными признаками паранойи», как уверяли моссадовские эксперты, объяснялась «крайняя жестокость» применявшихся им средств. Даже «Нью-Йорк тайме» в свое время признавала, что саддамовские мотивы «понятны и логичны», хотя «мир считает его методы недостойными».

Как проходило политическое формирование иракского вождя, для свержения которого пришлось прибегнуть к масштабной американской интервенции? Каким образом он сумел консолидировать общество, состоящее из трудновообразимой «массы человеческих существ», вдохновленных откровенным «религиозным вздором» и «лишенных какой-либо патриотической идеи»? Несомненно, что ответы на эти и другие аналогичные вопросы представляют особый интерес в наши дни, когда из-за недостаточно продуманной американской оккупации Ирака вылезли наружу все религиозные и этнические проблемы этой страны и над ней явственно нависла угроза раскола. Обещанная же Соединенными Штатами демократическая система государственного устройства, по мнению большинства неангажированных наблюдателей, исключается на данном этапе и, в лучшем варианте, является делом довольно отдаленного будущего.

Примечательно и, может быть, даже символично, что в том же Тикрите, где 28 апреля 1937 года родился Саддам Хусейн, за 800 лет до него появился на свет легендарный мусульманский герой Саладин (Салахэтдин), разгромивший полчища крестоносцев в знаменитой битве при Хиттине и освободивший Иерусалим от чужеземного владычества.

Все биографы единодушно отмечают, что у Саддама было трудное детство. Отец, бедный крестьянин по имени Хусейн аль-Маджид, умер за четыре месяца до его рождения. А мать, Саба, у которой не было элементарных средств на содержание ребенка, вскоре вышла замуж за собственного родственника Хейраплаха Тульфаха.

Сторонникам теории о том, что имя человека влияет на его судьбу, будет, по-видимому, приятно узнать, что Саддам означает по-арабски «противостоящий», «поражающий», «нападающий» и вполне подходит для того, кому было суждено стать политическим лидером и национальным вождем, осмелившимся бросить вызов американской супердержаве.

Надо сказать, что Хейраллах — армейский офицер и ярый арабский националист — оказал глубокое влияние на жизнь Саддама. Он принадлежал к тем иракским патриотам, которые с нетерпением ожидали триумфа Третьего рейха и его союзников, ибо надеялись, что победа гитлеровских войск вытеснит Британию с Ближнего Востока и приведет к реальной независимости Ирака и других арабских земель. Хейраллах принял участие в неудачном антибританском восстании, был изгнан из армии и пять лет провел в заключении.

Несомненно, что под влиянием Хейраллаха у Саддама начало развиваться чувство национального достоинства, возникла ненависть к монархии и власти иностранцев, поддерживавших ее. Впоследствии он напишет: «Наших детей следует учить остерегаться всего иностранного, учить бдительности, не выдавать государственных и партийных секретов иноземцам, представляющим собой глаза и уши своих стран…» Как почти все националисты, Хейраллах не слишком жаловал евреев и утверждал, что они являются «смесью грязи и отбросов различных народов». Уроки первого отчима, судя по всему, не прошли даром для Саддама, и на разных этапах своей карьеры он неоднократно муссировал тему «еврейских негодяев». Во всяком случае, вряд ли будет ошибочным сказать, что Хейраллах оказал на пасынка примерно такое же воздействие, как и первый школьный учитель по истории на Гитлера, обративший внимание маленького Адольфа на «еврейскую бациллу».

Между тем, пока Хейраллах пребывал в тюрьме, мать Саддама вновь вышла замуж. Ее третьим мужем стал Хасан Ибрагим, брат покойного отца мальчика. Новый отчим был грубым человеком, издевавшимся над приемным сыном и жестоко избивавшим его. Он запрещал Саддаму учиться и заставлял его воровать. По некоторым данным, подросток был вынужден даже провести какое-то время в тюрьме. Из своего печального опыта он пришел к горькому выводу, усвоенному им на всю жизнь: нельзя никому доверять, в том числе и самым близким, необходимо быть уверенным только в собственных силах.

В 1947 году, после возвращения Хейраллаха из заключения, Саддам уехал от матери к нему и стал посещать школу. В десять лет он еще не умел писать. Только постоянная помощь бывшего офицера Хейраллаха, по-отцовски заботившегося о нем, позволила преодолеть те трудные годы.

В 1955 году, окончив начальную школу, он переехал вместе с отчимом в Багдад, где поступил в среднюю школу. Ему уже исполнилось 18 лет.

В середине 50-х годов XX века наметился подъем национального самосознания в иракском обществе. Многих иракцев вдохновлял тогда пример энергичного египетского президента Гамаля Абдель Насера, зарекомендовавшего себя знаменосцем в антиимпериалистической борьбе и ставшего воплощением арабского национализма. Что же касается правительства Ирака того времени, возглавляемого Нури Саидом, оно оценивалось арабскими националистами как «лакей западного империализма». Справедливость такой характеристики, по их мнению, подтверждало и то, что Ирак присоединился к про-британской региональной организации под названием Багдадский пакт, одной из основных целей которой было «сдерживание советской угрозы».

В 1955 году молодой и энергичный Насер нанес серьезный удар Западу, заключив масштабную сделку о поставках оружия с СССР, открыв тем самым Москве дорогу на Ближний Восток. В следующем же году египетский президент осмелился публично унизить Великобританию, национализировав Суэцкий канал. Реакция «подлых колонизаторов и их преданного сионистского пса» не заставила себя долго ждать: в октябре на Египет напала англо-франко-израильская военная коалиция. Египетская армия была разгромлена и понесла чувствительные потери, и только Советский Союз и Соединенные Штаты сумели смягчить положение, заставив оккупационные силы уйти с захваченных территорий и отказаться от своих завоеваний. Тем не менее в глазах миллионов арабов Насер стал героем, в одиночку вступившим в неравную схватку с «мировым империализмом» и в итоге оказавшимся победителем.

В конце 1956 года в ряде арабских государств, включая и Ирак, вспыхивали бунты и мятежи из-за пассивной позиции, занятой властями по отношению к событиям, связанным с Суэцким кризисом. Среди тех, кто принимал участие в жарких столкновениях на улицах Багдада, был и юный Саддам Хусейн. Очень скоро из обычного студента он превратился в студенческого лидера, возглавившего молодежные выступления против «продажного антинародного режима». В начале 1957 года в двадцатилетием возрасте Саддам вступил в БААС (Партия арабского социалистического возрождения).

БААС — радикальная светская партия, созданная еще в 1940 году в Дамаске двумя сирийскими школьными учителями — православным греком Мишелем Афляком и мусульманином-суннитом Салахом аль-Дин аль-Битаром. Ее программа, всегда возмущавшая тех, кого сегодня принято называть «исламскими фундаменталистами», представляла собой симбиоз идей арабского национализма и социализма. (Может быть, не так уж далеки от истины некоторые западные исследователи, рассматривающие баасизм как своего рода арабскую разновидность национал-социализма. Как показывают архивные документы Третьего рейха, в Берлине приветствовали образование новой партии и с интересом следили за ее деятельностью, направленной против «плутократов и империалистов».) Главными организационными принципами БААС были единство, освобождение и социализм. Все эти три принципа являются средствами для достижения конечной цели — духовного возрождения арабской нации. Стоит также отметить, что отцы-основатели БААС резко отрицательно относились к коммунизму, считая его детищем «антинациональных и сионистских сил».

Согласно баасистской доктрине, национальное возрождение является глубоким революционным процессом, не знающим международных границ. Этот процесс освобождает личность от племенных, религиозных и региональных уз. Иными словами, БААС провозглашал идеалы освобождения от последствий колониализма и объединения арабской нации. Как считали баасистские идеологи, необходимо ликвидировать искусственные границы между арабскими странами, созданные «нашими врагами» — колонизаторами, и объединить их.

Панарабская цель отражалась не только в главной идее БААС — «одна арабская нация, имеющая неизменную задачу объединения», но и в организационной инфраструктуре. Руководство партии являлось межгосударственным по своему составу, включая представителей от филиалов в различных арабских странах.

Идеи БААС проникли в Ирак в конце 40-х годов через иракских студентов, обучавшихся в Сирии и Ливане, а также через сирийских студентов, получавших образование в учебных заведениях Ирака.

Объясняя впоследствии причину своего вступления в БААС, Саддам говорил, что его привлекло то, что эта партия наиболее последовательно и бескомпромиссно отстаивала идею арабского национализма. Однако можно уверенно сказать, что не обошлось и без решающего влияния приемного отца Хейраллаха Тульфаха, продолжавшего не только заботиться о нем в бытовом плане, но и умело взращивать его националистические настроения.

Здесь нужно упомянуть и о том, что предпочитали забывать официальные биографы иракского президента. Идя по стопам Хейраллаха, Хусейн мечтал стать армейским офицером и пытался поступить в Багдадскую Военную академию, но не сумел сдать вступительных экзаменов. Он мучительно переживал свой провал и, бесспорно, испытал сильнейший удар по самолюбию, что невольно заставляет вспомнить о судьбе другого молодого неудачника — Адольфа Гитлера, провалившегося на вступительных экзаменах в Венскую Академию художеств. Кто знает, если бы осуществились их юношеские мечты, то, быть может, не окунулись бы они с головой в политику, а прожили свои жизни как приличный, хоть и не хватающий звезд с неба художник Гитлер и довольно заурядный (об отсутствии военных талантов свидетельствуют все его войны) офицер Хусейн? Но сослагательное наклонение, как известно, в реальной действительности не существует…

С первых же шагов на политическом поприще Саддам проявил себя как человек действия. Под его руководством осуществляются различные акции неповиновения властям. Организуя группы студентов-националистов, он приобретает опыт подпольной партийной работы. В Багдаде и Тикрите он пишет на стенах лозунги Партии арабского социалистического возрождения, пропагандируя ее позицию. Никто и не догадывался, кто является автором этих лозунгов.

С напряженным вниманием начинающий политик Хусейн продолжает следить за событиями национального и общеарабского масштаба. В 1958 году Египет и Сирия образовали Объединенную Арабскую Республику (ОАР). Большую роль в ее создании сыграли члены БААС. Огромное воодушевление и небывалый энтузиазм охватил тысячи иракцев, потребовавших присоединить свою страну к ОАР. Однако у тогдашнего премьер-министра Абделя Карима Касема были на этот счет совсем иные планы: он считал, что Ираку лучше сохранять дистанцию от остальных арабских государств и продолжать идти собственным курсом. Стало ясно, что его цели не только не имеют ничего общего с объединительными идеалами БААС, но и прямо противоположны им.

Стремясь укрепить свое положение, Касем приступил к откровенным расправам и жестоким репрессиям против всех «юнионистов» (сторонников присоединения к ОАР) и, прежде всего, против баасистов. В ходе невиданной чистки был арестован и приговорен к смерти полковник Ареф — второй человеке государстве, поддерживавший «юнионистов» и стремившийся сам встать во главе страны (его приговор был позже изменен на пожизненное заключение). Многие из членов БААС оказались за решеткой. В борьбе против «юнионистов» премьер-министр сделал ставку на коммунистов. В отчаянной попытке сдержать нарастающее влияние левых сил в марте 1959 года арабские офицеры-националисты подняли восстание в Мосуле. Возмездие Касема было ужасным и потрясло весь мир. Последовал один из наиболее кровавых эпизодов в политической жизни Ирака XX века. Коммунистическим боевикам предоставили полную свободу действий в Мосуле, которой они не замедлили воспользоваться: последовали массовые убийства, изнасилования, грабежи, групповые суды и казни в присутствии ликующих толп (по мнению некоторых журналистов, нечто подобное повторилось в Ираке и в апреле 2003 года под равнодушным или благосклонным присмотром американских войск). Жизни лишились сотни невинных людей, в большинстве своем известных своими националистическими симпатиями.

Весь Ирак захлестнула вол на террора, целью которого было уничтожение патриотических национальных сил. По мнению руководства иракского филиала БААС, возникла необходимость избавиться от Касема и его подручных, утопивших страну в море крови. Было принято решение ликвидировать премьер-министра и «всю его собачью свору», для чего приступили к подготовке группы молодых активистов, в которую вошел и Саддам. При его отборе в «группу боевых мстителей» были приняты во внимание следующие факторы: «глубокая преданность партии и ее принципам, умение пользоваться оружием и меткость, необычайная храбрость».

Вспоминая впоследствии те дни, Саддам Хусейн рассказывал своим соратникам: «Партия решила включить меня в состав ячейки, которая должна была совершить важную революционную акцию. Предполагалось, что произойдет всеобщая революция, во время которой Абдель Карим Касем будет застрелен. В тот период я был учащимся последнего класса средней школы… Было большой честью стать одним из революционеров, спасавших наш народ оттирании, единоличной власти и коммунизма, поскольку наша страна оказалась под угрозой попасть в коммунистическую орбиту. Естественно, что желание освободить свой народ от диктатуры, проявив преданность и мужество, — это и долг, и великая честь».

7 октября 1959 года на одной из центральных улиц Багдада было совершено покушение на «проклятого» Касема. Его машина была расстреляна с близкого расстояния. Вот как описывал это событие сам Саддам: «Поскольку Абдель Карим Касем беспрерывно унижал иракский народ, погряз в диктаторских замашках, путь ему решили преградить молодые бойцы, практически еще мальчишки, которые, тем не менее, были настоящими борцами в полном смысле этого слова. Следуя приказу партии, они остановили автомобиль Касема на улице ар-Рашид и средь бела дня открыли по ней огонь».

Однако «преступный и кровожадный» премьер был лишь ранен, а не убит. Зато погиб один из нападавших на него. Что же касается Саддама, то он получил ранение в ногу.

Едва спасшийся от смерти Касем приказал немедленно разыскать «убийц» и запретить БААС по всему Ираку. Саддам избежал ареста, сумев уйти через пустыню в Сирию. Как гласит легенда, возникшая лет через двадцать, раненому революционеру отказали в медицинской помощи, поэтому он сам, вооружившись лезвием для бритвы и без всякого наркоза, извлек пулю из своей ноги…

Неудачное покушение на Касема, которое по замыслу его организаторов должно было привести к революции, чем-то похоже на опереточный гитлеровский путч 1923 года, после которого фюреру тоже пришлось скрываться и уносить ноги. Но оба, казалось бы, «кошмарных» провала в жизни Саддама Хусейна и Адольфа Гитлера были чрезвычайно инструментальны как для их дальнейшей карьеры, так и для создания мифов, обязательных для феномена вождизма. Благодаря несостоявшемуся убийству Касема, Саддам, например, выбился из полной безвестности и чуть ли не мгновенно превратился в национального героя. О его храбрости и мужестве стали слагаться легенды. Когда же он стап президентом, его «чудесное бегство» через пустыню было увековечено в многочисленных публикациях, телепрограммах и даже в кино. Вождь всегда — национальный герой, и ему положено обладать такими чертами, как патриотизм, бесстрашие, отвага и железная воля.

Первого декабря 1959 года Саддама Хусейна за длительное непосещение занятий исключили из школы. А он уже был далеко: 7 ноября 1959 года он пересек сирийскую границу, затем реку Евфрат и прибыл в Дейр эз-Зор, где его тепло встретили находившиеся в эмиграции иракские оппозиционеры. 20 ноября состоялся его переезд в Дамаск. Там ему сообщили, что по багдадскому радио передали приказ военного коменданта всем органам безопасности о его розыске по обвинению в «заговоре против республики».

По неподтвержденным сведениям, тогда же, в сирийской столице, он впервые встретился с Мишелем Афляком, и между «старым греком» и молодым революционером возникло взаимопонимание, переросшее в дружбу. Но, по мемуарам самого Афляка, они познакомились только после 1963 года, хотя, действительно, быстро обнаружили свое «духовное сродство». Их дружба оказалась чрезвычайно выгодной для Хусейна. Благодаря хлопотам «старшего товарища», в 1964 году его избрали в высший орган иракского филиала БААС — Региональное управление. Позже сообразительный Саддам использовал имя престарелого отца-основателя партии для укрепления собственных идеологических установок и обоснования законности своей власти. Если Сталин использовал имя Ленина как основание для личного правления, то у Саддама аналогичным фундаментом служил живой Афляк, на которого он мог всегда ссылаться при необходимости в ходе дискуссий и споров с другими партийными группировками. Как замечает один биограф иракского президента, «даже смерть Афляка в 1989 году была использована для достижения политических целей. Саддам распространил среди своих подданных сведения, что он лично оплатил сооружение гробницы для отца-основателя БААС».

Во второй половине февраля 1960 года «беглого революционера» посетил офицер сирийской службы безопасности, сообщивший ему, что «в связи с особой ситуацией мы информируем вас о необходимости переехать в Южный регион (то есть, в Египет), отьезд должен произойти 21 февраля нынешнего года». Так закончилось приятное трехмесячное пребывание в Дамаске.

Саддам отправился в Каир. В Египте Гамаля Абделя Насера он прожил свыше трех лет. За эти годы он исколесил всю страну с севера на юг, от Александрии до Луксора.

«Хотя я получал пособие политического эмигранта, — пишет Саддам Хусейн, — мне пришлось залезть в долги к одному из тамошних товарищей, чтобы приобрести мебель для своей квартиры. При моем отъезде в Ирак мебель была продана, дабы покрыть остаток долга ссудившему меня товарищу. В то же время я имел пособие, вполне приличное для существовавшего тогда в Египте уровня жизни. У нас, четверых или пятерых, приговоренных заочно к смертной казни, пособие было выше, чем у других. Все получали 28 или 36 египетских фунтов, а мы — по 60 на каждого. Но поскольку у нас была как бы коммуна, приходилось делиться с окружающими. Естественно, что тот, кому выплачивалось 60 фунтов, как, например, мне, немало отдавал своим товарищам. Мы складывали все, что было, и готовили еду в доме одного из нас, так как в последние дни месяца у некоторых товарищей уже не на что было покупать продукты. Но того, что оставалось на конец месяца у нас, хватало на всех… Мы жили единой семьей, и каждый стремился нести ношу тех, кто по каким-либо причинам оказывался не в состоянии справиться с ней».

Египетская столица в тот период кишела политическими активистами и изгнанниками самых разных мастей. Но Саддам занимался не столько революционной деятельностью, сколько завершением своего формального образования. В 1961 году, в 24 года, он окончил среднюю школу в Каире, а через год поступил на юридический факультет Каирского университета. Изучение права помогло ему в выработке четкой формулировки о единстве иракской национальной и общеарабской борьбы, необходимость которой была осознана им значительно раньше. Там, в Египте, он, по его собственным словам, понял свое призвание: «быть адвокатом» всей арабской нации, арабского народа от океана до Залива. Изучение основ законодательства укрепило в нем стремление к справедливости. Завершив учебу и получив степень бакалавра права, Саддам Хусейн уже мог полностью посвятить себя «защите всех арабов — делу всей моей жизни».

Следует отметить, что жизнь иракских политэмигрантов в Египте не была безоблачной. Например, возвращаясь домой после занятий в университете, Саддам нередко обнаруживал, что все его вещи были кем-то тщательно обысканы. Его явно держали под наблюдением. По некоторым данным, Хусейна даже арестовывали по подозрению в убийстве. Другое объяснение связывает задержание Саддама с недовольством властей его политической деятельностью. Его противники говорили даже, что он периодически посещал американское посольство в Каире и установил контакты с ЦРУ. Именно тогда впервые и зародились слухи, сопровождавшие иракского лидера в течение всей его политической карьеры, о том, что он является американским агентом. Так или иначе, законных оснований преследовать молодого правоведа не было, и довольно скоро Хусейна выпустили на свободу.

Несмотря на все эти «недоразумения» и «наговоры врагов», Саддам уже в египетской столице проявил задатки лидера, сумев сплотить вокруг себя местных иракских баасистов. «Благодаря своей приверженности принципиальной идеологической линии», как сообщает его официальная биография, он «в итоге стал видным членом партийного руководства в Египте».

В феврале 1963 года в Ираке свершилась «революция 14 Рамадана» (8 февраля), покончившая с режимом Касема. Она была осуществлена баасистами вместе с сочувствующими им военными. 13 февраля Саддам возвращается на родину, где ему пришлось довольствоваться довольно незначительным постом: его назначили членом Центрального крестьянского бюро. В течение последующих девяти месяцев он активно занимается партийной работой, справедливо указывая руководству на многочисленные ошибки, которые могут привести «к самым негативным последствиям». Его оценка сложившейся политической ситуации оказалась пророчески верной. В ноябре 1963 года, после девяти месяцев у руля, БААС лишилась власти.

Саддам Хусейн по этому поводу говорил: «В 1963 году Партия арабского социалистического возрождения совершила в Ираке революцию, свергла режим Абделя Карима Касема и захватила власть в свои руки. Однако отсутствие у партии необходимого опыта, возраст членов ее руководства, которые в основном были еще недостаточно зрелыми молодыми людьми, различные арабские и внутренние иракские контрреволюционные акции ощутимо ударили по партии, и она лишилась власти 18 ноября 1963 года, причем определенная часть поддержала ее удаление…

Когда произошел антипартийный переворот, я почувствовал себя ответственным за весь Ирак, но также с не меньшей ответственностью — и борцом за всю арабскую нацию. Я был одним из партийных деятелей, когда потерпела поражение революция 1963 года, хотя и не входил в высшее руководство. Некоторых из принадлежащих к нему посадили в тюрьму, других новые власти вынудили покинуть страну, а третья часть попала в особое положение, в котором уже не могла играть действенную роль. А я же, охваченный переполнявшим меня чувством ответственности и долга, объединил партию для продолжения борьбы». Как бы мимоходом он подчеркивает: «Выступая на партийном съезде, я критиковал руководство, обратив его внимание на то, что оно заимствовало некоторые сталинистские идеологические методы». (Забегая вперед, скажем, что в будущем Саддам совсем по-иному станет относиться к «наследию великого Сталина».)

Провал БААС в 1963 году не был фатальным для всех членов партии. Лично же для «товарища Хусейна» он оказался скрытой удачей, важным поворотным пунктом в его карьере, за несколько лет сделавшим его одним из самых могущественных партийных деятелей.

После установления в Ираке военной диктатуры Арефа Саддам очутился перед выбором: бежать в Сирию и продолжить борьбу оттуда либо остаться в Багдаде и подвергнуться риску ареста. Он мужественно выбрал второе, не подчинившись Национальному управлению БААС в Дамаске, предписавшему ему явиться в сирийскую столицу. Саддам верно рассчитал, что бегство вполне могло бы быть истолковано как трусость и это могло бы лишить его перспектив внутри партии. Как и многочисленные рискованные решения, принимавшиеся им в последующие годы, этот шаг никак не назовешь необдуманным, ибо он был сделан с учетом всех возможных потерь и при — обретений.

В тот тяжелейший для БААС период сформировалось Временное национальное руководство, одним из членов которого стал и Хусейн, занявшийся сплочением партийных рядов и их очищением от колеблющихся и ненадежных элементов. Уже тогда он ясно отдавал себе отчет в том, какие средства необходимы как для прихода к власти, так и для ее удержания. Им начал создаваться Специальный аппарат (Аль-Джихаз аль-Хас). Этот строго законспирированный орган был известен лишь очень узкому кругу баасистских функционеров под кодовым названием «Джихаз ханин». Ему предстояло сыграть весьма важную роль в жизни не только Саддама, но и всего Ирака. Организация представляла собой тайную структуру, состоящую из наиболее преданных кадров, которые занимались разведывательной и контрразведывательной деятельностью в партии и в стране. Саддам, используя «Джихаз ханин», устранял и уничтожал любую группу или личность, угрожавшие БААС извне, а также ликвидировал неугодные ему фракции и группировки внутри самой Партии арабского социалистического возрождения. Взамен «выбывших» на ответственные посты в партии назначались люди, связанные с Саддамом родственными узами либо отбиравшиеся по принципу личной преданности.

Однако, несмотря на предпринимавшиеся им повышенные меры предосторожности, его все же арестовали на одной из конспиративных квартир. Историю своего ареста Саддам рассказывал следующим образом: «Меня арестовали 14 октября 1964 года и заключили в Главное управление безопасности. Трудно даже описать вид этого управления… Отовсюду раздавались стоны человеческой боли и страданий. Хотя мой арест произошел через полтора месяца с начала волны террора, череда пыток к этому моменту не прекратилась. Возможно, что мне пришлось пережить меньше, чем другим, ибо они стали ограничиваться американскими методами — меня связывали сзади и на три дня оставляли на стуле без сна».

Саддама приговорили к двум годам заключения. Любопытно отметить, что его повествование о «годах испытаний» напоминает отсидку другого молодого революционера — Иосифа Сталина. Хусейн «подверг себя строгой дисциплине, вставал рано, упорно работал, много читал, был одним из основных выступающих перед товарищами по тюрьме». О прочитанных им книгах он говорил: «Я читал произведения мировой литературы, марксистские книги… Из всех мировых мыслителей я больше всего читал Ленина, чувствуя удовлетворение от прочитанного, ибо он находил решение жизненных проблем с помощью самой жизни. Затем прочитал и Мао Цзэдуна. Этих двоих я изучил, пожалуй, лучше других марксистских лидеров. Не выступая против марксизма, я считаю в то же время, что необходимо поддерживать взаимодействие с общечеловеческой мыслью, сохраняя разумный духовный и индивидуальный подход, предполагающий, что неверно умалять значение нации. Я считаю, что нация может обогатить марксизм, заставив его критически взглянуть на себя… Я верю в это и именно так рассматриваю потенциал нации. Вместе с тем я всегда выступаю против механического перенесения или заимствования чужого, но также и против самоизоляции и автаркии».

Разъясняя свою позицию, Саддам продолжал: «Я уважаю революционеров-марксистов, вооруженных марксистской мыслью, однако у меня нет уважения к коммунистам, которые превращают связь между ними и марксистской теорией в мост Для установления отношений зависимости с другими странами мира… В своем подходе я, конечно, не ставлю на одну доску СССР и США, но не делаю и различия между теми, кто зависит от Америки, и теми, кто подчиняется Советскому Союзу». Уже одних этих слов достаточно, чтобы понять, почему даже в лучшие годы советско-иракских взаимоотношений в Кремле всегда смотрели на Саддама как на опасного и ненадежного партнера.

Вместе с двумя другими «сидельцами»-баасистами Саддам подготовил план побега, который и был реализован. Его «поразительный, как бы направлявшийся высшими силами» выход на свободу из-за решетки, как и некоторые другие моменты биографии, понятно, со временем превратился в часть общей легенды о «национальном герое» и «народном вожде».

Первой серьезной трудностью, с которой он столкнулся после своего побега, стали отношения с сирийскими баасистами. В результате военного переворота, произошедшего 23 февраля 1966 года, к власти в Дамаске пришло левое крыло БААС, а члены «старой гвардии», включая Афляка и аль-Битара, были арестованы. Не желая признавать главенства дамасских «леваков», Хусейн организовал Чрезвычайный региональный съезд для того, чтобы «определить реакцию иракской БААС в ответ на сирийский вызов». Этот съезд имел колоссальное значение для истории Партии арабского социалистического возрождения, ибо он ознаменовал собой начало жесткого и бескомпромиссного внутриарабского соперничества между Сирией и Ираком, ставшего неотъемлемой чертой дальнейшей политической карьеры Саддама Хусейна.

На Чрезвычайном региональном съезде 1966 года была не только осуществлена «антисирийская» реорганизация партии, но также намечены необходимые действия для свержения режима Арефа, не имевшего опоры в народе. Саддам вместе с еще одним тикритцем — Ахмедом Хасаном аль-Бакром и узким кругом доверенных соратников стали плести паутину, которая должна была затянуться вокруг президента Арефа через несколько лет.

1967 год. Унизительное поражение арабов в Шестидневной войне с Израилем. Сокрушительный удар нанесен не только египетскому президенту Насеру, но и самой идее арабского национализма. Если «презренному сионистскому образованию» удалось достигнуть столь легкой победы, то можно ли рассчитывать на конечную цель — всеарабское единство? Казалось, весь арабский мир погрузился в траур и испытывал бессильную ярость…

Огромные толпы выходили на улицы и площади арабских столиц, чтобы выразить гнев и разочарование, вызванные жестоким поражением. В Багдаде было то же самое, и баасисты воспользовались такими настроениями иракцев, чтобы объявить правящий режим незаконным. Во главе колонн протестующих можно было видеть Саддама, быстро почувствовавшего неожиданные возможности, открывшиеся в связи с тем, что участие Ирака в войне против Израиля было крайне незначительным. Однако Саддам и его ближайшее окружение отлично понимали, что в одиночку им не справиться с Арефом и компанией. Поэтому-то они стали прощупывать готовность вооруженных сил участвовать в свержении правительства. Вскоре была установлена связь с Арабским революционным движением, группой молодых офицеров, недовольных своим положением и отношением к себе правительства. По давней привычке Саддам искал среди них прежде всего «надежных людей из Тикрита». И ему без особого труда удалось таких найти. Несмотря на то, что они были самыми обыкновенными карьеристами, склонными к предательству, он доказывал своим сторонникам необходимость заключения тактического союза с офицерами. «Я отлично понимаю, что они способны нанести партии удар в спину ради какого-нибудь интереса, — говорил Саддам, — но сейчас у нас нет выбора. Нам следует сотрудничать с ними, хотя во время или после революции их нужно уничтожить. И я сам готов сделать это».

Эти слова Сад дама — один из многих примеров присущего ему откровенного прагматизма, бывшего его отличительной чертой и приведшего его к президентскому дворцу. Как и большинство других политиков XX века, в том числе Гитлер и Сталин, он признавал правоту известного иезуитского принципа — «Цель оправдывает средства» и считал, что сотрудничество с самыми презираемыми партнерами является не только допустимым, но и желательным, если оно идет на пользу и служит достижению поставленной задачи.

Ободренное напористым выступлением Саддама, умевшего убеждать как друзей, так и врагов, баасистское руководство пошло на сговор с офицерами, согласившимися участвовать в восстании, которое ставило своей целью свержение правительства. А спустя всего несколько часов свершилась «величайшая революция» 1968 года и, как на протяжении нескольких десятилетий уверяли саддамовские пропагандисты, занялась заря «новой эры» в истории Ирака.

Согласно возникшей впоследствии легенде, Саддам находился в первом танке, штурмовавшем президентский дворец. Но, по мнению ряда историков, это утверждение, не подкрепленное никакими конкретными доказательствами, представляет собой не что иное, как ретроспективную попытку приукрасить роль Саддама.

В то же время на объективный взгляд представляется бесспорным, что смена власти в июле была фактически еще одним военным переворотом, а вовсе не революцией, народным восстанием. Впрочем, разве не обыкновенным переворотом была и Великая Октябрьская социалистическая революция в России? Очевидно, что, в отличие, скажем, от математиков, историкам трудно быть бесстрастными и даваемая ими оценка того или иного события всегда или почти всегда зависит от их личных симпатий или антипатий.

В результате июльских событий, хотя при первоначальной передаче власти Саддам и не играл заметной роли, ему удалось занять центральное место в партийной иерархии.

К 30 июля БААС оттеснила офицеров, сыгравших инструментальную роль в перевороте (к слову сказать, Саддам выполнил свою угрозу, непосредственно расправившись с одним из военных), и получила безраздельный контроль над страной. А давний покровитель Хусейна и хороший знакомый его отчима Хейраллаха, «старина» Бакр, по сути дела, превратился в полновластного диктатора, заняв самые важные посты: он был одновременно президентом, председателем Совета революционного командования, премьер-министром и верховным главнокомандующим. Другой тикритец, Хардан аль-Тикрити, стал министром обороны. Не были обойдены вниманием и другие представители «старой гвардии», но, пожалуй, самым заметным назначением явилось продвижение Саддама Хусейна на вторую позицию в правящей иерархии — заместителя председателя Совета революционного командования.

В возрасте 31 года «молодой революционер» мог относиться к своей политической карьере с чувством гордости и удовлетворения. Менее чем за десять лет он продвинулся от безвестного члена партии до второго по влиянию лица в Ираке. Учитывая его близость с Бакром (президент знал его с детства, встречаясь с ним еще в доме Хейраллаха) и присущий ему бешеный напор, наводящий ужас на оппонентов, Саддам обладал еще большей властью, чем «обычный» второй человек в государстве, тем более что его видное положение подкреплялось контролем над партийным аппаратом безопасности, который он сам же и создал.

Нельзя не отметить, что в первое время иракский народ смотрел на баасистскую Июльскую революцию примерно так же, как на бесконечный ряд подобных переворотов в прошлом, к тому же она была проведена быстро и не коснулась жизни «нормальных людей». Руководство БААС было мало знакомо народу. Может быть, какой-то известностью обладал лишь Бакр. По оценкам самих баасистов, в рядах партии тогда было всего 5 тысяч полноправных членов, а непартийные историки уверяют, что в действительности их число не превышало и двух тысяч! Социальная партия «возрожденцев» явно была незначительной. Шиитов в стране было около 60 %, а суннитов — 20 %, БААС скорее представляла лишь суннитов, то есть меньшинство. В руководстве же партии шиитов совсем не было, и там безраздельно господствовали выходцы из так называемого «суннитского треугольника» — территории основной концентрации суннитов в Ираке, — расположенного между Багдадом на юге, Мосулом на севере и Ругбой на востоке, около иорданской и сирийской границ. Основной стержень лидерства состоял из выходцев из Тикрита, откуда был родом и Саддам. Это обстоятельство, можно смело сказать, и сыграло решающую роль в его карьере.

В связи с тем, что социальная опора у баасистов была чрезвычайно узкой, сомнительно, чтобы в их планы входило создание даже подобия демократии. В одном из публичных заявлений того времени Саддам четко сформулировал свой взгляд на политическую систему Ирака: «Идеальное революционное командование должно эффективно планировать жизнь страны. Оно не должно позволить появиться любому другому, конкурирующему с ним центру власти. Должно быть одно командование, руководящее отдельными правительственными подразделениями, включая вооруженные силы».

Поскольку у БААС почти не было опоры в народе (в точности так же, как и у большевиков после их захвата власти в 1917 году), правление партии требовало неукоснительного принуждения. Массы надлежало подвергнуть процессу «перевоспитания». Любых соперников необходимо безжалостно уничтожить, а обычным гражданам нужно внушить почтение и страх. Для подобных целей у большевиков была ЧК, у нацистов — гестапо, а у баасистов — созданный Саддамом аппарат безопасности.

Осенью 1968 года по всей стране прокатилась волна чисток, продолжавшаяся примерно год. Саддам объявил, что проводимая под его руководством операция направлена на очищение правительства и общества от всех и всяческих заговорщиков. (Любители политических и исторических аналогий, вероятно, припомнят, что подобные операции проводились в свое время в Италии Муссолини, в Германии Гитлера и в СССР Сталина. Очевидно, что, несмотря на религиозные и культурные различия, стремление любого меньшинства к господству приводит повсюду к неизбежному подавлению свобод и принятию вполне определенных мер. Как сказал Максим Горький и как уже совсем недавно повторил американский президент Джордж Буш-младший: «Кто не с нами, тот против нас».) Необъявленной целью Саддама, о которой он умолчал, было расширение его контроля в партии и государственном аппарате.

Когда правительственные учреждения очистились от нежелательных элементов, Саддам и преданная ему «душой и телом» команда «специалистов по безопасности» взялись за военных. Офицеры, чья верность партии вызывала сомнения, были заменены баасистами или им сочувствующими. Многих командиров арестовали и пытали. К концу 1970 года в армию была внедрена сложная система политических комиссаров (использование советского опыта?), принадлежащих к аппарату безопасности: они успешно обходили систему обычного военного подчинения и полностью контролировались самим Саддамом.

В сентябре 1968 года он наглядно продемонстрировал, что вовсе не зря штудировал в тюрьме труды Ленина и Сталина и был хорошо знаком с самыми темными страницами советского прошлого: впервые им была испробована практика, доведенная до потрясающего совершенства в последующие десятилетия, — разоблачение сфабрикованных «заговоров», аресты и казни их участников. В городе Басре обнаружили «заговор» масонов, которых будто бы схватили с поличным не где-нибудь, а в церкви! Через три месяца после этого был учрежден специальный «революционный суд», чтобы судить «шпионов, агентов и врагов народа». Несомненно, что у баасистов были противники, как были в Ираке и «агенты империалистических разведок», но сколько среди попавших в саддамовскую мясорубку было ни в чем не повинных, осужденных лишь из-за неосторожного слова или же по прямому оговору? Вряд ли Саддам когда-нибудь задумывался над этим, ибо для него, как и для Гитлера, человечество — «необработанный материал», который они, «избранники Провидения», призваны «шлифовать и изменять в нужном направлении».

«Революционный суд» состоял из трех лиц (как и в сталинских «тройках») без юридического образования. Обычными обвинениями, представленными в нем, были «заговоре целью свержения правительства» и «шпионаж в пользу Соединенных Штатов, Израиля или Ирана». Некоторые процессы демонстрировались по телевидению, чтобы иракский народ мог видеть и слышать признания бывших политиков и чиновников. Так, бывший министр внутренних дел Мусли признался, что был агентом ЦРУ. Его, конечно же, казнили. Но были и другие, которые ни в чем не признавались, однако же были осуждены на длительные сроки.

Одним из громких дел того периода был суд над группой «израильских шпионов». Четырнадцать человек обвинили в том, что они переправляли секретную информацию в Израиль, занимались саботажем и получали крупные денежные суммы денег из Тель-Авива, большая часть которых передавалась затем курдским повстанцам. Все они, включая девятерых евреев, среди которых были и руководители еврейской общины Ирака, были признаны виновными и публично повешены. Примерно полмиллиона мужчин, женщин и детей радостно танцевали вокруг их виселиц, и по всему Багдаду раздавались крики «Смерть Израилю!», «Смерть всем предателям!» и «Смерть всем евреям!».

Можно ли из этого делать вывод, что баасисты и Саддам принадлежали к «патологическим антисемитам», как утверждала израильская и американская пресса? Думается, что это не совсем правильно, ибо известны случаи, когда «безумное чудовище» Саддам протягивал иракским евреям «дружескую руку» и неоднократно спасал их от гнева разъяренной толпы, возмущенной бесчеловечным обращением израильтян с палестинцами. И по сию пору в Израиле живы люди, благодарные ему за «доброе отношение». Более того, когда американцы вошли в Багдад в апреле 2003 года и побеседовали с несколькими живущими там и поныне евреями, они были немало поражены тем, что никто из них не сказал ни одного плохого слова о свергнутом диктаторе.