§ 8. Как возможна трансценденция личности?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

§ 8. Как возможна трансценденция личности?

Я чувствую, что идеи творчества я здоровой, самоактуализированной, очеловеченной личности должны всё более и более сближаться к, возможно, должны оказаться одним и тем же.

[Maslow. I971]

Слово трансценденция приобрело сейчас серьёзное звучание. Это путь преображения личности — выход за пределы её жёсткой смысловой капсулизации. Это путь поиска утраченной связи личностного начала с окружающей нас природой и вселенским началом. Это и путь терапии — лечение человека, подавленного непреодолимой бронёй его капсулы. Это путь преодоления перенапряжённости в самой культуре — её погружённости в парадигматическую капсулу, неспособную объединить под своим семантическим зонтом всё многообразие жёстко капсулизированных личностей. Отчуждённость, порождаемая непомещаемостью в одном семантическом убежище, порождает уже апокалиптически звучащую тревогу.

Правда, стремление к трансценденции — радикальному выходу из той ограниченности сознания, которая в какой-то момент исторического развития может стать нестерпимой, угрожающей самому бытию человека, наверное, всегда было присуще человеку. Разными путями решал человек эту проблему. Именно на этом пути рождались новые религии или возникали брожения в старых. Вспомним здесь и о возникновении самого христианства, а позднее и мусульманства, вспомним и о социально-религиозных войнах, терзавших веками Европу, и о множестве эзотерических движений, теперь часто объединяемых под общим термином масонство; наконец, вспомним и о былой популярности Каббалы и об Алхимии, оказавшейся предтечей современной науки. Это был нескончаемый поиск путей трансценденции — личной и социальной.

Наша модель, несколько схематизируя, позволяет посмотреть с единых позиций на всё многообразие путей трансценденции.

(1) Овладение воображением, наверное, было первым актом трансценденции. Человек стал таким, какой он есть, с того момента, когда у него появилось воображение[150]. Воображение — это путь к творчеству, путь к раскрытию смыслов. Через воображение человеку открылось фундаментальное: видение пространства (рис. 1; 6), понимание числа, овладение логикой и языком. Процесс раскрытия фундаментального в какой-то степени, кажется, продолжается и в наши дни. Почти на наших глазах человек всё же понял что-то о природе случайного и понял что-то совсем труднопонимаемое о пространстве и времени. Сейчас мы, по-видимому, готовимся к тому, чтобы понять природу спонтанности. Ещё гностики удивительным образом осознали то, что смыслы — какие-то совсем глубокие смыслы — могут быть свёрнуты в тексты, а раскрытие их может трансцендировать человека. Вот какими словами начинается апокрифическое Евангелие от Фомы [Трофимова, 1979]:

Тот, кто обретёт истолкование этих слов, не вкусит смерти (с. 160).

Но здесь обнаруживается один из парадоксов наших дней. Наука, в дни её всемогущества, начинает выступать скорее всего как средство овладения миром [Nalimov, 1981], а не как средство раскрытия фундаментального. Самый большой упрёк нашей культуре в том, что её наука оказалась не в состоянии впитать в себя то запредельное, с которым соприкоснулась. В лице экзистенциализма философия даже восстала против науки.

Узкая специализация науки привела к тому, что она сама стала отчуждаться от философского осмысливания открывшегося. Учёный не хочет, а пожалуй, уже и не может знать того, что делается у соседа. Многие — особенно математики — боятся утерять строгость и чистоту своей дисциплины, не допуская широких мировоззренческих обобщений. На долю мирян (людей, непосредственно не посвящённых в науку) остаются только популяризаторские отходы от науки, которые уже невозможно творчески осмысливать (всякий, кто попытается это сделать, будет назван дилетантом). Не следует ли отсюда, что вместе с ростом научного осмысливания мира вместо ожидаемого обогащения начинает расти и отчуждение общества от творческого процесса.

Не всегда было так. Обратимся, скажем, к средним векам — они недалеко от нас. Серьёзная мысль там также, конечно, была элитарной. Но к восприятию осмысленного приглашались все. Найденное миропонимание находило своё отображение в удивительных храмах. Храмы — это не популяризация, а само мировоззрение, воплощённое в камне. В храмах читались проповеди. Читал их и Мейстер Экхарт. Он произносил проповеди не популяризируя, а так, как сам понимал их. В строительстве храмов участвовали многие — они все были активно вовлечены в творческое раскрытие смыслом.

(2) Творческая устремлённость, направленная на новое раскрытие смыслов, делает более гибкой и податливой смысловую структуру самой личности. Медитация оказывается приёмом, усиливающим открытость личности. Можно говорить и о спонтанном выходе в медитационное состояние. А. Маслоу[151] использует здесь такие термины как самоактуализация и пиковый опыт. Обрабатывая имевшиеся у него многочисленные свидетельства, он пишет [Maslow, 1968]:

На высших уровнях человеческой зрелости многие дихотомии, полярности и конфликты сплавляются, трансцендируются или разрешаются. Самоактуализированные люди являются одновременно эгоистическими и не эгоистическими, Дионисийскими и Аполлоническими, индивидуальными и социальными, рациональными и иррациональными, слившимися с другими и разъединёнными с ними и т. д. (с. 91).

Из нашей модели следует, что широта личности — её открытость смыслам, противостоящим друг другу, осуществляется через образование многомерной личности. Многогранность личности — это её многомерность. Именно в многомерности может осуществляться согласованная связанность двух (или нескольких) составляющих личности без стирания их индивидуальностей. Личность оказывается способной к трансценденции — выходу за пределы своих границ, без саморазрушения. Раскрытие личности в нарастающей её многомерности— это не разрушение исходного Эго, а его нескончаемая дополняемость. Облик личности высокой многомерности может оказаться столь же обаятельным, сколь и невыносимым для многих других по своей широте. Не рисует ли нам евангельское предание Христа такой — безбрежно многомерной личностью, ибо, иначе, откуда его способность к всепрощению? Как тогда могла бы прозвучать Нагорная проповедь? И не могло ли это вызвать раздражения, переходящего в агрессию?

Таким образом, та трансценденция, о которой выше говорил Маслоу. осуществляется, в нашей системе представлений, через образование семантически многомерной личности.

(3) В другой книге Маслоу пишет следующие примечательные слова [Maslow, 1981]:

На самом деле, в силу многих эмпирических соображений, теперь я могу сказать более уверенно, чем я это делал раньше, что базисные человеческие потребности могут быть, исполнены только с помощью других и через другие существа, г. е. через общество. Необходимость в общинности (принадлежности, контактности, групповости) является сама по себе основной потребностью (с XIII).

Потребность в общинности, по нашим представлениям, реализуется в создании гиперличности — через корреляционную связанность личностей, имеющих разную телесную воплощённость. Сама западная культура — начало счёта её времени — восходит к Христу, возвестившему, что общинность должна строиться на любви, простирающейся и на «врагов ваших». Сейчас — в постхристианскую эру — мы опять ищем пути для того, чтобы удовлетворить, говоря словами Маслоу, базовую потребность людей. Но здесь есть для нас предостережение. Мы знаем, как в недавнем прошлом мощная тоталитарная по сути общинность была создана во имя зла. Да, такое или похожее было не раз в истории человечества. Но было и не только так. Создание гиперличности оказывается оружием обоюдоострым.

В нашей книге [Nalimov, 1982] отдельная глава (гл. 16) посвящена проблеме реинкарнации. Сейчас этой проблеме мы можем дать ещё одну интерпретацию. Может быть, представление о реинкарнации — древнейшее и, кажется, в своё время почти всеобщее — исходит из той потребности в общинности, о которой писал Маслоу. Здесь перед нами стремление к общинности, преодолевающее границы времени. В плане психологическом мы ищем себе двойниковые пары в прошлом, стремясь образовать надвременную гиперличность. Мы расширяем свою личность, проникая в культуры прошлого, вживаемся в них, становимся гражданами вселенной — вневременной общинности. Ведь это, в конце концов, всё равно — ощущает ли кто-то, что он был когда-то уже кем-то в прошлом, или он, обращая время вспять, создаёт вневременную гиперличность сейчас. В устремлённости к трансценденции своей личности мы можем распорядиться временем и иначе, чем это положено нам в нашей парадигме. Отметим, что христианское понимание трансценденции (особенно в католичестве) заключено в переживании Христа, в сближении с Ним через обращённую к Нему любовь — в образовании общей с Ним Гиперличности.

Представление о трансценденции включает в себя не только обращение к смыслам, но и восстание против них. Сглаживание функции распределения p(µ) — превращение её в неусечённое прямоугольное распределение (об этом мы уже говорили выше — см. гл. II, § 6 Б). Это путь выхода в Нирвану. Здесь мы обращаемся к одному из основных понятий философии Буддизма и Джайнизма. Буквальный перевод термина с санскрита означает «угасание». Это путь угасания привязанностей. Иными словами, это полное освобождение от смысловой капсулизации. Выход в Ничто, в Немыслимое, в Непостижимое. Это — вечность, покой, освобождение от страдания, убежище. В нашей системе представлений — это выход в исходный, нераспакованный семантический континуум. Выход в запредельное состояние. Отметим, что здесь речь идёт не просто о философском учении, но и о религиозной практике, породившей свою собственную культурную традицию со многими её разветвлениями. И если медитация на низших своих стадиях раскрывает воображение, раскрепощает внутренний опыт, то на более высоких стадиях возникает ощущение безмолвия, безбрежности, Великого Молчания [Brown, Engler, 1980][152] на высшей стадии достигается выход из всех конфликтов и всякого страдания. Это полное освобождение от смысла Возвращение их в исходное — нераспакованное состояние. Это действительно высшая форма интеграции с вселенским началом — интеграция без каких-либо предпочтений. Здесь глубоко понимание того, что всякая система предпочтений преходяща, конфликтна, иллюзорна. Но здесь и отказ от признания творчества жизненным началом мира.

С этим, по существу буддийским, идеалом смыкается с устремлённость некоторых мыслителей трансперсональной психологии. Но опасность потери активного творческого начала в жизни не может не вызывать возражения. В этом отношении весьма примечательной является статья Шнайдера […1987). Её пафос — пафос автора, отождествляющего себя с кентавром, заключается в следующих словах:

Нам гораздо больше нужны человеческие герои, а не те кто объявляют себя способными к контакту с внешней каймой космоса (с. 207).

Примечательно то, что статья Шнайдера опубликована и Journal of Humanistic Psychology, близком к The Journal of Transpersonal Psychology.

(6) Излечение психически больного — это трансценденция остро страдающей личности. Это творческий процесс,

направленный на укрепление и обновление смыслов. Вот что по этому поводу пишет американский психиатр Франк [Frank 1987]:

…во всех культурах пациенты стремятся к психотерапевтическому лечению или его эквиваленту не только потому, что хотят избавиться от тревожащих симптомов, но и ради того, чтобы освободиться от их разрушающего действия на смыслы; и эффективность любой психотерапии, по крайней мере частично, зависит от её способности бороться с подобным состоянием сознания (с. 293).

(7) Да, со смыслами не всё просто.

С одной стороны, они делают нашу жизнь содержательной, открывают для нас возможность действовать в этом Мире, связывают нас с вселенским началом. Смыслы делают нас активными — то есть психически здоровыми.

С другой стороны, смыслы могут нас угнетать, подавлять, догматизировать. И чтобы этого не было, смыслы должны всё время обновляться в соответствии с меняющейся ситуацией.

Трансценденция личности в нашем понимании — это не преодоление смыслов, а борьба за обретение способности их непрестанного обновления, борьба человека за открытость к глубинам самого себя, а через себя — и космическому началу жизни, раскрепощение своего Метаэго.

Сейчас, в век угрожающего и непрестанно нарастающего господства техники, мы стоим перед двоякой угрозой — потерей социальной активности или, наоборот, — обретения нетерпимости и агрессии[153]. Пожалуй, мы сейчас скорее всего будем относиться с недоверием к герою, если таковой вдруг объявится.

И здесь мне хочется сказать, что нетерпимость — это всё же удел одномерной личности или личности очень малой размерности. По-видимому, можно думать, что в пределе многомерная личность, так же, как и буддийски ориентированная личность, сглаживающая свою привязанность к смыслам, придёт к одному и тому же состоянию сознания. Иными словами — несмотря на разные пути, циклы замкнутся в одной и той же точке. А что потом? Начнутся другие циклы существования на базе внутренней обогащённости? Кто и что об этом знает? Здесь мы опять соприкасаемся с запредельной реальностью.

* * *

Пути трансценденции неисповедимы. Мы бродим по ним. не осознавая чаще всего того, куда и зачем мы идём. И, как на всяком пути, здесь есть ловушки.

Что ищем мы — себя, свою личность, всё время ускользающую от нас в её динамичности? И не находим ли мы себя, потеряв самих себя? И, может быть, теперь нам становится понятным смысл сказанного:

Мф. 10.39. Сберёгший душу свою потеряет её; а потерявший душу свою ради Меня сбережёт её.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.