Бизнес по-китайски

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Бизнес по-китайски

Когда меня силой удалили из Китая и новый временный представитель российской стороны, мой хороший Друг, вел переговоры о дальнейшей судьбе совместного предприятия, у него сложилось впечатление, что китайцы удовлетворены сменой неудобного им деятеля и будут продолжать работу с новым человеком. Замечу, мой друг был профессиональным китаистом высочайшего уровня, но он никогда не жил в Китае. Действительная же цель китайцев, что подтвердила практика, состояла в убаюкивании российской стороны с целью избежать контрмер в пик курортного сезона, выиграть время, ликвидировать СП без открытой схватки за раздел капитала, "сохранить лица" сторон и тем самым приток доходной российской клиентуры.

Слыша банальности и обычную лесть, новый представитель поддался мысли о том, что с ним хотят иметь дело. Позднее же, во время переговоров об условиях ликвидации СП, проявилась истинная напряженность, противоречащая, как кажется, имевшим до этого места любезностям. Дошло до того, что другому заслуженному и убеленному сединами русскому представителю, китаисту из бывших старших дипломатов, китайцы поставили в переговорщики девочку-адвоката, которая не являлась на назначенные встречи. Хотя внешне все было гладко, оскорбительных или неприятных высказываний не допускалось, но презрение к иностранцам было продемонстрировано и действием, и умолчанием.

То же касается отношений с любыми деловыми партнерами. Почетный прием, навязчивая забота, роскошный банкет и подношение подарков есть лишь форма, символы и жесты демонстрации уважения, прикрывающего скрытый финансовый и деловой маневр китайцев. Ни сам китайский партнер, ни его иностранный оппонент не должны "терять лица". Целью китайцев, конечно, является победа над партнером в сделке, но форма победы должна быть обходительной, китаец добивается своего, переигрывая партнеров и конкурентов, как правило, в подходящее время и в корректной манере.

Специфично и отношение китайцев к смыслу "контракта". Для человека абстрактно-понятийной западной, да и российской, культуры контракт — главный документ сделки, который подписан сторонами для того, чтобы затем соблюдать его условия. Подписи сторон как бы придают ему смысл окончательного и бесповоротного решения. А китаец смотрит на контракт как на некий документ, который принимается сторонами, чтобы избежать лишних споров, и может быть всегда изменен, дополнен или ра-,зорван в зависимости от изменившихся обстоятельств. Чем шире и неопределенней смысл условий контракта, особенно в части ответственности китайской стороны, тем быстрее он будет подписан китайцами, ибо подпись для китайца придает контракту смысл бумаги не для исполнения, но для представления в арбитраж. По делу же главным для китайцев выступают не условия контракта, как символической канвы сделки, а конкретные условия других документов: аккредитива (как гарантии точной суммы денег, даты и места платежа) и товарно-транспортной накладной (как гарантии получения точного веса, габаритов и единиц количества груза). Реальность важнее плана, так как из нее-то и куется прибыль.

Следует быть готовым, что китайцы будут очень долго кружить вокруг да около поднятых проблем, прежде чем связать себя обещанием. Зато потом, после того как ударят с вами по рукам и будут считать, что чувство взаимного доверия, ясности и решимости достигнуто, они захотят очень быстрого выполнения партнером взятых обязательств.

Все это касается внешней формы сделки, а содержательно формулу успеха можно определить так: перемены возникают от преодоления равновесия контрастной третьей силой. Когда 1+1=0 (нечет + нечет = чет), тогда: (1 + 1) + 0 = 0, а (0 + 0) + 1 = 1. Проиллюстрирую действие этой формулы на примерах. И для начала приведу очень крупную сделку, провал которой является характерным следствием непонимания русским бизнесом спицифики Китая. В этой сделке я непосредственного участия не принимал. Однако хорошо знаю детали, ибо основной участник проекта с российской стороны, компания "Энергомашэкспорт", в 1995-98 годах арендовала в моей гостинице на курорте в Бэйдайхэ несколько номеров для отдыха сотрудников, и у меня сложились приятельские отношения со всеми семьями их замечательного и дружного коллектива, работавшего в пекинском представительстве.

Речь шла об участии российского бизнеса в оснащении внушительного каскада китайских гидроэлектростанций "Три ущелья" на реке Янцзы турбинами, генераторами и другим энергетическим оборудованием. Замечу, что "Ленинградский металлический завод" и другие гиганты отечественного энергетического машиностроения, без всякого сомнения, были способны выполнить китайский заказ на оборудование с наилучшим в мире показателем "качество/эффективность". Как передовые технологии, так и опыт у России с ее великими реками и мощной гидроэнергетикой вполне сравнимы с российскими технологиями и опытом в освоении космоса.

Президентом России Б. Н. Ельциным и председателем КНР Цзянь Цземинем незадолго до того была подписана декларация "О стратегическом партнерстве, направленном в XXI век". Достигнуты масштабные правительственные соглашения об увеличении оборота торговли и экономических связей между Россией и Китаем с 6 до 20 миллиардов долларов в год. Создана и регулярно работала двусторонняя правительственная комиссия по выполнению этих соглашений на уровне вице-премьеров. На столь впечатляющем воображение политическом фоне хоть какое-то участие компании "Энергомашэкспорт" в "конкретных контрактах на оборудование китайских ГЭС "Три ущелья" виделось как само собой разумеющееся следствие.

Однако двусторонние декларации и правительственные соглашения до уровня контрактов в проекте "Три ущелья" не дошли. Китайцы на выполнение этого масштабного проекта объявили международный тендер и тем самым создали связку из трех сил: Китай, Россия, Запад. Сами заняли поглощающее положение Инь (О), а российских и западных претендентов вынудили в погоне за выгодными долгосрочными и масштабными контрактами занять активное положение: оба Ян(1). При этом, что самое интересное, тендер российская сторона в открытой борьбе с западными компаниями выиграла, а вот подряд на сделку, тем не менее, не получила. Не помогло ничего: ни суета посольства России, ни попытки продавливания российских интересов в двусторонней правительственной комиссии, ни личный звонок на самый китайский "верх" премьера Черномырдина.

Российская сторона не получила ни одного заказа: ни на основное, ни на вспомогательное оборудование, ни на одну лопатку от турбины, то есть вообще вчистую "прошла мимо кассы".

Формула успеха (1 + 1) + О = 0, в созданном китайцами раскладе трех сил все одно гарантировала победу китайских интересов. А вот проигрыш российской стороны определялся тем, что в китайской формуле трех сил, выраженной словами: "мы сами, наши враги и наши союзники", китайцы ("мы сами") всегда выигрывают за счет ущерба интересам союзников. Ибо союзники в сопоставлении с врагом всегда выступают силой второго разряда, а враги — первого, на то они и враги. Реактивный потенциал третьей силы (0) побеждает две активные силы (1 + 1), переводя связку трех сил во взаимовыгодное равенство двух сил (0 = О).

Экономически подряд, доставшийся европейской компании, конечно, можно объяснить крупными взятками, вовремя переданными нужным китайским чиновникам. Или соблазнами выгодного кредита, который западная сторона предоставила китайцам под получаемый ею же подряд. Все это так. Однако взятка и кредит — всего лишь финансовые механизмы. У российской стороны не эти, так другие финансовые механизмы и экономические рычаги тоже были, но не сработали.

В координатах логики линейного противоборства, активная российская сторона (1) должна была бороться с западным конкурентом (1), что она и делала к полному УДОВОЛЬСТВИЮ китайцев (0). Ведь "Энергомашэкспорт" участвовал в международном тендере и даже выиграл его. Но в этом случае в связке трех сил российская сторона могла победить только при полном устранении конкурента с рынка, то есть при переводе западной стороны из активного положения "1" в пассивное положение "О". Тогда (0 + 0) + "I = 1. Но такой расклад сил был явно нереален.

Если бы российская сторона действовала в китайской системе координат, то она могла взять верх переносом своей активности с убеждений китайского заказчика в выгодах, о которых он и так знал, на демонстрацию потерь китайской стороны от отказа сделки с русскими в долгосрочной перспективе. Потерь, потенциальную угрозу которых и нужно было рисовать ярко, твердо, но очень корректно. То есть российская сторона в положении активной силы для решения дела в свою пользу должна была бы не взывать к союзническим чувствам китайцев (бесполезным был даже звонок Черномырдина), а угрожать китайцам как "вражья сила".

И смущаться тут нечему. Китайское сердце не откликается на ноту "жертвенной идейной солидарности". Такой ноты в китайской душе нет. Зато есть ноты "презрения к иностранцам" и "прагматического уважения силы".

Российская сторона была бы вообще конгениальна, если бы сумела сама занять позицию поглощающей силы (0). Заставить китайцев проявлять активность(1) и, направив энергию Запада(1) на выделение кредита под производство оборудования для проекта "Три ущелья", получить от двух активных сил и заказ на оборудование, и деньги на его исполнение. Иными словами, своим бездействием вынудила бы выжидающего, но объятого желанием китайского "дракона" сойти с наблюдательной позиции на горе и тем самым перевести ситуацию в обычную для китайской системы координат активную схватку "дракона с тигром" за обладание "жемчужиной" российской технологии и опыта энергетического машиностроения.

Только вот придумать рабочую схему для такого маневра очень трудно. Мне самому в масштабах мелкого и среднего бизнеса, которым я самостоятельно занимался в Китае, построить схему трех сил, в связке которых я занимал бы выигрышную позицию третьей силы, контрастную двум другим, удавалось нечасто. Для примера расскажу "об одной успешной операции по вытягиванию долгов от китайцев.

Не углубляясь в историю вопроса, начну с того, что одна северокорейская компания-посредник в 1993 году поставила из России в КНР крупную партию проката черных металлов, собственником которого была российская компания из Томска. Китайский конечный покупатель с русскими контактов не имел, а с корейцами-посредниками до конца не расплатился, и поэтому образовался долг томичам в размере 800 тысяч долларов, который на момент моего подключения к этой сделке в 1996 году формально висел на корейцах. Однако на деле платить долг русским должны были китайцы, так как российский металл не только получили, но и давно с прибылью продали именно они. Налицо была схема трех сил: активные продавцы русские, поставившие товар вперед оплаты; активные посредники на этом товаре корейцы и пассивные благодетели — плательщики денег за товар" китайцы, которые и оказались в главных барышах. Да еще и формально непричастными к долгу корейцев русским. Взыскивать долг реально нужно было с китайцев, но юридически через суд сделать это было нельзя, а судиться с корейцами — бесполезно.

Отдавать долг русским китайцы не собирались, так как с корейцами у них уже был сделан сложный зачет другим товаром, и неоплаченная часть металла была их чистой прибылью. В этой патовой ситуации китайского неделания я решил сыграть по-китайски: слепить новую схему из трех сил. Самое трудное было сделать так, чтобы российская сторона оказалась в пассивном положении Инь (О), а китайская в активном положении Ян(1). Плюс к этому нужно было включить в связку еще и третью силу Ян(1) — нового активного посредника, теперь уже в вытягивании долгов. С активным китайским посредником ТРУДНОСТИ не возникло: за солидное вознаграждение, выплаченное авансом, и обещание значительного процента от предполагаемой суммы возврата долга, такой посредник с нужными связями, поднажавшими где надо, нашелся. А китайскую сторону удалось расшевелить, подцепив на идее заработать уже на возврате долга, сумму которого для этого пришлось уполовинить. Так две китайские силы проявили активность в достижении замаячившей перед ними цели — стяжании легких денег. Долг русским был официально переписан с корейцев на китайцев. Первая маленькая победа на бумаге была вырвана через маневр долгами.

После этого китайцы, которые и не собирались возвращать долг, приступили к реализации понравившейся им идеи получить деньги с русских еще раз. Суть этой идеи заключалась в следующем. У китайцев в Сингапуре хранилась партия слегка подержанных автомобилей "мерседес-бенц" в количестве 29 штук. Там были машины всех классов: от шикарных представительских до спортивных. Машины эти были куплены китайцами в Германии как раз на прибыль, полученную от продажи упомянутой партии российского металла с целью получить на них еще и сверхприбыль. Однако, пока машины морем везли из Германии, в КНР резко изменилась таможенная политика, и по новым правилам за их ввоз в Китай нужно было заплатить огромную пошлину. Неподъемная пошлина делала ввоз машин в Китай убыточным, и наши китайские контрагенты вынуждены были поставить их на хранение в беспошлинный Сингапур. Теперь же, приняв официально долг за металл на себя, китайцы решили отдать его русским этими машинами. Но китайцы не были бы собой, если бы просто передали права на машины и этим закрыли долг. Во всей схеме китайцев грела идея получить за "мерседесы" деньги. И они выдвинули перед русскими условие: якобы из-за того, что стоимость партии машин превышает сумму долга (для этого и пришлось долг на бумаге уполовинить), русским предлагалось выплатить китайцам солидную разницу (300 тысяч долларов). Согласиться на такое российская сторона, конечно, не могла, и дело зашло в очередной тупик.

Тогда я решил по-китайски собрать новую связку из трех сил. Для этого нужен был новый активный посредник. Играя все на той же струне получения легких денег в форме машин, такой китайский посредник был найден.

Китайцы — владельцы машин — тоже занимали активную позицию. Стало быть, мне для победы нужно было занять пассивную позицию, а для этого неизбежно подставиться под риск полной потери прав на машины. Ибо бороться за машины с их владельцем должен был посредник, и в случае успеха все машины могли оказаться в руках посредника.

Китайский посредник, действуя по-китайски, не собирался платить за машины 300 тысяч и пошел на мошенничество с открытием фиктивного аккредитива (взаимное надувательство и недоверие между китайцами — обычное дело). При этом ответственность за мошенничество посредник планировал втемную спихнуть на меня, а машины заполучить себе. Так или иначе, владельцы машин, получив аккредитив на 300 тысяч, за свои деньги погрузили машины на пароход, и коносамент с правами на их получение в порту назначения отдали мне в руки. Вторая победа на пути к цели была одержана через товар. Теперь задача стояла в том, чтобы ее не упустить.

Мошенничество посредника я видел почти с самого начала и, просчитав порядок действий по сделке, делал шаги осознанно, тогда как китайцы были уверены, что я ничего не замечаю и они меня водят за нос. Две активные силы китайцев, движимые навстречу друг другу желанием получения денег, в результате проиграли третьей силе, которая пассивно ожидала законного возврата долга.

Когда владельцы машин выяснили, что аккредитив фиктивный и денег они с него не получат, разразился скандал, но претензии были не ко мне (аккредитив открывал не я). Когда посредник попытался опорочить меня как лицо, выдавшее фальшивый документ на получение денег по аккредитиву, я был чист перед владельцами машин, ибо я получил от них законный возврат долгов машинами, а все документы, оформлявшие сделку, касались их отношений не со мной, а с посредником. Когда посредник в китайском порту, куда прибыли машины, пытался предъявить на них права, как держатель документов, у него ничего не получилось, поскольку главный товарораспорядительный документ — коносамент — был выписан отправителем на мое имя. Так схема (1 + 1) + 0 = 0 сработала в мою пользу.

Если бы мне всегда удавалось разыграть комбинацию трех сил по-китайски, я стал бы героем экономического фронта "борьбы за Это". Однако бизнес всегда проигрывает государству и, несмотря на мою смелость вступления в бой на участке прорыва, китайское государство устроило мне поражение в другом месте, на участке прикрытия: в совместном предприятии (консалтинговой фирме и гостинице на курорте в Бэйдайхэ).

Мое совместное предприятие, как и многие другие, поначалу выглядело многообещающе. Идея вливания нового капитала и совместная деятельность, происходящая из слияния двух пластов опыта и возможностей, первые годы поддерживали эйфорическое ощущение гармонии между партнерами. Пока внесенный сторонами капитал осваивался (в форме реконструкции зданий и модернизации инфраструктуры "профсоюзного санатория" до уровня классной гостиницы), дело шло гладко, а национальным "причудам" обе стороны не придавали серьезного значения. Однако, как только дошло до распределения доходов и клиентуры, китайцы быстро вернулись к своим глубоко укорененным убеждениям и принялись противодействовать моим методам руководства хозяйственной деятельностью совместного предприятия.

С самого начала в совместном предприятии китайцы в первую голову были озабочены разделом сфер влияния, а не собственно получением прибыли, тем более с риском. Я же исходил из того, что привычное любому китайскому госпредприятию иждивенчество и уверенность, что при неуспехе будут получены дотации сверху (а в ситуации с СП — от российской стороны), более неприложимы к совместной хозяйственной деятельности. Для меня на первом месте была окупаемость затрат, и риск для получения прибыли от коммерческой деятельности был не только вполне приемлем, но и необходим.

У китайцев в условиях жесткой иерархии гибкость обеспечивается принципом, согласно которому руководители должны быть чувствительны к проблемам своих подчиненных, и вина всегда лежит на начальстве. Поэтому китайское начальство заинтересовано не столько в сути решаемых проблем, сколько в сохранении своей власти и влияния в компании и обществе.

Меня иерархия вообще не волновала, а гибкость я понимал, как способность руководства к совершению маневра деньгами, недвижимостью, направлениями коммерческой работы (за которым китайцы видели только подвох со стороны иностранца).

Главным для китайцев была функция власти, а для меня — цель.

Сопереживание, чувство такта, понимание интересов партнера, искренность, разъяснение здравого смысла (а не убеждение в своей правоте), деликатность, позитивный настрой — вот ресурсы в достижении компромисса с китайцами, когда силовые методы оказываются малоэффективными. И эти ресурсы позволяли мне находить компромиссы шесть лет. Однако принципиальное различие взглядов на сущность власти в компании, а также фатальное различие представлений о целях работы и о способах их достижения все же сказались в свой срок.

Когда в руководстве СП начался конфликт из-за риска серьезными деньгами, китайцы не стали требовать снять меня с должности (как же можно игнорировать мнение российского учредителя?!), а просто настаивали на лишении меня права подписи финансовых документов, то есть основного рычага реальной власти гендиректора.

Я поступил по-китайски, поддался. Прекратил коммерческую и консалтинговую деятельность от имени СП, отдал печать и финансовую ответственность в гостинице китайскому заместителю, но, поскольку в моих руках был РОССИЙСКИЙ клиент, просто сменил схему и стал снимать основную выручку до того, как клиент попадал на стойку регистрации. Заняв позицию Инь (О) и перехватив вектор силы в маневре, я в точном соответствии с формальным желанием китайской стороны, на деле резко увеличил доходы российской части СП, ибо прибыль от иностранного клиента в новой схеме уже не подлежала разделу, а она в гостинице была основной. Китайцы достигли своего, но выиграл от этого я. Встретив достойное сопротивление, уяснив суть моего маневра и ощутив бессилие что-либо с этим поделать, китайцы "потеряли лицо", чего мне никак нельзя было допускать.

Китайцев трудно вызвать на открытый конфликт (из-за потенциальной угрозы все той же "потери лица"). Более того, младшие и подчиненные по конфуцианской традиции не могут высказывать негативного отношения к каким-либо поступкам лиц, занимающих более высокое место в социальной иерархии. В Китае вообще не принято выступать против начальства. Поэтому китайцы будут использовать посторонний повод и прикрывать легендой достижение своих целей, идущих вразрез с мнением старших или же подрывающих их авторитет. И китайцы победили меня внеэкономически, лишив вида на жительство по постороннему к СП предлогу. Вместо чувства героя-победителя я потерпел срам и неодолимую досаду из-за потери не денег, но русского присутствия в Бэйдайхэ, начатого сто лет назад первым православным епископом пекинским и китайским Иннокентием.

А вот пример китайского бизнеса уже из современной российской практики. Известно, что лес — один из главных стратегических ресурсов нашей страны. Причем дело здесь не только в древесине: леса русского Севера, Сибири и Дальнего Востока являются продуцентами кислорода глобального значения, одним из двух "легких", оставшихся у планеты Земля, — наряду с тропическими лесами бассейна Амазонки. И уже в ближайшем будущем "кислородные квоты", связанные с массированным выбросом углекислоты странами "золотого миллиарда", могут стать куда более прибыльным товаром, чем продукция собственно лесной промышленности.

Однако использование этого ресурса, ориентированное сегодня в основном на экспорт круглого леса, граничит с преступным разбазариванием. А поскольку лесные богатства Сибири позволяют выбирать лучшее, экспортный ГОСТ предъявляет жесткие требования к качеству "кругляка", и отечественный заготовитель в угоду привередливому иностранному покупателю на лесоповале вырезает только отборные экспортные сортименты. Остальное: могучие кроны, кряжистые комли и вся масса леса среднего достоинства — в лучшем случае сжигается, а чаще просто бросается и гниет на месте. Ущерб усугубляется варварскими рубками на ближайших к станциям погрузки участках лесного фонда, деградацией наличного лесного фонда, отсутствием оборотных средств у российских лесозаготовителей и несоблюдением требований по лесовосстановительным работам.

Здесь необходимо добавить, что не только основные мировые экспортеры леса: Канада, США, Швеция, Финляндия, — продают главным образом переработанную древесину (а финны в большом объеме перерабатывают именно российский лес), но и безлесная Япония перерабатывает у себя российский лес и затем снабжает страны Азиатско-тихоокеанского региона фанерой и картоном, полученными из российского сырья.

Что же касается отношения к лесу со стороны китайцев, то лес для них — величайшая ценность. И неудивительно, что в 2000 году экспорт леса из России в Китай уже перевалил за 6 млн. куб. м, а в дальнейшем будет только расширяться. Однако сложившаяся внешнеторговая практика экспорта российского леса в Китай имеет невыгодный для российской стороны перекос. Ущерб наносит не только то, что в Китай поставляется по преимуществу круглый лес, в себестоимости которого транспортные издержки составляют порой более 50 % от цены; а также фактический базис поставки от станции погрузки леса на вагон в глубине российской территории, что ведет к минимальной для отечественного лесозаготовителя рентабельности торговли. Эти обстоятельства распределяют внешнеторговую выручку в соотношении один к двум в пользу китайской стороны.

Рынок, как известно, отличается от базара тем, что позволяет получать прибыль не в однократной сделке купли-продажи, а в многоходовых комбинациях, где отдельное звено может быть и убыточным, зато вся схема получается архиприбыльной.

Китайцы — прирожденные мастера денежных дел. И в лесном бизнесе они действуют, как правило, через многоходовые комбинации, опирающиеся на национальный юань. Сначала, еще на китайской территории, народный юань, полученный от одного из четырех уполномоченных кредитовать внешнюю торговлю государственных банков КНР, переходит в стоимость ширпотреба, поставляемого в Россию. Затем китайские "тапочки и тряпочки" на базарах и в лавках по городам и весям России переходят в наличный рубль. Аккумулированные китайской диаспорой, внедрившейся в отечественное хозяйство, наличные рубли чемоданами отвозятся на лесозаготовительные пункты и кредитуют лесозаготовку. Круглое бревно, купленное китайцами чуть ли не на корню у российского заготовителя за наличные рубли, отправляется на экспорт в Китай. Рублевые цены закупки мизерны и фактически лишь чуть-чуть перекрывают себестоимость. Да и долларовые цены, фигурирующие в экспортных контрактах, смешны в сопоставлении с мировыми. По российской таможенной статистике, средняя цена одного кубометра нашего экспортного пиловочника хвойных пород в три раза меньше, чем цена аналогичного леса, заготовленного на североамериканском континенте. С низкой экспортной цены и таможенная пошлина, остающаяся российскому бюджету, низка.

Зато государственный доход китайской стороны в виде налогов и сборов на ввозе куда выше, чем у российской стороны на вывозе, и здесь соотношение уже один к шести в пользу китайцев. Кроме того, все доходы от переработки леса на китайской стороне достаются китайцам, и дисбаланс в абсолютных цифрах совершенно удручает. Перейдя китайскую границу, российское круглое бревно отменного качества там распиливается в доски, и уже солидная добавленная стоимость пиломатериала на китайском внутреннем рынке опять переходит в народный юань, поскольку доллар внутри Китая в расчетах не используется. Заметьте: китайское государство включило станок и напечатало бумажные юани. Ведь денежная эмиссия — это монопольная и плановая деятельность государства, даже в самом свободном, либеральном и рыночном хозяйстве! Кредитовало ими собственных экспортеров ширпотреба, стоимость которого составляет в основном овеществленный труд китайских рабочих. Помогало китайской диаспоре в ее нелегкой коммерческой деятельности в России. Обеспечило грандиозную, по сравнению со стоимостью бумажных юаней, прибыль, причем почти всю эту прибыль в форме реальных стоимостей пиломатериала оставило на китайской территории у китайских же хозяйствующих субъектов, да еще с высоких юаневых цен на эти материальные стоимости сняло пошлины, налоги и сборы в бюджет. А часть российского леса, уже как китайский товар, по высокой цене продается дальше в Японию, на Тайвань и в другие страны. Примерно так прирастает богатство китайской нации на примере лесного дела. А чтобы этот механизм работал без сбоев, действуют специальные схемы обеспечения.

Так, китайцы умудряются держать на границе невероятно низкие цены за счет продуманной деятельности на российской территории. Тучи мелких китайских предпринимателей делают свой трудный бизнес в местах лесозаготовки. Это и лесное браконьерство, когда самовольные рубки прикрываются подложными документами. Российские органы порой изымают даже поддельные сертификаты и лесные порубочные билеты, снабженные защитными голограммами, изготовленными в Китае на высоком технологическом уровне. И "отмывка" леса тоже происходит "по китайскому сценарию": на заранее известный объем незаконно заготовленного круглого леса в Китае делают документы. Лес перемещают на склад, который содержат китайцы, туда же привозят поддельные документы, и на пограничный переход лес в вагоне уже приходит как бы на вполне законных основаниях. И на продукцию лесопереработки цены сбиваются за счет поставок доски, вырабатываемой китайцами на своих пилорамах, которые открыты повсюду, особенно много в Иркутской области. А для ориентировки китайские газеты, издающиеся в России на китайском языке, регулярно публикуют текущие цены на лес на границе. Вспомните: если прибыль куется в юанях на китайской территории, то низкая долларовая цена, по которой товар заявлен в российском паспорте сделки, не имеет никакого значения для конечного экономического эффекта. То есть китайские власти активно и постоянно помогают своим предпринимателям минимизировать коммерческие риски и всегда их защищают. А наши власти до сих пор от регулирования рынка самоустранялись: "чем меньше государства, тем лучше", — и десять лет ждут от частного капитала "соблюдения всех интересов".