Как Германию делали безопасной

Как Германию делали безопасной

История учит лишь тому, что история ничему не учит. Поскольку любую историческую аналогию можно оспорить. Но с другой стороны из любой исторической ситуации можно извлечь актуальные советы.

Политолог Александр Янов сравнивает нынешнюю Россию с Германией 20-х годов. Выводы из аналогии «Веймарская Россия» печальные. Если западные страны не изменят отношения к России, не перейдут от брезгливой отстранённости к активной массированной демонстративной экономической и политической поддержке — неизбежно, с точки зрения Янова, развитие России по германскому пути. То есть переход власти к объединяющимся ныне в национал-коммунизм разнообразным течениям фашистского толка.

Впрочем, даже если предсказываемая Яновым опасность реальна, ожидать резкого изменения позиции Запада не приходится. Эйфория победы в войне — пусть даже холодной — не позволяет адекватно оценивать ситуацию. Поэтому полезно изучить опыт победы куда более внушительной.

Германия в XX веке терпела поражения дважды. В первый раз, в Версальском мирном договоре, победители отнеслись к ней сравнительно гуманно. Второе поражение было всеобъемлющим, капитуляция безоговорочной. Потсдамский мир писался вообще без участия Германии. Судьба её по этому миру была такова, что мир Версальский казался несбыточным раем.

Версальский мир породил жажду мести, привёл в конечном счёте к власти откровенных убийц. Казалось бы, Потсдам должен был бы создать в центре Европы государство, считающее единственной своей целью истребление всех причастных к столь злой судьбе. На деле результат оказался прямо противоположным. Нынешняя Германия — одно из самых демократичных, миролюбивых и союзоспособных государств не только Европы, но и всего мира.

Причина ясна. Как отмечает, в частности, тот же Янов, взаимоотношения с Германией после второй мировой войны, в отличие от первой, далеко не исчерпывались заключением мира.

Дело не в военной оккупации. И после Версаля была оккупирована значительная (и важнейшая в экономическом отношении) часть Германии — Рурская область. Это породило лишь гиперинфляцию и (неизбежное её следствие) всеобщее озлобление.

Дело не в расчленении страны. Версальское отторжение Саарской области всего лишь дало лишний лозунг реваншистам. А возвращение в Польшу земель, добытых при её разделе в XVIII веке, стимулировало вражду и стало поводом для начала второй мировой.

Важны были действия куда менее конфронтационные. Настолько, что их аналоги ныне наблюдаются во взаимоотношениях развитого мира с Россией.

Массированная экономическая помощь. Тогда — напрямую из США по плану генерала Маршалла. Сейчас — в основном от международных финансовых организаций, где основную роль играют те же США.

Ликвидация опасной вооружённой мощи. Тогда — прямой военной силой, сейчас — экономическим удушением. Впрочем, этот ход как раз опасен. Плавное сокращение боеспособности может обернуться желанием использовать всё, что ещё осталось, пока осталось.

Поддержка демократически ориентированных политиков. Как постоянно пребывающих в стране, так и эмигрантов.

Пропаганда преимуществ демократического устройства общества. Силами и собственных, и местных средств массовой информации.

Но одного тогдашнего принципиального шага сегодня явно не хватает.

Нацистская экспансия началась с двух переходов через горы. Захват Судетской области состоялся, впрочем, с явно выраженного в Мюнхене согласия тогдашних великих держав. Хотя и Англия, и Франция относились к Гитлеру без малейших признаков любви. Но воевать ради территориальной целостности Чехословакии не пожелали.

Так же как не пожелали защитить независимость альпийской республики. Тут, правда, ограничились молчаливым непротивлением злу. Да и стоило ли вмешиваться? Чехословакия хотя бы протестовала. Австрия же в немалой своей части даже приветствовала аншлюс («подключение»).

Это и неудивительно. Австрийцы всегда были частью немецкого народа, и лишь превратности истории XIX века помешали воссоединению Германии вокруг Вены. Собственно, и сегодня разве что коммунистическая партия Австрии решилась однозначно утверждать: «Австрийцы — не немцы».

Соответственно и послевоенное устроение судьбы Австрии потребовало времени куда большего, нежели любого другого участника мировой катастрофы. Лишь в 1955-м нашлось решение.

Австрия стала нейтральным государством.

Причём — чуть ли не впервые в мировой истории — нейтралитет был установлен без предварительно явно выраженного желания самой страны, а лишь по усмотрению гарантов нейтралитета. Хотя формально всё уладили. Парламент Австрии принял Конституционный закон о нейтралитете 26-го октября 1955-го — на следующий день после вывода оккупационных войск, когда оснований объявлять нейтралитет следствием вооружённого насилия вроде бы уже не было. Даже при том, что принять такой закон прямо предписал Государственный договор от 15-го мая 1955-го года между членами антигитлеровской коалиции — СССР, США, Англией, Францией — и вновь формируемой Австрией. А без этого договора вывод войск был бы невозможен.

А что касается аншлюса — договор прямо запретил вступление Австрии в какие бы то ни было политические или экономические союзы с Германией. Это, правда, в дальнейшем осложнило вступление Австрии в Европейский Союз. Но требовать от политиков столь далёкого предвидения уже чрезмерно. Зато надежду на новое объединение всех германоязычных — необходимую предпосылку разрастания нацистской империи — похоронили вполне надёжно. Что немало способствовало развитию Германии в наиболее желательном для победителей направлении.

Кстати, включение Австрии в какой-либо из тогдашних политических союзов — хоть НАТО, хоть ОВД — повлияло бы на Германию куда хуже. Оно бы рассматривалось как естественное для победителей желание поживиться за счёт побеждённых. Тогда как подчёркнутая изоляция Австрии от победивших военных структур была неоспоримым свидетельством стремления этих структур не к наживе, а к справедливости.

СССР, чьим преемником считается нынешняя Россия, также имел свой аншлюс. Вскоре по завершении второй мировой войны сложилась советская империя — в неё вошли страны Восточной Европы.

В отличие от Германии — и в соответствии с собственной идеологией — СССР выбрал предмет аншлюса не по этническим признакам. Польша и Венгрия, ГДР и Румыния даже в ходе бурной европейской истории никогда не сливались настолько тесно, чтобы можно был всерьёз говорить об их культурной общности. Соответственно и интеграция не дошла до стадии формально единого государства. Хотя неформальное единство сдерживалось разве что привычкой к российской самоизоляции — даже вполне советизированные соседи считались идеологически сомнительными.

Зато советский аншлюс, как и германский, был со стороны поглощаемых в значительной степени добровольным. Этническую близость с успехом заменили обещания светлого будущего, которым в ту пору верили даже сами обещающие. Так что реального сопротивления советизации не было. Это доказывает судьба тех мест, где аншлюс встречал хоть малейший намёк на препятствия. Восточная Австрия, Финляндия, Югославия так и остались независимы. Добычи и без них хватало.

Независимо от различий в идеологическом обосновании своего существования, советская и германская империи были внутренне устроены одинаково тоталитарно. Для искоренения психологических и организационных последствий этого тоталитаризма естественно было бы применить сходные механизмы. Разумеется, с поправками на то, что СССР разбит на полях не военных, а экономических сражений. Посему и капитуляция его далеко не столь безоговорочна, и действовать победителям надлежит несколько изящнее.

В значительной степени это уже осознано. Как отмечалось выше, демократический Запад применяет к России — считая её правопреемником СССР не только в позитивных, но и (даже, пожалуй, в большей степени) в негативных аспектах — методы воздействия почти те же, что и к послевоенной Германии. Разве что чуточку деликатнее, не столь откровенно предписывая побеждённым конкретные шаги.

Хотя в некоторых отношениях, пожалуй, даже более жёстко. В частности, Запад считает частями советской империи не только страны Восточной Европы, но и республики былого Союза. И активно добивается их изоляции от России. Игнорирует реальную общность, сложившуюся за сотни лет совместного развития полутора сотен (а не пятнадцати!) народов. Поощряет отчуждение между титульными нациями и меньшинствами. И в конечном счёте стимулирует превращение естественного стремления к восстановлению былой общности в реваншизм. Который, единожды родившись, вряд ли успокоится на границах СССР 1938-го и даже 1945-го года.

Способствует реваншистским настроениям и ускоренное поглощение осколков Варшавского договора бесспорно военной (а не сугубо политической) Организацией Североатлантического Договора. При этом чиновники НАТО, правда, ссылаются на желание самих этих стран. Но, между прочим, и вступление в Варшавский договор было ничуть не менее добровольным. А скоропостижность заявления о желании отправиться в НАТО, к примеру, Болгарии выглядит вообще странно — по крайней мере, среди лозунгов недавней политической борьбы, приведшей к смене правительства, вопрос о НАТО не фигурировал вовсе.

Тем более что Болгария, совершенно разорённая сменами правительств — коммунистических и либеральных, но одинаково некомпетентных — явно не в состоянии даже приступить к реорганизации и перевооружению армии. А без этого даже говорить о членстве в НАТО бессмысленно — единство обороны требует согласования военных структур.

Да и для других претендентов, ещё не оправившихся от смены принципов построения экономики или даже только приступившей к этой смене, вход в НАТО разорителен. По самым скромным подсчётам, реформа вооружённых сил первоочередных кандидатов — Венгрии, Польши, Чехии — обойдётся миллиардов в десять — пятнадцать. Интересно, сознают ли это народы, пылающие, по словам своих властителей, желанием, покинув недавно военный союз, вступить в новый, не менее военный?

А безопасность Восточной Европы расширение НАТО вряд ли повысит. Ибо подействует на Россию примерно так же, как создание Малой Антанты — ориентированной не только антисоветски, но и антигермански — повлияло на веймарскую Германию.

Если уж считать СССР тоталитарным, стоит действовать с ним, как с тоталитарной же Германией. Не по версальски, а по потсдамски.

Не стремиться к расчленению давно сжившихся земель. Кстати, первоначальные англо-американские планы разделения Германии по границам былых княжеств и королевств закончились довольно быстро — в 1949-м были объединены даже три зоны оккупации, и в стороне осталась только зона советская, ставшая ГДР.

И уж, конечно, не набрасываться на былые жертвы аншлюса с аппетитом, компрометирующим любые добрые слова. А сделать их столь же нейтральными, как былая жертва аншлюса германского.

1997.03.21